Мехти Гусейн - Апшерон

Слова Волкова больно отозвались в сердцах рабочих. Кто-то тяжело вздохнул, кто-то всхлипнул.

Сигналя, подкатила машина. Услышав знакомый гудок, Лалэ обернулась к человеку, который вышел из машины и быстрыми шагами приближался к толпе.

Это был Кудрат. Он взглянул в печальные глаза и бледное, как полотно, лицо жены, затем перевел взгляд на распростертое на земле тело юноши и все понял. Только после долгого молчания он тихо произнес:

- Значит, без жертв не обошлось... Как это случилось?

Ни Лалэ, ни рабочие не ответили ему. Здесь хорошо знали Кудрата. Уж кому-кому, а ему-то известно, при каких обстоятельствах погибают люди на буровой.

Кудрат всмотрелся в худощавое лицо погибшего, и ему показалось, что где-то он видел это лицо. Вдруг он вспомнил молодого героя нефти, портрет которого недавно был помещен на первых страницах бакинских газет.

- Это не Мехман, о котором писали в газетах? спросил он.

Рабочий, стоявший рядом, вздохнул:

- Он самый... Был гордостью всего нашего треста, товарищ Исмаил-заде,. И вот такая беда...

Он оборвал на полуслове. Слезы душили его.

- Надо бы отвезти его... - сказал Кудрат стоявшим в скорбном молчании рабочим.

Те, будто нехотя, нагнулись и, подняв труп, понесли к машине.

- Почему он погиб, а я остался? - проговорил Волков, вытирая слезы. Кудрат Салманович, почему это так случается, а?

Не отрывая глаз от рабочих, укладывавших Мехмана на машину, Кудрат ответил:

- Потому, Семен Владимирович, что это - наша молодежь. Такая смерть верный признак нашей силы!

Машина с телом Мехмана тронулась с места и вскоре скрылась из глаз.

Теперь плакала и Лалэ. Плечи ее судорожно вздрагивали, и слезы смачивали маленький платочек, который она поминутно подносила к глазам.

- Не плачь, - сурово сказал Кудрат. - Когда я разглядел синяки на его груди, я понял, что с таким же мужеством он пошел бы и под пули врага...

6

Пианино не звучало теперь в квартире Исмаил-заде, в комнатах не раздавался веселый смех Ширмаи. Вернувшись из школы, девочка не звонила родителям по телефону, чтобы поздороваться и рассказать о своих успехах.

Кое-как приготовив уроки, она подходила к бабушке, клала голову ей на колени и даже не просила рассказать новую сказку, а просто засыпала. Бабушка осторожно раздевала ее, сонную, и относила в постель. Скорбь, воцарившаяся в квартире Исмаил-заде, была видна и соседям. Лалэ, уходя утром на работу, при встрече уже не обменивалась со своими знакомыми приветливыми словами, а лишь молча кивала головой и проходила дальше. Задержка в пуске четвертой буровой оказалась не столь уже длительной. Лалэ угнетало не это, а больше всего гибель Мехмана. По природе своей она была не очень робкой и впечатлительной женщиной. Тем не менее она не могла забыть об этой трагической смерти.

А через несколько дней серьезная неудача постигла и Кудрата. В одной из морских буровых, на которую он также возлагал большие надежды, вместо ожидаемой нефти показалась вода. Вместе с главным инженером треста Кудрат выехал на буровую, провозился там до поздней ночи и только к четырем часам утра вернулся домой.

Лалэ спала и во сне тяжело и беспокойно бормотала какие-то непонятные слова.

Кудрат не стал будить жену. Собираясь лечь, он зажег лампу с темным абажуром, взял свежий номер журнала и положил его на столик у изголовья. Он все еще думал о тресте и о скважине, которая фонтанировала водой. До сих пор в его ушах звучали слова, которые ему пришлось услышать сегодня утром от начальника "Азнефти" по телефону: "До каких пор вы будете отставать?" В самом деле, со дня назначения в трест Кудрата Исмаил-заде прошло уже немало времени, но ощутительного перелома в выполнении плана ему еще не удалось добиться, и он ничего не мог возразить против справедливого упрека. Кудрат рассчитывал только на будущее, на то, что его усилия дадут в конце концов положительные результаты; а пока что надо было мужественно выслушивать упреки и отвечать только одно: "Дайте мне еще срок, и я добьюсь выполнения плана". Но, отвечая так, Кудрат взваливал на себя еще большую ответственность, и всякая неудача на производстве превращалась для него в настоящее бедствие.

Думая о своем, Кудрат невольно взглянул на Лалэ. Полукруг света падал на висок и щеку жены. "Когда же это появилось у нее?" - удивился Кудрат, заметив серебристые нити в ее темнокаштановых волосах. Он осторожно поднял абажур. Нет, глаза не обманывали его. Не только на висках, но и среди упавших на лоб волос Лалэ проглядывала редкая седина. "Да, горе не красит"... - подумал он и тяжело вздохнул.

Лалэ вдруг широко раскрыла глаза и, видя хмурое лицо мужа, спросила:

- Что ты такой мрачный, Кудрат? Опять что-нибудь случилось?

Кудрат улыбнулся. Однако хорошо изучившая за годы совместной жизни каждую черточку его лица Лалэ даже спросонья заметила, сколько горечи было в этой улыбке.

- Нет, дорогая, - ответил Кудрат, - больше ничего не случилось...

Лалэ не поверила.

- Зачем скрывать от меня?

Кудрат опустил глаза под ее пристальным взглядом и деланно-равнодушным тоном сказал:

- Право же, ничего не случилось. Просто, я очень устал. Весь день на ногах...

- Если устал, так спи... Брось журналы. Нельзя так изводить себя...

Лалэ заметно волновалась. Видимо, она предполагала, что муж что-то скрывает от нее, и Кудрат, обняв ее за шею, решил открыть правду:

- Ты не убивайся, Лалэ... Мы тоже на фронте... Без жертв не обойдешься.

- Я больше не думаю об этом... - тихо, как бы себе в утешение, прошептала Лалэ, не глядя на мужа.

Кудрат прижался лицом к ее щеке.

- Вижу, вижу, - сказал он и, положив правую руку под голову Лалэ, левой начал гладить ее поседевший висок. - Вот и это оттого, что много думаешь...

- Что это?

- Только сейчас я заметил у тебя седину.

- А зачем вздохнул?

- Из-за этого... До сего времени не замечал.

Печально вздохнула и Лалэ.

- Наверно, старею, - с грустью заметила она.

На лице Кудрата заиграла его обычная жизнерадостная улыбка.

- Нет, дорогая. Ты для меня все та же. Будто только вчера вошла в мой дом невестой.

Долгим и вопросительным взглядом Лалэ посмотрела на мужа.

- Утешаешь?

- Нет, клянусь тебе, нет. Говорю правду. Ну, сколько мы с тобой прожили на свете? Сорок лет - это же сущие пустяки!

Лалэ промолчала. Она знала, насколько сильна жажда жизни у Кудрата, знала, что он даже в трудностях и беспокойстве находит удовлетворение.

В наступившей тишине стенные часы в столовой пробили половину пятого.

- В самом деле, я слишком много думаю об этом, - призналась Лалэ.

- Ну, зачем же? Или предстоит суд?

- Суд меня не беспокоит. Расследование закончилось. Пытались обвинять Волкова. Но в чем его вина? Кому не известно, что он любил Мехмана, как родного сына? И ведь не он послал парня на опасное дело, Мехман сам кинулся. Волков крикнул ему, приказал отойти, но, видимо, уж так воспитана наша молодежь. Пошел на верную смерть, чтобы спасти буровую. Так зачем же теперь тревожить его память?