Мехти Гусейн - Апшерон

Дмитрий Семенович стоял рядом с Верой, опираясь локтями о перила. Он выпрямился, откинул обеими руками золотистые волосы и спросил:

- Что же сказал Анатолий Васильевич?

- Обращаясь к молодежи, он полушутя-полусерьезно посоветовал: "Торопитесь вступить в брак". Все рассмеялись. Хотелось бы мне знать, когда вы последуете его совету?

- Я готов хоть сегодня, соседка, - ответил Дмитрий Семенович, глядя на Веру, у которой сразу порозовели щеки. - Но это зависит не только от меня. Вероятно, Анатолий Васильевич, советуя торопиться с женитьбой, имел в виду юношей и девушек, только что достигших совершеннолетия. Ну, а мы уже люди солидного возраста. Мне стукнуло двадцать пять, а Верочке перевалило за двадцать два.

- Я понимаю Анатолия Васильевича, - серьезно сказала Лалэ. - Семейная жизнь имеет свои преимущества.

- Какие, например? - спросила Верочка, едва сдерживая улыбку и глядя Лалэ прямо в глаза. - А вы помните слова молодого Болконского, сказанные им Пьеру Безухову: "Никогда, никогда не женись, мой друг..."

Лалэ принялась уже серьезно доказывать преимущества семейной жизни, но агитация ее не имела успеха. Дмитрий Семенович и Вера поженились только через два года, когда Лалэ была уже управляющим трестом.

На свадьбе роль тамады выпала на долю Кудрата. Он же первый и поздравлял новобрачных. Обращаясь к Дмитрию Семеновичу, он сказал:

- Дорогой друг! Твоей свободной холостяцкой жизни пришел конец. Теперь каждый твой шаг будет контролироваться...

Громкий хохот прервал его речь.

- Вы думаете, - продолжал он, когда гости немного успокоились, - вы думаете, что я говорю это в шутку? Ошибаетесь. К сожалению, шутить не приходится.

Новый взрыв хохота заставил Кудрата на минуту умолкнуть.

Смех и громкие возгласы не давали ему говорить. Сам он, однако, не смеялся и терпеливо ждал, когда ему дадут, наконец, сказать главное.

- Семейная жизнь - это серьезный экзамен. Люди, которым удается успешно выдержать его, редко когда спотыкаются и в общественной жизни. Но для этого требуется одно условие: вы должны быть не только мужем и женой, но и истинными друзьями, готовыми поддержать друг друга в трудную минуту жизни. Я достаточно знаю и Дмитрия Семеновича и Веру Алексеевну. Решившись вступить в нашу семью нефтяников, Вера Алексеевна, разумеется, не ошиблась. Я верю, что нерушимые законы этой великой семьи придутся ей по вкусу и она внесет в нее свою долю радости. Выпьем же за наших новобрачных и пожелаем им счастья!

Кудрат поднял бокал, наполненный красным вином, и выпил его до дна.

- А если между вами возникнет конфликт, - добавил он, глядя на Минаева, - то знайте, что для разрешения его у вас имеется один единственный путь: идти на уступки. И вы уступайте всегда первым, мой друг. Правда, по советским законам - супруги наделены одинаковыми правами. Но не забудьте, что в семье эти законы постоянно нарушаются. Тут уж ничего не поделаешь. Женщина всегда берет верх. В семье диктует она.

- Мы постараемся вести себя так, чтобы советский закон не нарушался, ответил Минаев.

- Не выйдет, дружище!

Закончился свадебный пир, и попрежнему потекли трудовые будни. Минаев работал главным инженером в тресте Лалэ Исмаил-заде. Работа отнимала у него много времени и сил, но он, казалось, не чувствовал усталости. Вера Алексеевна днем занималась у себя в средней школе, где она преподавала литературу, но у нее хватало времени и на то, чтобы поддерживать семейный уют. И Дмитрий Семенович благодаря ее заботам мог много работать, а возвращаясь домой - не думать уже ни о чем, кроме отдыха. Между Лалэ Исмаил-заде и главным инженером треста установилось полное взаимопонимание. В работе они придерживались одних и тех же принципов: не скрывать правды, как бы тяжела она ни была; не обижаться на самокритику и критиковать беспристрастно, без всяких скидок на дружбу.

Оба они еще не имели большого опыта руководства. Но достаточно было года совместной работы, чтобы приобрести и опыт, и уменье преодолевать трудности. Трест Лалэ Исмаил-заде из квартала в квартал перевыполнял заданные планы. Работа треста ставилась в пример другим. И Лалэ Исмаил-заде и Дмитрий Минаев были первыми нефтяниками в Баку, награжденными орденом Ленина.

Ими сейчас руководило одно стремление: раньше всех ответить на призыв партии о поднятии добычи нефти.

В тресте Лалэ Исмаил-заде уже бурили несколько скважин сверх плана. Буровая, которую она сегодня собиралась посетить, была заложена недавно и относилась к числу сверхплановых.

Поднявшись на вершину холма, они остановились на минуту и огляделись вокруг. Невдалеке, в Нагорном парке, явственно выступал силуэт величественного памятника Кирову. Из парка доносились звуки духового оркестра, внизу бесчисленные огни Баку, окаймлявшие широким полукругом темный залив, напоминали звезды, рассыпанные щедрой рукой по земле.

С места, где они стояли, весь город был виден, как на ладони. И только отсюда, глядя на широкую панораму города, можно было ощутить все величие Баку. Было безветренно, и над городом колыхался легкий туман. Громоздившиеся вдали и окутанные молочно-синеватой пеленой здания напоминали бесчисленные суда, покоившиеся на зыбких просторах уснувшего моря.

Лучше всего был виден отсюда Баилов. Вот, сверкая в лучах фонарей ровной поверхностью асфальта, тянутся параллельные улицы. По ним снуют взад и вперед кажущиеся игрушечными вагоны трамвая и юркие машины. А там, вдали, где будто сливаются улицы, высится далеко уходящий в море Баиловский мыс; вокруг него мигают разноцветные огни бакенов.

Полная луна, поднявшись над горизонтом, будто льет свой молочный свет в одну точку и освещает маленький кружочек на море, справа от мыса. В самом центре этого кружочка высится одинокая вышка. Это - разведочная буровая мастера Рамазана. Сейчас трудно сказать, работают ли там люди. Отсюда она кажется такой же маленькой, как изящная модель вышки, какую делегации нефтяников в торжественных случаях ставят на стол президиума.

- Видите буровую старика? - спросила Лалэ, указывая рукой в сторону моря.

Глаза Минаева остановились на одинокой вышке, купавшейся в серебре лунных лучей.

- Вижу, - ответил он и вздохнул. - Это уже не разведка, не нефть, а нечто поэтическое. Почему это поэты, приезжающие к нам в гости, видят один мазут и пески? Смотрите, какая ночь, какая чарующая картина! Я даже не представляю себе, как мог бы я оторваться от Баку и переехать в другой город?

- А что, у вас есть такое намерение? - спросила Лалэ, взглянув через плечо на Минаева.

- Нет, что вы! Я это так, к слову. Здесь я родился, здесь и умру. Знаете, Лалэ-ханум, когда я был в командировке в Тбилиси, я там буквально истосковался по Баку. Что Тбилиси красив, в этом не может быть сомнения. Но я не променяю его на Баку.