Мехти Гусейн - Утро

- Я виноват, бек. Наверно, по неосторожности выдал себя. Не могу понять, где и когда он мог меня заметить.

- И ты сразу струсил, да? Потому ничего и не сообщаешь мне? - Рахимбек говорил тихо, но лучше уж он кричал бы. Глаза его были налиты кровью. Долго еще будешь морочить меня?

Тураб чувствовал себя между двух огней. "И не это еще я заслужил. Такому подлецу, как я, все поделом", - подумал он и ответил:

- Клянусь моей чистой совестью, бек, я ничего не скрывал. Сообщал все, что видел и слышал. Ведь я...

- А почему не сказал мне, а? - перебил его Рахимбек. - Почему не сказал, что этот безумец спутался с армянкой и опозорил весь наш род?

У Тураба потемнело в глазах. Чтобы не упасть, он ухватился руками за край стола, покрытого зеленым сукном.

- Вот, значит, как ты служишь своему хозяину? - грозно произнес Рахимбек. - Вот, значит, как ты выполняешь поручения?

- А откуда мне знать про это, бек? Я... я не знал...

Рахимбек вырвал из его рук чек и расписался.

- Если бы не моя доброта... я бы тебя... Но я тебя жалею - ты мусульманин. Но запомни! Один раз прощу, а в другой раз...

Тураб вышел нетвердыми, как у пьяного, шагами. Он ломал себе голову кто же это мог сообщить про вчерашнюю встречу беку? Ведь не могло быть известно Турабу, что Рашид доверился матери и рассказал ей о своем увлечении армянкой. А мать сейчас же все передала отцу. Мать сообщила сыну и о том, что отец поручил Турабу следить за Рашидом.

Рахимбек позвал сына к себе.

- У меня и так хватает забот и горя, Рашид, - начал он, - а ты к тому еще хочешь осрамить меня...

Рашид сделал вид, что ничего не понимает. Недоуменно подняв брови, он спросил:

- Я? Хочу осрамить тебя? Что это значит, отец?

Рахимбек сдерживал себя и старался казаться добрым и мягкосердечным.

- Так или иначе, мой сын, но мы ведь узнали все... От нас ничто не скроется. Ничто...

- О чем это? О чем вы узнали?

Никогда еще отец не видел сына таким замкнутым и серьезным. Казалось, он и разговаривать не хочет. Рахимбеку было ясно, что скажи он по неосторожности хоть одно обидное слово, Рашид не только ответит дерзостью, но и, стукнув дверью, запрется у себя в комнате на целую неделю.

Глава восьмая

- Присядь, сынок. Ты сам хорошо знаешь, что одной ногой я уже стою в могиле. Это значит, что хозяином всего того, что я имею, будешь ты. Только ты. Так знай же - не легко все это далось мне в руки. Очень не легко. Я экономил на всем, прикладывал копейку к копейке с одной лишь целью - чтобы ты жил безбедно и счастливо. Ты - мой единственный сын, одна моя отрада и утешение. Понимаешь ли ты это? Хочешь ли ты это понять?

Рахимбек расчувствовался. Уловив дрожь в его голосе, Рашид смягчился:

- Ладно, допустим, я все это понимаю. Что же дальше?;

- Единственно, чего я желаю, чтобы мы не осрамились перед людьми... Ну, а что говорит твой двоюродный брат? Впрочем, что он может сказать? Мы ему чужие люди. Он думает и заботится только о рабочих. Наверно, ему и некогда поговорить с тобой. Не так ли?

- Ты о ком говоришь, отец? О Мешади?

- А разве у тебя есть другой двоюродный брат? Конечно, я говорю о нем. Это он заварил такую кашу на заводе, что и подумать страшно. Если уступить рабочим, то придется распродать все, чтобы расплатиться с ними. От силы протянем месяца три, не больше.

- Неужели?

- Эх, сынок! Шутка ли? Расходы-то какие...

- Лучше уступи, отец, нимало не смущаясь и продолжая дымить папиросой, посоветовал Рашид. - Так или иначе, раскошелиться придется.

- А курсы, а восемь часов? Все это тоже надо принять? Ведь это ведет к нашему разорению и гибели!

- Иди на все, отец. Иди на все, что бы ни предлагал Мешади. Пойми, что не сегодня-завтра уступить все равно придется. Тебе ли устоять против натиска рабочих, когда не устояли такие зубры, как Нобель, Манташев и другие? А Тагиев, рабочие которого бастовали в прошлом году? Ведь Тагиев вилял-вилял и так и сяк, а пойти на попятный ему все-таки пришлось!

До этой поры Рахимбек не слышал от сына подобных речей. "Ему ли разбираться в этих делах? Не иначе, как эти слова вложил ему в уста Мешадибек". Рахимбека привела в ужас та спокойная уверенность, с которой говорил Рашид. Неужели времена так изменились, что ему не удастся уговорить рабочих, и они не войдут в ворота завода, пока не будут удовлетворены их требования?

Чтобы не расстроиться вконец, Рахимбек переменил тему разговора.

- Так-так, сынок... - задумчиво постучал он пальцами по крышке стола. Ну, а когда твой двоюродный брат пойдет сватать тебе девушку?

Веки Рашида дрогнули. Резким движением он поднял голову и с укором посмотрел на отца.

Рахимбек сейчас же изменил тон. - Ладно, ладно, не сердись. Я ведь не сказал еще ничего такого...

Он ждал, когда об этой армянке заговорит сам Рашид. Но Рашид сказал:

- Если ты, отец, позвал меня только за этим, то лучше уж не задерживай. Меня приятели ждут...

Рахимбек даже поморщился от отвращения. Ох, он хорошо знал, каких, приятелей имел в виду Рашид! Но заговорил он умоляюще:

- Рашид, сыночек мой, день и ночь твоя мать проливает слезы. Пожалей хоть ее. Что ни час - новое горе. А эти приятели только развращают тебя. Ты куролесишь с ними по ресторанам, пропадаешь до зари в казино, пьешь вино, а счета присылают мне. Этак недолго прокутить и последнее, что у нас есть.

Во время разговора с отцом Рашид старался казаться внешне спокойным. Но это спокойствие давалось ему не легко. Он хорошо знал отца и отлично понимал все намеки, вопросы и замечания отца о Мешадибеке и его посредничестве между ним и Сусанной.

В это время с улицы донеслось:

- Рашид, выходи. Ну сколько же нам ждать тебя?

Этого Рахимбек не мог стерпеть. Он зашипел от ярости и шагнул к окну. Однако сын загородил ему дорогу и не дал старику разразиться бранью.

- Отец, если ты скажешь моим друзьям хоть одно обидное слово, тогда пеняй на себя!

Рахимбек всплеснул руками.

- Умоляю тебя, сынок, пожалей меня! Пожалей своею старого отца. Оставь ты, ради аллаха, компанию этих бездельников!

Пропасть, разделявшая отца и сына, была слишком глубокой. Трудно было предположить, что когда-либо воцарится мир в этой семье.

- Рашид, мы уходим! Будем там же, где вчера. Приходи, ждем! - донесся тот же голос с улицы.

- Так... - сквозь зубы наконец прошипел старик.- А что это за армянка? Что это за неверная мерзкая тварь, которая околдовала тебя?

- Отец! - Рашид так заорал, что вбежала мать, подслушивавшая разговор из соседней комнаты.

- Опомнись, сынок! - закричала она дрожащим голосом. - Опомнись, прошу тебя. Не срами нас на весь город! Открыты окна...

- Он не смеет называть тварью порядочную девушку, проговорил сын, показывая на отца. - Не смеет! Но отец перебил его:

- Не ты ли будешь меня учить, как говорить со своим сыном? После подобной дерзости мне остается только сбрить усы и надеть на голову женский платок. - Рахимбек дернул себя за отвисшие концы усов. - Кто я тебе, отец или дворняжка, которая тявкает у твоих ног?