Мехти Гусейн - Утро

Важно было теперь не сбиться при дальнейших допросах и повторять одно и то же. Тогда даже самый пристрастный суд не сумел бы приписать ему какое бы то ни было преступление.

Однажды, поздно вечером, когда Зулейха-ханум, уложив малютку, убаюкивала его в спальне, Мешади показался в дверях и, чтобы не разбудить ребенка, знаком подозвал к себе жену.

Зулейха-ханум, едва взглянув на озабоченное лицо мужа, освещенное падающей из кабинета полоской света, оборвала песню, встала и, задержавшись на мгновение у колыбельки сына, взглянула, уснул ли он. Малютка дышал ровно.

Зулейха-ханум бесшумно прошла вслед за мужем в его кабинет. То, что она увидела, потрясло ее своей неожиданностью: у двери, вытянувшись, стоял рыжий жандарм огромного роста, с закрученными кверху пышными усами.

- Вот что, дорогая, тревожиться пока нечего, - сказал Мешади, положив руки на плечи жены. - За мной прислали из жандармского управления. Я сейчас же вернусь, но в случае, если задержат, знай, что я ни в чем не повинен. Они будут вынуждены вскоре освободить меня. Поняла?

Тут только он заметил крупные слезы, повисшие на ресницах у жены. Мешади осуждающе покачал головой.

- Нет, Зулейха, так не годится. Слезы? По такому пустячному поводу? Хоть он и не сомневался в том, что жандарм не понимает по-азербайджански, но тем не менее понизил голос и заговорил почти шопотом: - Меня, вероятно, не раз еще будут таскать в подобные места. С первого же раза докажи, что ты во много раз смелее мужа. Ну, милая, вытри глаза! - Мешади вытащил из кармана платок, смахнул слезу с ее нежных щек и мягко улыбнулся. - Вот так, моя дорогая...

На губах у Зулейхи задрожало нечто вроде улыбки и тотчас же исчезло. Она еще не пришла в себя, но, не желая волновать мужа, попыталась взять себя в руки.

- Мешади, - сказала она, - может быть, это ловушка? А не хотят ли они арестовать тебя и посадить в тюрьму?

- И этого не надо бояться, - улыбнулся Азизбеков. Круто повернувшись к жандарму, сказал: - Я готов, сударь!

Они вышли. Зулейха-ханум растерянно стояла посреди кабинета. Она и верила тому, что муж скоро вернется, и не верила. Как только затихли за дверью его шаги, в комнате воцарилась такая странная, страшная тишина" что у молодой женщины сжалось сердце.

Она прошла во вторую комнату, заглянула на кухню, потом посмотрела во двор. Нет, свекровь еще не вернулась от соседей.

Будет полбеды, если ей удастся скрыть от свекрови, куда увели Мешади. Но тетушка Селимназ сразу заметит отсутствие сына. Она, как только взглянет на грустную невестку, сразу же спросит, почему у той красные глаза. И этого будет достаточно, чтобы она узнала все. Зулейха-ханум не удержится и при первом же вопросе свекрови зальется слезами.

Она знала о своей слабости. Даже сейчас, подчиняясь желанию мужа, она пыталась взять себя в руки, но эта ей не удавалось. Она тревожилась по-прежнему, ища, перед кем излить свое горе.

Небольшая квартира, которую она чистила и убирала с такой любовью с утра и до позднего вечера, вдруг стала чужой и неуютной.

Остро, как никогда, поняв, что все счастливые дни все ее радости и горести, мечты и надежды связаны с Мешади, она ощутила такую пустоту в душе, что все окружающее стало для нее безразличным.

Раздираемая страхом и сомнениями, Зулейха некоторое время стояла в задумчивости. Затем, вспомнив уверенные слова мужа: "Я сейчас же вернусь", она подняла голову и взглянула через окно на улицу. На противоположном тротуаре стоял в непринужденной позе мужчина, освещенный уличным фонарем, и пристально смотрел на нее.

"Какой наглец! Так и впился в наши окна! - И Зулейха гневно опустила шторы. - Только бы вернулся мой муж живым и здоровым, - подумала она, - буду молить Мешади быть осторожным. Времена жестокие. Не от кого ждать добра. Ты с таким трудом учился, получил образование. У тебя малыш и... Мы не так давно поженились... Ведь и мать твоя и я, обе мы глаза, проглядели, пока дождались тебя из Петербурга. Мало ли у тебя врагов, Мешади? Ты даже с дядей поссорился и восстановил его против себя..."

У калитки раздались шаги. По стуку деревянных каблуков Зулейха узнала свекровь. Что ей сказать, если спросит о Мешади? "Лучше всего скажу правду", - решила она.

Тетя Селимназ вошла в комнату. Черная шелковая чадра спустилась на ее плечи. Не глядя на невестку, она начала жаловаться:

- Не знаю, откуда берутся у людей каменные сердца? Будто рассчитывают, существовать вечно пока стоит мир. Не думают о том, что ждет их на том свете. Была у Рахимбека. Говорю ему: "Послушай, старый, на том свете ведь встретитесь лицом к лицу с Аллахом. Что заставляет тебя поносить моего сына перед друзьями и врагами? Как ты мог допустить, чтобы арестовали человека, обвиняя его в знакомстве с Мешади? Почему ты, зная что Байрам ни в чем не повинен, не добьешься его освобождения?" И что же он мне отвечает? "Твой сын свернул с праведного пути Аллаха. Ни брат, ни дядя ему нипочем. Он примкнул к этим гяурам и сеет смуту!"

Тетя Селимназ сняла чадру и, аккуратно складывая ее посмотрела на Зулейху.

- А что ты такая нахмуренная, дочь моя? Почему ты плакала? - со страхом спросила она. И вдруг опасливо стала оглядываться по сторонам. - Где Мешади? Он ведь говорил. что сегодняшний вечер проведет дома...

Если бы невестка даже и хотела обмануть старуху, она не смогла бы. Взгляд тети Селимназ словно пронзал всe ее существо.

- Его увел полицейский, - сказала Зулейха-ханум, Она закрыла лицо руками и всхлипнула.

У старухи задрожали губы. Она хотела что-то спросить, но слова будто прилипли к гортани. Только после долгого усилия она смогла заговорить:

- Куда увел? Зачем?

- В полицию...

Старуха овладела собой и принялась утешать невестку:

- Игиду, как говорится в народе, надо быть там, где ожидается битва, дочь моя. Будем надеяться, что с нашим Мешади ничего не случится. Бог даст, вернется домой живой и невредимый. - Старуха вдруг изменила тон и укоризненно спросила: - Неужели ты и при Мешади плакала, дочь моя?

Зулейха-ханум призналась честно:

- Не смогла удержать слез, тетушка. А что, если его вдруг арестуют и посадят в тюрьму?...

- Нет, дочь моя, ты нехорошо поступила! Даже если его посадят, он и тогда не должен думать о том, что ты плачешь. Мужчина, увидевший мужество своей жены, никогда не склонится перед врагом. Когда жандармы уводили Азиза, твоего свекра, он мне сказал: "Селимназ, если ты жалеешь меня, ни одной слезинки не должно показаться на твоих глазах". А я говорю: "Послушай, муж мой, ведь сердце у меня не железное". Он отвечает: "Если ты, жена, не заплачешь перед врагом, то и я ни перед кем не склоню головы!" Так вот с тех пор никто не видел моих слез... Я плакала втихомолку...

От слов старухи Зулейха-ханум почувствовала какое-то облегчение. Словно тяжелый груз свалился с ее плеч. Она перестала плакать, насухо вытерла глаза и только спросила, скорее у самой себя, чем у свекрови: