Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

Мухаммед, не дав ему договорить, заметил: "Неужели, о мой дядя, кого люблю и не перестану любить впредь, какое б решение ты ни принял, думаешь, что я упрямлюсь? Это не моя прихоть, а воля Божья!"

"Да, - вздохнул Абу-Талиб, - тяжкий груз лёг мне на плечи, нет сил ни сбросить, ни тащить, только ты можешь облегчить мне остаток жизни!"

Мухаммед понял, о чём тот просит, и с сожалением подумал, что дядя больше не сможет быть ему опорой.

"Но если бы мне в правую руку вложили Солнце, а в левую Луну, чтобы правил миром, я и тогда б не смог отказаться от своего призвания".

Мухаммед, отчаявшись убедить дядю, прослезился, встал, чтобы уйти. Абу-Талиб остановил его: "Подойди ко мне, о приёмный отец моего непутёвого (??! - чьи-то знаки) сына!" Мухаммед подошёл, и тогда Абу-Талиб промолвил: "Раз ты убеждён, иди и говори что хочешь, - от себя ли? от своего ли Аллаха? - и клянусь богами Каабы, я никогда и ни за что не выдам тебя, не отступлюсь от тебя".

Не вскоре ли после неудавшегося торга сородичей совершил Мухаммед исра - ночное путешествие? Перенёсся из Мекки, где храм Неприкосновенный, Кааба, в Эль-Кудс, где храм Отдалённейший, или на Храмовую гору, коим славен город городов Йерушалайм? Отсюда, сказывают, самый близкий путь к Богу.

А после исра Мухаммед перенёсся, или совершил мирадж, вознесение: взобрался по невидимой лестнице (мирадж означает лестница) на небеса, дабы... Но это ещё не скоро! И, пройдя семь небесных кругов, лицезреет ли он Создателя? Мы благословили, дабы показать из Наших знамений ему, избранному Нами.

46. Убить - что есть проще?

Первая фраза свитка была обведена синими чернилами и заявлена как заголовок. "Да, не проще ли, - повторено почерком насталик, который насаждался в мире ислама в веке восьмом хиджры* и назван "прекрасной невестой" всех форм письма, пригоден более для сочинений пиитических, нежели... Увы, почерком этим ныне выводились чудовищные слова: чем убеждать и просить отпрыска Абдул-Мутталиба, дабы выторговать благоразумие, чтобы перестал оскорблять наших богов и предков, проще убить его, безумца, говорящего от имени неба". Тут же в тексте, но линии более тонкие безымянный автор воспользовался новым каламом, - запечатлено: "Прости, о Боже, что вынужден повторять нечестивцев: так они называли Твоего посланника, - да не померкнет его имя в веках!" Рука писца, напуганного, что выводит непотребное, дрожала, буквы были, хоть почерк насталик изящен, вкривь и вкось, как искривлённое лицо невесты, обманутой вероломным женихом: "А говорит он, имея в виду нас, что якобы кто отвергает единого Бога, находя ему замену в идолах, тот подобен пауку - устроил себе из паутины убежище, слабейшее из домов".

______________

* Кстати, приблизительно тогда жил и творил Ибн Гасан.

Но у них ли одних множество богов? Не веруют разве обитатели Великих рек в четырёх богов, объемлющих время, пространство, душу и разум: Солнце, что проливает свет, чьи струящиеся лучи заполняют око человечье и всей иной твари; Небо, что дает воздух, наделяя нас жизнью; Землю, что щедра на плоды, которыми живёшь; и Воду - начало начал? Глядя на нас, Мухаммед вдруг в притворстве безграничном бледнеет, закатывает глаза, вслушиваясь якобы в голос Бога и жалуясь Ему на наше упрямство, что не следуем его призывам, будто повторяет за Ним, выдавая только что сочинённое за ниспосылаемое откровение. И молитвенная поза унижения в поклоне Богу, Мухаммедом от христиан, кажется, заимствованная. - Расскажи, расскажи об аде! - пристали к Мухаммеду однажды.

- Может, прежде о рае рассказать? Про быстрое, как полёт пущенной стрелы, течение реки прохладной, что течёт в раю, - Ковсер? Вкус белых вод её слаще сахара, а запах приятнее мускуса?!

- Нет, хотим об аде слышать!

- Что ж, расскажу я вам о нём! Над бездной ада перекинут мост Сират, он тоньше паутины и острее лезвия меча, через него душа умершего проходит. Если грешен - низвергается в бездну стремительно, а если праведен - спасётся в миг единый.

Молча внимали: а ну, чем ещё нас удивишь?

- Упадёт падающее, унижены будут неверные, возвысятся праведные! Небо расколется! - А помним, говорил: Небо будет как медь расплавленная?

- Земля сотрясением сотрясётся! Горы сокрушением сокрушатся, став прахом! - А говорил: Горы будут как шерсть?

- Знаете, какое наилегчайшее в аду наказание?

- Расскажешь - знать будем!

- Под ступни два уголька, что тлеют, не истлевая, положены будут, из-за чего мозги в голове закипят, покажется, что более сильных мук, чем те, которые испытываешь, нет, а наказание это наилегчайшее! - Ещё!.. Ещё!.. - раздаются голоса нечестивцев. - Знаете ли Ему соименного? И снова говорит любопытствующий:

- Разве, когда я умру, я буду изведён живым?

И вторит ему другой избалованный, но и упорствующий в грехе неверия:

- Разве, когда стану прахом, буду воскрешён?

И третий молвит, невнятна речь его. Но сказать бы в ответ: Не Им ли он сотворён в трехкратной тьме, быв прежде ничем, из сгустка, из несущественности? Видели ли вы то, что извергается семенем? Капля крохотная, что изольётся из хребта и грудных костей в место израстания!.. Вы ли творите, или творец - Он? Во власти Его заменить вас на земле подобными и воссоздать вас в неведомом вам виде. И потому восхвалите Его, да будет Он превознесён и прославлен! - Но поклянись ещё: мы клятв твоих сегодня не слыхали! Ах, как вчера ласкали слух наш восхищения твои: месяцем ты восхищался, уходящей ночью, выглядывающим восходом, что в молвленном тобой - громада яви в увещевание живущим, и что-то о дороге - напомнишь, может? - выспрашивает слушатель. - О тех, шагающих путём прямым, и тех, кто топчется, отстав. И что душа, и всякая, заложница того, что заслужила. Ах-ах! - Помимо тех, - спешит помочь им Мухаммед, - правосторонних! Но хохот:

- Слева мы! - кричат. И справа тоже хохот:

- Нас ли разумеешь, правосторонних?! Очнись, Мухаммед!

- ...Сберите всех божков и бросьте их в огонь!

- Но прежде них тебя мы самого в огне сожжём!

Да уж пытались живьём сжечь Ибрагима - и что же? Нет, слушать бредни невмоготу, а тут ещё кто-то, съев финик, бросил косточку на землю, и Мухаммед укорил его: Не кидай косточку финика куда попало! Может попасть в невидимое живое существо и убить его!

Поистине одержимый в Мекке объявился! Столькие тайно гибнут в стычках, отравленные и заколотые, а тут не справиться с одним?!

47. Розовошёрстные верблюды

Но кто без боязни родовой мести возьмётся убить Мухаммеда?

- Я, Омар, возьмусь закрыть его уста!

- Ты? Друг Хамзы, дяди Мухаммеда?! Неистовый, как и сам Хамза, многобожец. Мало ли врагов пало в сражениях от стрел моих, оперённых ястребиными перьями? Любит открыто обнажаться, натереть тело маслом - оно блестит - и всякими телесными упражнениями силу показывать, игру мускулов. Накануне Хамза, вернувшись с охоты, узнал, что Омар, как палач облачившись в красное, вышел на многолюдный базар и прилюдно ругал Мухаммеда, что лжец он и плохо кончит, назвал его, довольный находкой, канатным плясуном: мол, покажи, на что способен! Потом, когда со слугой, Али и приемным сыном Зейдом Мухаммед шел молиться на гору Сафа, измывался над ним, сопровождал шествие глумливыми выкриками, корчил немыслимые рожи: Ты предал Каабу! Убирайся из Мекки! Мухаммед велел спутникам не обращать внимания на Омара: мол, на что иное может быть способен племянник Абу-Джахла? Разъярённый Хамза, заступаясь за честь молочного брата, нашёл на площади Омара и ударил его, влепив при всех пощёчину: - Был один Абу-Джахл - твой дядя Амр, теперь второй объявился!