Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

О ты, Мухаммед! Как взбрело такое в голову, и она не раскололась?! Как ноги твои не переломились, когда шёл в Каабу?! Приблизить к Богу идолов! Молиться, глядя на Хубала! Чествовать богинь! Чуть ли не Аллаха дочери! Но тогда Хубал - брат Аллаха! Тогда богиням муж - идол Хубал! Но я... - Мухаммед задыхался. И тут же, будто самому себе: Молчи! Это только имена, которыми в слепоте своей назвали вы и родители ваши. Бог не посылал с ними никакого знамения. Не следуй за тем, о чём у тебя нет знания: о том и слух, и зрение, и сердце спрошены будут. Не вздумай, довольный мимолётным, ходить по земле горделиво: ведь не просверлишь землю! Ведь гор высотой не достигнешь! Вернись и, не переступая порога Каабы, скажи: Это - то, что внушил тебе Бог из мудрости Своей! И не сотворяй вместе с Ним другого божества, а то будешь порицаем, презренным ввергнешься в геенну! Поистине, сатана для человека - явный враг, постигло тебя от сатаны наваждение - ищи убежище у Него, Всеслышащего, Всевидящего! И Мухаммед пошёл к Каабе. Встал пред храмом. Крик его ударился о стены храма: "О ты, пристанище сатаны!"

...Сговор вождей курайшей против изменников, свои против своих. Тех горстка единомышленников, эти - весь народ мекканский: грамоту на коже составили, подписав, поместили для хранения рядом с Хубалом, поклялись не вступать с ними в браки, не торговать, не дозволять по городу передвигаться. Много ворот ведут в Каабу, но если паломники идут мимо дома Мухаммеда оскорбят их, мол, осквернили стопы. Вот и стоит в осаде квартал мутталибов, названный в честь деда Мухаммеда, где дом Хадиджи, и тайком посылается к ним еда. Абу-Бакр ухитрился однажды привезти ночью к Хадидже вьюк зерна. Нет, не восхитимся этим городом! Новая весть в Мекке: явление было Мухаммеду, договор о бойкоте волею Бога уничтожен! Точно: кожа с подписями съедена термитами! Если б не Омар и Хамза - побаивались их, да и Абу-Талиб держит ключи от Каабы, не считаться с ним не могут, - несдобровать Мухаммеду.

...Их было одиннадцать - сторонников Мухаммеда, которые решили покинуть Мекку, среди них две разведённые дочери Мухаммеда - Ругийа и Умм-Кюльсум: их мужья - сыновья Абу-Лахаба, Атаба и Атиба, доводящиеся им двоюродными дядьями, - выгнали их из дому, мол, ваш отец лишился рассудка и они не желают порчи собственному потомству.

Куда бежать, подсказала рабыня-абиссинка Умм-Айман, уже состарившаяся, оставленная в память об Амине-хатун: бежать на её родину, слыхала она, будто новый абиссинский негус, исповедующий христианство, не допускает, в отличие от своего предшественника, никакой вражды между верами. Мнилось, пока опыт не опроверг, что мекканцы веротерпимы. Разве таковыми не были они в общении с христианами, иудеями, проживающими здесь сабиями и ханифами? Двери Каабы для всех всегда открыты! Отчего новую веру не приняли? Хотя бы не враждовали с ним! Но Мухаммед дерзко заявил, что не переступит через порог осквернённой святыни, не войдёт, пока не очистят её от идолов.

...Ругийу спас от позорного изгнания из дома мужа Осман: накануне отъезда он женился на ней; и вера Мухаммеда настолько его увлекла, что ни на шаг не отступал от учителя и первым среди поверивших в ислам стал обращаться к Мухаммеду: Пророк. Среди одиннадцати - и Умм-Кюльсум с рабыней Умм-Айман, и самого Мухаммеда воспитавшей, и его детей; сын Абу-Талиба, Джафар, ему уже двадцать шесть, он возглавил переселенцев; а также молодые муж и жена, Шукран и юная Севда с успокаивающим именем Приносящая пользу, родственница Османа, мягкая, отзывчивая. "Покиньте Мекку, когда загорится на небе... - задумался Мухаммед, а потом, не поясняя, произнёс: - Звезда пронизывающая". И, провожая, скажет: - Эй, идущие ночью, помните: над всякой душой есть хранитель!

51. Краски полумесяца

Противники, узнав о беглецах, направили к негусу в Абассию своих людей Омара ибн Валида и Амр-Аса. Негус, выслушав странную, как ему показалось, просьбу послов мекканских старейшин изгнать из его благословенной Хабешии неких мухаммедианцев, пригласил явиться к нему главу переселенцев Джафара, чей титул был Тайяр, или Летящий - так ему перевели. Ступив на мраморные плиты дворца, Джафар Тайяр в нарушение - от растерянности - ритуала не преклонил пред абиссинским царём колен, а приветствовал его лишь долгим кивком головы, уставившись на узоры огромного ковра - такой он видел впервые, - устилавшего пространство перед троном правителя. Знать зароптала, но негусу независимость гостя понравилась. - Летящий, что сие значит? - спросил. - За полёты во сне я так прозван. - Но летают дети, когда растут! - И вчера я летал по вашему небу, - показал рукой на высокие окна дворца, сооружённого будто из живого камня, отражающего, но не вбирающего лучи солнца, - и были мне крыльями мои руки. - Может, ещё каким умением отличен? - Я как все, а что летящий - себе в беспокойство: легко возгордиться. Негус, удовлетворённый ответом, изобразил на лице подобие улыбки, и вельможи тут же согласно кивнули.

- Ваши земляки, - негус показал на Омара и Амр-Аса, - явились с требованием обязать вас подчиниться им. - Могу ли я, сын Абу-Талиба, владеющего ключами от мекканского храма Кааба, - а известно: у кого ключи, тот и правитель, - подчиниться рядовым курайшам? - Верно это? - спросил негус. - И да, и нет, но... - Амр-Ас думал продолжить, но негус прервал: - Поговорите друг с другом, и я выслушаю доводы обеих сторон, благо курайшитское наречие мне частично ведомо, ибо в дальнем мы родстве, а что не пойму - переводчик мой разъяснит. - Я бы хотел, - это Джафар, - если позволите, - негус в знак согласия кивнул, - спросить у сородичей: есть ли среди нас, покинувших Мекку, обратился к Амр-Асу, - ваши беглые рабы? - Нет, - мгновенно ответил Амр-Ас. - Может, кто из нас ваш должник и решил скрыться? - Чего нет, того нет. - Или пролил кровь ваших близких, и вы жаждете мщения?

- Тоже нет.

- По какой же причине, если совесть наша чиста, нашей покорности желаете? - Кажется, это был вопрос, с которого стоило бы начать разговор.

- Вы вероотступники, проклятые Каабой! - прогремел Амр-Ас. Слова ударились о каменные стены, отозвавшись эхом. Мраморные колонны, как показалось Осману, будто вытянулись в изумлении. Ну нет, не толкнуть их на ссору здесь, во дворце негуса, где приём изысканно гостеприимен. - Но каждый, - не сдержался Осман, - исповедует веру по внутреннему влечению! Негус прервал их спор, разглядев в точечке огня пожар:

- Вас, - спросил у Джафара, - обвиняют в отступлении от веры курайшей? - И в приобщении к новой вере! - Но отличной от моисейства и месихизма, так? А какая новая вера может быть сегодня открыта, когда их столько на земле и можно выбрать любую, в том числе и Христову! - Мы чтим абиссинцев, из коих пророк Муса, как это нам известно, выбрал себе любимую жену. - Муса - это кто же, иудейский Моисей? - Мы не делим пророков, - ответил Джафар, - на иудейских или ещё каких, ибо для нас и первочеловек Адам - пророк. - Но он согрешил!