Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

И когда Адам был сотворён, земля обратилсь к нему: "Ты пришёл ко мне, когда я уже утратила свежесть и молодость, и с тобою я воспряла!" Адам берёт Мухаммеда за руку и водит по райскому саду. И Хавва издали за ними наблюдает. В лике её, стремительно меняющемся, Мухаммед замечает: мать! Хадиджа! Увидеть их! Но здесь ли все они? Где, как не здесь, им быть - в раю?! Но никто ещё на земле не родился: лишь Адам и Хавва!

То оставляет Джебраил его одного, витая неведомо где в этих бездонных и широких просторах, то вдруг появляется - вот он, рядом, и рассказывает про свадьбу Адама и Хаввы в пятницу: - Сватом был я, Бог - опекуном невесты, ангелы - свидетели. Далее о том, что восседал жених на белом скакуне Маймун, что значит Благословенный, о двух крылах - жемчужном и коралловом: - ... И я вёл под узцы, справа - Микаил, слева - Исрафил, и Хавва в окруженье ангельского сонма - в жемчужном паланкине, водружённом на спину райского верблюда. - И сожаление в голосе, что создана женщина из плоти Адамова ребра. Прах-де очищается, а ребро - стареет. Потому женщины ущербны? Но, вспомнив про Хадиджу, Мухаммед спорит (?!): - Ребро кривое? Да! Но выпрямить захочешь - сломаешь!

- Что ж, завет свой выскажи мекканцам! - Тут же Джебраил себя поправил: - Нет! Выскажи йатрибцам! Тебя уж в Мекке нет!

- Как нет?! - Уж изгнан ты!

65. Разговор мужчин

- Эль-Кудс! Храмовая гора! Первое небо! И никаких

неясностей?

- Вам что же, доказательства нужны?

- И при тебе, поведай нам, о Мухаммед, если убедить нас

хочешь, Адам и Хавва любовь познали?.. Не хмурься,

разговор мужчин, не явлен ведь ещё тобой запрет: мужчинам-де

сокрыть от взглядов всё, что ниже пупка и выше колен, а

женщинам - всё тело, кроме кистей рук и лунного лика!

Тут встрял мекканец, себя поэтом мнит, в беседу... ну

да, не спор ведь, мирная беседа: - И слышал, как в любви

изъяснялись прародители? - другой вторит Абу-Джахлу.

- Кого ещё довелось увидеть, когда Адам был ввергнут в

грех любви, и Хавва ему внимала, нежной страстию полна. Там,

сказывают, были лев, павлин, змея... - и с ними ты? Быть

может, смысл нам пояснишь преданья? А нет, не сможешь

если, - помогу!

- Что спрашивать Мухаммеда о том, что ясно всем?

заметил Абу-Джахл: - Лев - символ силы, столь нужной при

любви. Павлин - то красота, что ж, быть должна любовь

красивой! А змея...

- Павлин, конечно ж, - уточнил поэт, - хвост развернул,

покрасоваться чтоб многоцветьем перьев перламутровых.

- Не только! - молвил Абу-Джахл.

- А для чего ещё? - удивлён поэт.

- Чтоб научить влюблённых!

- Но чему?

- Поэт, а не сообразишь!

- Неужто для того, - заметил кто-то новый из толпы, - чтобы

прикрыть от глаз чужих влюблённых?

- Но от кого? Кто ж там чужак?! Ах да, - сообразил,

взглянув на Мухаммеда. - Ведь он там был, наш Мухаммед, и

мог бы подглядеть!

- Нет, не сообразил! - всё тот же Абу-Джахл.

- Ему простительно, он молод, - старик заметил, придя

на подмогу поэту, и сладострастная улыбка, полная зависти,

заиграла на его губах: - Эх, юность, юность, что ж ты меня

покинула, оставив на съедение смерти?

- Не причитай прежде времени, а скажи, чтоб знал я,

чтобы все узнали, и он, Мухаммед, тоже!

Но был уже Мухаммед на небе Адама, и пусть мужчины, все тайны тайн постигшие любви, доспорят без него.

- ... Развёрнутый во всей красе павлиний хвост - то был

намёк влюблённым!

- Какой? - поэт не унимался.

- Раскрытый символ чувств! А змея... - и снова перебил

поэт, незнанием уязвлённый:

- Змея - тут тайны никакой: знак мудрости!..

- Опять ты оплошал! Любви, как вижу, не изведал!

- Ты поясни, чем укорять!

- Но что краснеть - случается такое!

- Так не тяни, скажи!

- Урок змеи - переплетенье тел влюблённых!.. О бог Хубал,

как непонятливы мекканцы, мнящие себя поэтами!..

повернулся к собеседнику: - Змея, чьё тело в неге

извивалось, не поучение ли для влюблённых? *

______________

* Не послужило ли это подсказкой поэту Средневековья Ибн Зульфикару сочинить поэму на сей сюжет: "... был львом, он символ мощи, вдохновлён Адам, во грех любви повергнутый, и Хавва, нежной страстию полна, ему внимала, и яркокрасочный павлиний хвост, напоминание чувств её, - любви Адамовой раскрыты, и тел влюблённых переплетение, точно змия научение, чьё тело в неге извивалось..." И так далее.

- ... Оставайся с нами! - говорит Адам. И Хавва, согласная, кивает. - Но как могу я?! - Всё было. Были все! - Но я ещё... - И ты уж был, хотя и есть - вот он ты! - Но должен я успеть! Я призван!.. - И призван, и успел! - Но у меня... - но что сказать?! - Да, и твоё изгнание из Мекки! - Но я... - и вновь умолк. - И ты бежал, спасаясь от мекканцев! (И собранные новые листы.)

66.

В мгновение ока подхватил Мухаммед, удержав, кувшин, наполненный водой для омовения, - свиток, подсказано текстом, назван:

Удержанный от падения кувшин,

задетый, когда взлетали, крылом Джебраила, и не успело из кувшина вылиться ни капли воды *.

______________

* Заглавие Удержанный от падения кувшин придумал я, позволив себе дерзость по-авторски проявиться в столь ответственнейшем сочинении. И прежде пытался вмешаться в текст - с учётом названия коранического повествования Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина озаглавить первый свиток второй части как Падающий кувшин; тогда не осмелился, теперь решил название оставить, тем более что оно сродни заголовкам, чисто внешне, конечно, коранических сур. В уподоблении этом нет самомнения, название соответствует тексту, во-первых, по смыслу, во-вторых, созвучно с другими заглавиями, а в-третьих, оправдано чередующимися небесными и земными частями, их взаимопереходами.

Впервые, будто приглашая восхититься им, кувшин ожил, высокий, с широким горлышком, словно в жажде раскрытая пасть, и выступает острый язычок. И ни одного на поверхности его свободного от орнамента места. Весь в волнистых и прерывистых линиях, кругах и полукружиях, квадратах и ромбиках, напоминающих вязь мудрости.

Если долго всматриваться в узоры, начинает казаться, что все его фигуры, линии, зигзаги движутся. Каждый раз Мухаммед, помнит, находил для себя на его поверхности новый узор, другой орнамент, не замеченный прежде. Вот и сейчас: вгляделся и увидал на нём... - точно был слепцом, у которого лишь пальцы зрячи, узоры по памяти рисует, обрёл вдруг ясновидение: ребристая насечка кругов! Их множество, на первом наружном - резьба кружевная; на втором - вытянутые к центру крупные продолговатые капли; затем - круг узкий; третий - цепочка, внутри каждого кольца вырезан цветок; в центре круга - новый, четвёртый, лицо, образ солнца с глазами, ртом, бровями; и новые круги внутри солнца, которых не счесть, а там, где носик кувшина соединяется с горловиной, сидит танцовщица с изящно изогнутыми тонкими руками, в одной - гранат, в другой - яблоко, на плече восседает длиннохвостая птица, у ног - волчица, убегающая от неё, оглядываясь. И обилие мелких и крупных птиц, спрятанных в зарослях орнамента.