Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

Нет, не восхитимся! И ты живёшь здесь, и я живу, и Он, невидимый Который, сюда порой глядится. И те, кто родили тебя, и кто родил их.

Разве Мы не сделали вам пару глаз, чтоб видели? И пару губ - неужто чтоб только изрекали? Не обладатели вы разве рук и зрения?!

И повели его на две высоты, но разве не устремился он по крутизне, за которой - пропасть?

Сказав, медленно побрёл, поддерживаемый рабом, к стоящим поодаль верблюдам, на которых приехали он, Абу-Бакр и Али.

- Постой! - крикнули ему вслед, чтоб пояснил, что значит обладатели рук и зрения?!

- Рука - что да будет полна благодеяний? - спросил другой.

- И да, и нет! Да - если уверовали. Нет - ибо есть обладатель могущества: Бог!

- А зрение - да будет оно полно проницательности?

- Но и око достоверности! И да не будете обманывающими глазами, украдкой взирающими на запретное!

- Прочти еще!

- Не достаточно ли того, что сказано? А если в сомнении вы относительно ниспосланного Им, то принесите суру, подобную только что услышанному! Если же вы этого не сделаете - а вы никогда этого не сделаете! - то побойтесь уготованного неверующим огня, топливом для которого - люди и камни! Неверующие прозвучало как сомневающиеся.

...За верблюдами, которые увозили в Мекку Мухаммеда и его близких, шли верблюды поэтов, и в Каабе, куда вскоре прибыли, можно было наблюдать странную картину: поэты, состязавшиеся, чтоб чести удостоиться повесить победившие строки на стенах Каабы, наблюдали за тем первым, который признал победу Мухаммеда. И, будто прощаясь с чем-то дорогим, тот бережно снимал со стены свиток - свое принесшее ему некогда славу стихотворение. Вскоре, как свидетельствуют очевидцы, его примеру последовали другие, и на стенах Каабы отныне поэтических свитков не вывешивали. Последней лентой трепыхались на стене стихи, точнее - касыда, чуть ли не поэма, популярного в Хиджазе поэта, чьё имя Имр-уль-Гейс, или Имрулькайс, входившая в семёрку или, по другой версии, девятку отборнейших поэтических произведений Аравии, известных как моаллак, означает привешанный.

(40) Другое название подобных стихов - "мозеххеб", или "позолоченный", ибо строки начертались золотом на плотной материи.

Стихи поэта (никто, сказывают, не превзошёл в сочинительстве его) знал почти каждый аравиец - о глазах любимой и тяжких днях разлуки возлюбленных, которая нескончаема, и встрече, столь скоротечной: Глаза как в зиму моросящий дождик, как дождь весенний, как летний ливень, как бурная осенняя гроза. И её, самую ценную касыду, сорвала сестра поэта.

(41) На отдельном листке: Касыда сохранилась! Далее - изложение содержания:

Тяжкая и горше смерти разлука выпала на долю.

Спешит поэт с возлюбленной на встречу и гонит своего коня.

И вдохновляет, восхваляя, быстрые его ноги, звенящие в беге, словно струна, взгляд, полный пламени, - путь через горы и ущелья.

И ничто поэту не помеха, не отвлечёт, не заманит: ни зов журчащих родников, ни аромат полей, ни встреченные на пути газелеокие красавицы, и даже рифмы погоняют друг друга, чтобы финал ускорить.

И вот уже бежит ему навстречу его возлюбленная!

... И ты, Имрулькайс, счёл ложью ниспосланный Коран!

(42) Хронологическое несоответствие: не мог он обратиться впрямую к царственному Имрулькайсу, о ком сохранилось якобы высказывание Мухаммеда: "Вождь арабских поэтов, говорите? Да: истинный их предводитель - знаменосец по дороге в ад!" С большим на то основанием можно было бы назвать не Имрулькайса, якобы отвергшего нерукотворность Корана, а других поэтов. К примеру, Тааббата Шаррана, который сказал про злую игру джинна, вселившегося в сочинителя сур, про смеющуюся, хохочущую смерть в явленных пророку откровениях, и что ликует она, широко оскалив зубы. Или упомянуть Алькама, оставившего нам описание костей верблюжьих и человечьих каравана, сгинувшего в пустыне и погубленного богами, ибо последовал за мнимым пророком, - имелся в виду Мухаммед. Поэт умер задолго до рождения Мухаммеда в Византии, куда бежал из Аравии*.

______________

* Из-за любовных похождений Имрулькайс постоянно спасался от разъярённых мужей, отцов, братьев своих возлюбленных, от политических недругов, завистников своего таланта. Объявив себя врагом язычества, истинным христианином, Имрулькайс нашёл в Константинополе доступ во дворец императора Юстиниана, который, сменив Юстина, царствовал почти сорок лет и умер за пять лет до рождения Мухаммеда; увлёкся принцессой, которую подстерёг купающейся с подругами, была страстная любовь, приобретшая скандальную известность... То ли умер собственной смертью, то ли убиен императором за соблазнение дочери: дал ему в подарок отравленную рубашку, надев которую, поэт покрылся нарывами и умер возле Ангоры.

Кому ты говоришь, Мухаммед?

67.

И поспешил Мухаммед на второе небо, да будет - вставка в свиток - всему небесному свитку названием: Небо второе. Свод неба отливал белизной стали. И украшен был драгоценными камнями яркостью слепили глаза. Но прежде красный рубин, чьим светом озарилось небо, покровительствуемый Марсом, увиден, где-то внизу обитающий. У порога был встречен, узнанный... - Нух?! Вдруг возникло нечто доселе невиданное, выплывающая будто гора из тумана, реальное и точно мираж - громада ковчега! И на нём... но уже сошёл с него - сам Нух! Идёт не спеша к Мухаммеду. - Мир тебе, Нух, в миру!

И тот приветствует Мухаммеда: - Дождались, - говорит, воздев руки к небу, - нового пророка!.. Запомни этот день! - День этой нашей встречи? - День Ашура, десятое число и месяц мухаррам, когда мы вышли из ковчега, сойдя на землю! - То день, - ему Мухаммед, - когда Адам и Хавва встретились на склонах Арафата! - Немало славного в тот день: Бог Мусе явился из-за горящего куста, и он закрыл лицо, ибо боялся на Него воззриться. И было много лет спустя в тот день исполнено предначертание Его: Муса от фирауна спасся!*

______________

* Но и горестное было в этот день: убиен - обезглавлен был внук Мухаммеда Гусейн, и с тех пор известно шиитское траурное шествие Шахсей-вахсей.

- И я... - Но что? - Не станем говорить о том, что будет: я возжелал, чтоб ты чрез нас воочию свою судьбу постиг! - Что было и что есть? - И то, что будет! - А разве знает кто? - Но вот он я, тебя приветствующий! - Твой пройден путь, а я... То тайна! - Там! - А здесь? - И здесь мы, но и там. Уж явлен ты, но разве не при тебе ступили мы на землю? А что до тайны, то она останется, исчезнув. Вот мой ковчег, его ты видишь, но тайна тайн история моя, покуда сомневающихся тьма! Мухаммед с Нухом уже стоят на корабле, корма вздымается к небу:

- ... И ты со мной в блужданиях, покуда люди не преступят чрез божков своих, чрез истуканов, идолов! И будешь ты гоним! Нет-нет, не будешь, точнее - был гоним! И более ни слова, Мухаммед!