Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь

Жители азербайджанских деревень были лишены возможности попасть в райцентр. Людям недоставало продовольствия. А сельские магазины были совершенно пусты.

Мой отец, инвалид Отечественной войны, работал преподавателем в средней школе. Кроме того, он ежемесячно ездил в райцентр за зарплатой для учителей. В начале марта в автобусе по дороге в райцентр какие-то армянские хулиганы оскорбили его. Он так разнервничался, что его разбил инфаркт, два месяца он не вставал с постели.

В начале июня ему стало лучше, и он опять поехал в райцентр. В райцентре шел бурный митинг. Армяне дали отцу бумагу и ручку, чтобы он подпи сал, будто согласен на присоединение Карабаха к Армении. Отец в гневе, дрожащей рукой ударил стоящего перед ним армянина. В этот момент с ним случился второй инфаркт.

9 июля 1988 года я в Баку получил телеграмму, в которой сообщалось, что отец очень плох, и мне следует срочно приехать в деревню. Я, мои дяди Габиб и Исрафил на попутных машинах добираемся до Губадлы. Там узнаем, что пытаться попасть на территорию Армении очень опасно, в пути, если поймают, могут убить...

Наконец какой-то водитель "Жигулей" пообещал довезти нас до дороги Сисиан - Горис. В Хоте мы не встретили ни одного молодого человека. По краям дороги стояли лишь старики-армяне, которые с ненавистью смотрели нам вслед. Нам преградили путь метрах в 80-100 от села. Человек 100-120, вооруженных металлической арматурой, насильно заставили нас выйти из машины.

Наш попутчик, учитель Мамед муаллим, и мой дядя Исрафил, знавшие армянский язык, стали просить их не убивать нас, потому что мы ни в чем не виноваты. Но никто не обратил внимания на эти просьбы. Нас жестоко избили...

Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо дяди Габиба. Кровь из его разбитой головы текла по асфальту. Я закричал: "Негодяи, за что вы убили старика?!" Сознание, что дядя умер, привело меня в чувство. На моем теле не было живого места. Челюсть переломана, все зубы шатались. Я с трудом стер с губ запекшуюся кровь.

К нам подъехала машина "ГАЗ-69". На ней приехал председатель колхоза.

Дядя Исрафил и двое наших попутчиков были так избиты, что не могли подняться. Я подошел к председателю колхоза. "Вы здесь аксакал, - сказал я, - не позволяйте им убить нас". Тот рассердился на своих: "Вам же велели убивать молодых! За что же вы ветерана убили? Он и без того не сегодня-завтра умрет. Довольно. Расходитесь".

Я попросил председателя помочь нам отвезти в сисианское село хотя бы полумертвого старика. "Если вы умрете, - ответил председатель, - мир не рухнет. Я спешу". И уехал.

Водитель с трудом и за громадные деньги согласился везти нас дальше.

В машине я почувствовал, что дядя еще жив, его пульс все-таки еле-еле бился. У дороги Горис - Сисиан водитель высадил нас. Мы пешком побрели вдоль дороги. Я пытался вести дядю под руку. Но он идти совсем не мог. "Оставь меня здесь. Дай спокойно умереть", - просил он.

Я взвалил дядю на спину, прошел несколько шагов, но тут от напряжения из раны во рту хлынула кровь... И тут появилась машина Мусы, моего родственника. Мы поехали в райцентр, в больницу. Но здесь творилось невообразимое. Было уже около 11 часов вечера. В райцентре шел митинг. Молодежь горланила: "Карабах наш!", здесь было много милиционеров из Еревана. Один из них подошел ко мне и удивленно спросил: "Мы же дали приказ, чтобы ни один азербайджанец не доехал из Гориса живым. Как же вас не убили?.."

Митинг закончился часа в 3 ночи. В сопровождении нескольких милиционеров и русских военных мы все же выехали из райцентра.

До деревни добрались к 4 утра. Там все были на ногах и с тревогой ждали нас. Люди были вооруженыкто дубинками, кто вилами, кто топорами. Другого оружия у них не было. Мы попытались их успокоить, мол, нас не избивали, а просто по дороге машина попала в аварию. Но нам никто не поверил.

Из райцентра, из сел, где жили азербайджанцы, из Горисского района приходили в село страшные вести об избиениях и убийствах азербайджанцев и зверствах армян.

Не осталось ни одного руководителя страны, кому бы мы ни посылали телеграммы с сообщениями о беспределе армянских палачей: министру обороны СССР Язову, в КГБ Крючкову, всем руководителям Армении и Азербайджана, а в ответ получали отписки, что виновные не установлены..."*

______________ * Из книги Мусы Уруда "Уруд". Баку, 2000, с. 309-316.

А жители Уруда словно ждали какого-то чуда. Они надеялись на советскую власть, ждали помощи от Азербайджана. Но не знали они, что советская власть - это предатель Горбачев, а во главе Азербайджана стоял пустозвон Везиров. И вот наступил последний день Уруда. Сто вооруженных армян приехали на машинах в село и потребовали, чтобы жители в течение получаса покинули его. Они обходили дом за домом, насильно загоняли людей в пригнанные ими автобусы...

Доехав до последнего перед Нахчиваном сисианского села, за Базарчаем у склонов горы Эрикли автобусы остановились. Дорогу им преградила еще одна группа вооруженных армян. Избивая всех без разбора - женщин, детей, стариков, их выгнали из автобуса, отняли все деньги, золото, раздели.

Ненастным днем 2 декабря сто семь последних урудцев перешли Эрикли и добрели в Нахчиван.

ГЛАВА 7

Письмо

В ночь накануне отъезда Эриха из Баку мы простились с ним около гостиницы в центре города. На самом краю той исторической площади, которая стала свидетельницей стольких перемен в жизни Азербайджана.

Сейчас она была тиха и пустынна. Но, казалось, ее пространство хранило голоса семисоттысячных митингов, огни костров, гул БТР-ов и эхо выстрелов, наполнивших однажды наш цветущий приморский город слезами отчаяния и ужаса.

В туманной дымке, наползающей с Каспия, темнели зубчатые башни здания Дома Правительства, похожего в лунной мгле на дворец какого-нибудь легендарного хана из восточной сказки. Тихо журчали струи фонтана.

Я проводил своего нового знакомого взглядом и уже собирался сесть в машину, как мне показалось, что из тени кустов следом за ним ко входу в гостиницу выдвинулась какая-то фигура. Они сблизились. Эрих остановился. Я подумал, что надо вмешаться, но не успел я сделать и шага, как мой знакомый обернулся в мою сторону и успокаивающе помахал рукой. Я увидел, что они начали разговаривать, и Эрих кладет руку на плечо незнакомца.

Вскоре пришедшее из Москвы письмо разъяснило мне тайну той ночной встречи.

...Мы заканчивали наш с тобой разговор при прощании, уже выйдя из машины, и не подозревали, что были здесь не одни в тот поздний час.

Этот наш с тобой бесконечный разговор, наполненный твоей болью и моими впечатлениями от поездок в Армению и Нахчиван, от встреч и бесед со множеством людей, частью из которых я обязан тебе.

Я направился к гостинице, но мне так хотелось еще одному побродить по Баку, поразмышлять над всем увиденным за последнее время, и тут я услышал сзади чьи-то шаги... Это оказался старик, которого я и раньше замечал неподвижно сидящим около входа в отель с газетой в руках, которую он никогда не читал. Порою, он, слегка улыбаясь, чем-то кормил выводок пестрых котят от прижившейся, видно, в гостинице кошки.