Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

Был полдень, когда траурная процессия достигла дома покойного. Волы, тяжело переступая, вошли во двор, и повозка, чуть задев стойку ворот со скрипом, словно извиняясь, остановилась у самых ступенек, ведущих в дом, возле которого, одной рукой прижимая к себе головку испуганно прижавшейся к ее ноге дочери, а другой, стараясь унять бешено колотившееся в груди сердце, стояла Айша. Казалось, она не понимала, почему столько народу вдруг ввалилось во двор, и что они хотят ей сказать, но каждый раз, когда она взглядом вопрошала их, они стыдливо отводили глаза и отворачивались. До слуха ее уже дошло, что муж ее Садияр, отец ее маленькой Лейли, убит, и тело его должны привезти, но сердце в это еще не верило. "Как так, почему это убит? И кто убил? Зачем? Почему его так долго нет? Скорей бы он приехал? И что это за волы стоят у порога? Садияр не любит, чтобы повозки подъезжали прямо к дому". Мысли путаясь проносились у нее в голове. "Почему бурка Садияра брошена в повозку?"

Она узнала бы эту бурку из тысячи других, каждый завиток, каждый волосок на ней был ей знаком. Сколько раз она чистила и подшивала ее, любовно поглаживая, сколько раз лежала на ней рядом с Садияром, вдыхая запахи ночи.

"А где же Садияр?" И только сейчас, увидев сапоги своего мужа, выглядывающие из-под полы бурки, Айша беззвучно опустилась на землю у переднего колеса повозки.

Вмиг соседки подхватили маленькую Лейли, плачущую, ничего не понимающую и от этого еще более испуганную, и отвели ее в дом. Она не сопротивлялась, ей казалось, что здесь, в знакомой обстановке, все сразу встанет на свои места, придет мама, вернется отец, и уйдут со двора все эти чужие люди. Вскоре она услышала крик, страшный, не похожий ни на какой другой из доселе ею слышанных. А когда до нее дошло, что это кричит ее мать, добрая, ласковая, всегда улыбающаяся и такая сильная, что рядом с нею все страхи вмиг улетучивались, дрожь прошла по всему ее маленькому тельцу, и она затрепетала, плача в чьих-то крепко держащих ее руках.

Глава вторая

Имя Гара Башира вскоре было произнесено вслух. Сразу, как только весть о гибели Садияра дошла до жителей Сеидли, все первым делом подумали о нем. То, что Гара Башир и его многочисленные родственники из деревни Вейсали недолюбливали покойного Садияра, было хорошо известно всем не только в этих двух селениях, но и по всей округе. Вражда эта началась лет семь назад, с той ночи, когда Садияр привез в свой дом Айшу, бережно завернутую в его бурку, и отдал ее, дрожащую и непрестанно плачущую, на попечение своей матери.

А наутро среди скал Гейазли нашли тело Гуламали, двоюродного брата Айши. Он лежал в расщелине, по дну которой тонкой струйкой протекала между камнями Архачай, смирная и пугливая река, раз в году во время паводков превращающаяся в бешенную фурию, дикую, необузданную, сокрушающую все на своем пути, со страшной силой врывающуюся в Сеидли, чтоб унести с собой принадлежащую ей долю скота, птиц и заблудших душ.

Тело Гуламали, и без того с рождения несуразное, было сильно покалечено о камни при падении с высокого берега, но ужас, застывший в его глазах, и рот, раскрытый в беззвучном крике, ясно показывали, что смерть настигла его не здесь, не на берегу Архачая. Сюда он падал уже мертвым. На высокой скале, что нависла над рекой, нашли его винтовку с пустыми гильзами в каждом стволе. Кинжал его, вынутый из ножен и лежащий недалеко от его тела, среди камней, не спас и не защитил его от пули, попавшей ему между глаз и вырвавшей весь затылок.

Одно было очевидно, Гуламали убили не с целью грабежа. Все на нем оставалось нетронутым, даже золотые монеты за поясом и серебряный портсигар. Все было на месте. Только папаху его, каракулевую, из мельчайших серых с золотистым отливом завитков, так и не нашли. Видно, упала она в ручей, который и унес его мужскую гордость далеко от хозяина.

...

Вскоре после похорон Гуламали весть о том, что Айша оказалась в доме у Садияра, хотя она почти и не выходила из старого дома, где была на попечении его матери Сугры, облетела всех и никого не оставила равнодушной. Долгое время Садияр-ага жил отшельником после постигшего его несчастья, почти не выходя из дома. Люди решили, что так и останется он вдовцом до конца своих дней. У всех на памяти был случай с Месме-ханум, всем известной деревенской свахой, с позором прогнанной со двора Садияра, когда она только намекнула его матери Сугре о том, что не подобает мол молодому мужчине долго жить одному. Да и сколько в селе молодых вдов, да и не замужних, засидевшихся в девках, пруд пруди. А Садияр, слава богу, знатный жених, любая пойдет за него. Да было бы у него только желание, пусть только пальцем укажет, она, Месме, да провалиться ей на этом месте, имя свое поменяет, если за неделю не уладит это дело. Рассердился тогда Садияр-ага не на шутку, Месме- ханум думала, что убьет он ее. Но уж лучше бы убил, чем так опозорил. Он так посмотрел, так крикнул на нее, что не помнила она, как бежала со двора, даже келагаи свое, головное покрывало, потеряла по дороге. А тут, смотри, Айша, девчонка совсем. И откуда он прослышал про нее? В Вейсали, откуда Айша была родом, не припоминали, когда Садияр-ага в последний раз был в их деревне. Разве что на поминках старого Шахлар-бека года три-четыре назад. Но тогда, даже если Садияр-ага и повстречал бы Айшу, вряд ли он обратил на нее внимание. Ребенком была она в те годы. Не иначе, как увел силой. Вот так, сразу, увидал, понравилась, взял и увел, начинали судачить в деревне. А иначе и быть не могло! И постепенно весть эта, переходя из одного двора в другой, обрастала новыми подробностями и свидетельствами. И наконец, она достигла ушей Гара Башира, не на шутку встревоженного столь таинственным исчезновением Айши и не менее странной гибелью своего сородича.

Утром следующего дня, когда в Вейсали узнали об этом, Гара Башир и ближайшие родственники Айши, человек семь, полностью вооруженные, приехали в Сеидли. В село они не вошли, остановившись у высокой чинары, что одиноко стояла недалеко от дороги, что вела в Сеидли. Отсюда до села было недалеко, пустынный на несколько миль вокруг пейзаж, защищал от внезапного нападения из-за засады. Это место люди пытались всегда проезжать, не задерживаясь. Оно казалось проклятым из-за красно-бурого, словно кровью окропленного цвета земли с чернеющими вдали валунами, зарытыми до половины в землю. Один из этих камней был полым изнутри, а может и нет, возможно его строение было таким, но когда по нему ударяли палкой или рукой, оно издавало такой громкий звук, что он слышался аж в самом Сеидли.

Садияр, предупрежденный с вечера, выехал навстречу к ним один, на своем белом иноходце, почти безоружным, если не считать кинжала, с которым он не расставался даже по ночам, бережно кладя его под подушку.