Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

- Не дай бог Ана, сто лет тебе жизни. О чем это ты опять говоришь.

- Не перебивай, меня. Смерть не страшна мне. Я свое отжила. Каждый человек всегда живет в двух жизнях - в прошлом и будущем. Настоящее - лишь дверь в одну из них, какую откроешь, там и живешь. В детстве для нас открыта лишь одна дверь, в будущее, потом, со временем, мы, оглядываясь, видим позади себя другую дверь, в прошлое, где осталось много для нас родного, близкого, там остались наши боль и слезы, но там рядом и наша радость, наша молодость и сила, и если эту дверь хоть раз приоткрыть, то она больше уже никогда не закроется. И будешь ты отныне жить и оглядываться на эту дверь, а потом наступает время, когда прошлое начинает преобладать над будущем. И живет уже человек весь в прошлом, и смерть его становится избавлением для него и в то же самое время, долгожданной встречей с тем, что ему дорого и кто ему дорог. Там он снова молод, полон сил и здоровья. Не болят уже больше раны, и не грустит от разлуки сердце. И солнце согревает его остывшую душу... Но не могу я уйти просто так, оставив тебя одну. И хотя отошла ты душой, оттаяла, все равно боюсь я за тебя. Тяжело в этом мире одной, особенно теперь, когда мир перевернулся. - Замолкла на время Сугра, затем, тяжело вздохнув, посмотрев прямо в глаза Айши, продолжила. - Ты перед сыном моим, перед памятью его чиста. Как мать твоего мужа, я благодарю тебя за то, что не уронила чести моего сына, верна была памяти его.

- Прекрати Ана, я сгораю от стыда. Мы никогда не говорили на эту тему. Оставь все это, прошу.

- Никогда не говорили, это правда, но разве я не женщина. Не слышу я разве, как рыдаешь ты по ночам, уткнувшись в подушку, как ноет твое молодое тело.

- Ана, прекрати. Пожалей меня.

- Это неправильно, Айша. Ты полностью отдала свой долг перед сыном моим, и сейчас ты свободна. Ты должна снова построить свою жизнь. Ты одинокая женщина, значит, ты наполовину человек. Одинокий мужчина тоже сирота. Только вместе мужчина и женщина становятся целым. Опорой они служат друг другу. Я уже стара, ты знаешь, и я боюсь за тебя. Не могу я умереть спокойно, пока ты не устроена. Ты честь моего сына. И я не хочу, чтобы кто-то посмел оскорбить его после моей смерти. Одинокая женщина, соблазн для каждого. Всякий может тебя оскорбить. Рядом с тобой должен быть мужчина, который по шариату будет отвечать за тебя, станет тебе опорой и мужем.

Молчала Айша, сидя, опустив голову, перед своей свекровью. Слезы градом катились из ее глаз. Озноб охватывал все тело ее, когда она представляла себе, что пережила эта женщина, что передумала, через что перешагнула, если решилась на такие слова. И Сугра -ханум не смотрела на Айшу, как в пустоту продолжала она свою речь.

- Ты красивая, дочь моя. И дети от тебя родятся красивыми. В тебе дремлет много жизней, погубить которые ты не вправе. Аллах этого не простит, ни тебе, ни мне.

Глава четвертая.

Почему Сугра-ханум начала этот разговор, Айша понимала. Случилось это еще прошлой осенью; погода в тот день была пасмурной, тяжелые тучи грязными лохмотьями свисали с неба и, смешавшись с туманом, поднимавшимся с реки, образовали такую густую завесу, что с пяти шагов ничего нельзя было разглядеть. Люди старались, если есть возможность, отсидеться в доме. В такую погоду гулять опасно, особенно по дороге. Словно из ниоткуда на узких деревенских улочках, что вьются серпантином по склону горы, вдруг возникает повозка, и лошади, испугавшись, шарахаются в сторону, и, если там, не дай бог, обрыв, пусть даже небольшой, срываются туда, увлекая за собой незадачливого седока. Поэтому стук в дверь в этот день для Айши и ее свекрови стал неожиданностью. В доме никого, кроме них, не было. В другие дни с ними оставалась и Сакина, которая после гибели своей хозяйки Хумар так и осталась в этом доме. Теперь она ухаживала за старой Сугрой. Сакина так и не вышла замуж и уже больше не мечтала об этом. Всю свою нерастраченную материнскую любовь она отдала маленькой Лейли, когда была еще с ними, а после ее отъезда скучала. Заперла комнату маленькой хозяйки, в которой бережно хранила ее детские платьица, любимые игрушки и ее первые туфельки. Словно священный ритуал, раз в неделю, Сакина убирала в этой комнате пыль, все бережно перекладывала, перевешивала, проветривала. Никто не смел ее в этот день беспокоить, даже Айша, не говоря уже о старой Сугре. И чаще, чем Айша, уезжала она навещать свою ненаглядную воспитанницу. Вот и теперь ее не было дома. Два дня как уехала в Вейсали.

На стук к дверям подошли обе женщины. Раньше во дворе была собака, и она первая возвещала о приходе чужака. Это был Топлан, старая собака Садияра, но уже два года как она околела. Сколько лет ему было, никто не знал, казалось, Топлан был всегда. Все привыкли к нему, его постоянному присутствию на дворе. Особенно сторожить ему было нечего, - в селе воровства никто не припоминал, но его присутствие вселяло уверенность в сердца женщин. Летом он все время проводил в тени деревьев, а зимой, в погожие дни, почесываясь, грелся на солнце перед крыльцом дома. Айша первой обратила внимание, что пища, которую вечером она положила в его миску, осталась нетронутой. Она удивленно поискала Топлана глазами, но его нигде не было. И тогда она, уже предчувствуя беду, подошла к конуре, что стояла на углу дома, и которую построил еще Садияр, осторожно, словно боялась спугнуть кого-то, заглянула внутрь. Пес был мертв.

Горе для дома Садияра было неподдельным. Собаку все любили. Топлан был первый, кто принял Айшу, как свою хозяйку, когда Садияр впервые привез ее на рассвете, завернутой в бурку, и ни разу после этого на нее не залаял. Особенно плохо было Сугре, еще одна нить, что связывала ее с памятью сына, оборвалась, и пустота в ее душе стала еще глубже. Другую собаку они так и не завели. Теперь, стоя у запертой двери, они с тревогой смотрели друг на друга.

- Кто там? - наконец спросила Айша.

- Не бойтесь. Это я, Шямсяддин, уполномоченный, - раздался голос из-за двери.

- Кто?

- Ваш новый начальник милиции.

- Что вам надо?

- Может, откроете дверь, на улице моросит.

Айша вопросительно посмотрела на Сугру-ханум. Они слышали, что в село из Казаха в последнее время часто приезжал новый начальник милиции. И не только к ним, но и во все села в округе. Говорили о нем разное, - странный он какой-то. Немного хромал, но, несмотря на это, много ходил пешком, в каждое село, старался зайти, с людьми говорил часами, слушал всех внимательно, а сам говорил мало. Сугра-ханум кивнула, Айша открыла дверь.

На пороге стоял молодой человек, лет тридцати, не больше. Худощавый, высокий, в серой гимнастерке, выглядывающей из-под кожаной куртки. Сбоку висела деревянная кобура с маузером. На голове старая, мятая кепка, с которой на воротник падали капли воды. Несмотря на экипировку, вид милиционера все равно был не воинственным. В нем больше чувствовался мальчишка, чем взрослый мужчина. При виде Айши, которая, открыв дверь, теперь стояла перед ним в легкой домашней одежде, с непокрытой головой, черные волосы заплетенные в одну тугую косу, покоились на ее высокой груди, он еще больше растерялся.