Сергей Хитун - Дворянские поросята

- Как Вы, Быков? Все еще рези беспокоят?

- Нет, Альфред Германович, резей больше нет.

- На Ваше счастье, лабораторное исследование дало отрицательный ответ, тут доктор понизил голос, но все же его лаконические: - Гонококков не найдено... Впредь будьте осторожны... угроза исключения из Гимназии.., - были слышны в приемной.

- Здравствуйте, - произнес, безлично, доктор, входя в аптеку... Прокопыч, выпишите Быкова, - сказал он, не дожидаясь ответа на его приветствие.

Его карие глаза быстро обежали лица больных пансионеров. Положив свой саквояж на стул, он одел очки на свой, немного загнутый книзу, острый нос и открыл больничную книгу.

Была довольно долгая пауза в затихшей комнате.

- Жуков и Скурский, - покажите мне ваши языли.

Оба повиновались. Доктор глядел поверх своих очков:

- Была рвота..?

- Н-ет! - ответил Скурский.

- Прокопыч, дайте ему слабительного и выпишите его.

- Меня тошнило, - вставил Жуков. Доктор молча поднял глаза на Жукова.

- Ваша температура нормальна, - он медленно протянул слова, глядя в больничную книгу опять. Пока он думал, его палец легонько царапал его белую, коротко подстриженную бороду.

- Напишите записку буфетчику - держать Жукова на больничной диете в течение недели... и выпишите его тоже.

- Слушаюсь, Альфред Германович, - Прокопыч продвинулся немного вперед с лицом серьезным, деловым и потным.

Глаза озадаченных Жукова и Скурского выразили удивление и досаду, когда они обменялись взглядами...

- Как Ваше предплечье, Дейнеко? - Доктор тыкал свой палец в сизую опухоль ниже локтя, юноши. - На следующей неделе снимем гипс. Сможете играть на Вашей гитаре... Хорошо для упражнения... для усиления кровообращения в пальцах... Но без французской борьбы... пока.

Вновь прибывший, маленький владелец щеглов, был всецело погружен в созерцании предметов, наполняющих два ряда, с остекленными дверцами, шкафчиков вдоль стен аптеки:

Семья стеклянных банок, уменьшающихся в размерах, сверкала всеми сторонами своего хрусталя; круглые, выпуклые, конусообразные, четырехугольные, простого стекла, с блестящими пробками, которые заманчиво просили их коснуться; и все они были наполненные жидкостью бесцветной и подкрашенной, кристаллами, порошками, бинтами и ватой.

Он смотрел, не отрываясь, на полки, где за стеклом лежали аккуратно разложенные, хирургические инструменты, похожие, по форме своей, на каких-то увеличенных, металлических насекомых, отражавших блеск их никеля между собой и стеклом дверец.

- Кто тебя послал сюда? - прервав наблюдения мальчика доктор, положив свою руку на его плечо.

- Воспитатель! Я Нарбут. Я кашляю! - Он поднял плечи со стоном, задержал дыхание, потом выпустил его с лающим кашлем, держась одной рукой за край стола.

- Сними рубашку, - сказал доктор и, усевшись на стул, внимательно смотрел в покрасневшее лицо больного.

Нарбут снял верхнюю парусинку и затем и нижнюю рубаху. Его голое тело слегка вздрогнуло, когда докторское ухо и его колючая борода прижались к его груди.

- Кашляй! - последовал приказ доктора. Нарбут послушно прокашлял сухими, прерывающимися звуками.

Доктор поднял голову: - Безусловно. - Он пошевелил губами, - Безусловно коклюш! Вдохни! - Он переложил свое ухо к спине выслушиваемого и замер... абсолютно - коклюш, - заключил он, откидываясь на спинку стула. - Изолируйте его. Тот же медицинский уход, как и за другим...

- Слушаюсь, слушаюсь, Альфред Германович, вместе с Федоренко... сразу же.., - послушно кивал головой Прокопыч, с каплями пота на лбу от его, напряженного, молчаливого ассистирования доктору.

Доктор снял очки, поднялся со стула и, взяв саквояж, направился к двери, закончив свой краткий, но строгий визит.

Фельдшер поманил одевшегося Нарбута к двери заразного отделения.

- Без птиц: Они поднимают пыль... Будете кашлять еще сильнее.

Это остановило Нарбута, уже взявшего клетку с щеглами в руку; его, до того, беспечное лицо омрачилось...

- Прокопыч! - взмолился он. - Никто, кроме меня, не знает, как за ними ухаживать.

Прокопыч, в отсутствии доктора, снова стал самим собой. Возвышаясь, точно над карликом - над маленьким пансионером, с руками в карманах халата, с немного расставленными ногами и слегка покачиваясь на них, он не улыбался, но его глаза попрежнему заискрились юмором:

- Ну, ладно. - Он что-то обдумывал. - Я разрешу поместить птиц, в соседнюю с вашей, комнату Гаврилы.., если вы оба пообещаете мне... не беспокоить нас вашим кашлем...

- Обещаем! - почти взвизгнул Нарбут и, с самоуверенно заблестевшими глазами, поднял клетку, книги и закрыл за собой двери заразного отделения.

В аптеке, Прокопыч уселся за стол, придвинул банку с пустыми капсулями и фарфоровую миску с растертым порошком, готовый заняться своим делом прерванным приходом Скурскюго.

Шурша своими, большого размера, шлепанцами, в больничном халате по колено, в приемную явился Дейнеко.

- Прокопыч, дорогой, выдайте мне из кладовой мои штаны. Сбегать за табаком - весь вышел. Гильзы есть, а набивать нечем.

- Вот это... уж никак... не могу, - сказал подразделениям, ставшим, серьезным фельдшер. - Строгий приказ... верхняя одежда больных воспитанников, сразу же, сменяется больничной... Не могу, что уж не могу... то и не могу.

Он замигал глазами, разведя ладони в стороны.

- Но почему? Скажите почему? Это идиотский приказ? - прицепился Дейнеко.

- Почему? Я вам скажу почему. Из-за одного неприятного случая. Присядьте. - Он указал Дейнеко на стул. - Надо рассказать все по порядку:

- Года два тому назад, три воспитанника из Второго Отделения, чтобы избежать неприятные для них дни в Гимназии, "заделались" больными и явились в больницу, захватив с собой пистолет-монтекристо, привезенный одним из них с Рождественских каникул. Еще до их осмотра доктором, они успели втроем запереться в ватерклозете и, открыв окно, поочередно, выстрелили несколько раз, по сидящим на дровах, галкам. Галки улетели. Охотники решили подождать прилета других...

Владелец пистолета, неосторожно перекладывая его из одной руки в другую, выпалил, почти в упор, в колено, рядом стоящего, компаньона по охоте.., тот, завизжав на всю больницу, прискакал на одной ноге в аптеку... Я, думая, что пуля монтекристо не ушла дальше кожного покрова, пытался выдавить ее наружу, но кроме, вогнанного ею, кусочка штанов и крови, ничего не вышло... Известили доктора и начальство...

Явился доктор и, запуская зонд в темную, кровавую дыру, в поисках пули, еще, час другой, промучил ревущего юнца... Альфред Германович отправил его в свое Богоугодное Заведение, в хирургическое отделение для операции.

По рассказу раненого, потом - ему было больнее всего переносить тряску пролетки извозчика по булыжной мостовой, хотя лошадь шла только шагом.