Мирза Ибрагимов - Наступит день

Еще при первой попытке договориться с жандармом он понял, с каким человеком имеет дело.

Когда шаги приблизились, Фридун приложил губы к щели и сказал негромко:

- Выпусти меня... Отблагодарю...

- Дорого обойдется! - послышалось в ответ.

- Сколько?

- Тысяча туманов.

- Согласен.

- Наличными.

Фридун задумался. У него ничего не было.

- Открой дверь. Выйду, тогда дам, что захочешь.

- За пустые обещания я не кинусь в огонь.

- Это не пустые обещания. Верное слово.

Жандарм молчал, видимо соображая.

- Нет, и за десять тысяч открыть не могу! - наконец ответил он.

Фридун сразу понял намек жандарма.

- Ладно, подкинь мне какую-нибудь кирку, я сам пробью себе выход.

В это время в стороне послышались чьи-то шаги. Жандарм отошел от двери и крикнул:

- Кто идет?

- Это я, дяденька! Ужин принес... Тебе и Фридуну.

По голосу Фридун узнал Аяза, и сердце его радостно забилось.

Жандарм взял узелок из рук мальчика, развязал и, сев на камень, приступил к еде.

- Дяденька, оставь и Фридуну немного! - робко попросил Аяз. Подойдя к жандарму, он взял две лепешки и отошел к хлеву.

Жандарм молчал. Аяз прижался лицом к двери и зашептал:

- Дядя Фридун, это я... Отец говорит, как быть?

Фридун не нашелся, что ответить. Тут подошел к мальчику жандарм.

- Чего тут спрашивать? - сказал он. - Дело ясное. Пусть пришлет выкуп... сто туманов. И дело будет сделано. Притащи еще кирку... Понял? Сто туманов и кирку!

- Понял. Скажу.

Аяз завернул опорожненную жандармом миску в скатерку, поблагодарил "дяденьку" и убежал.

Вернулся Аяз поздно ночью. Увидя в его руке что-то завернутое в платок, жандарм шагнул к нему и сказал сурово:

- Дай сюда!

Но тут из-за плетня послышался угрожающий кашель старика Мусы. Жандарм остановился. Осмелевший Аяз прошмыгнул мимо него к двери хлева. Завернутое в платок золото он кое-как просунул в дверную щель.

- Отец говорит, что это очень дорогие вещи... А это кирка...

Но кирка никак не проходила в щель между досками. Тогда мальчик опустился на колени и стал ощупывать землю. Найдя под дверью небольшую ямку, он расширил ее и просунул туда ручку кирки. Фридун ухватился за нее и втащил кирку к себе.

- Ну, спасибо, Аяз. Беги скорей домой!

Аяз ушел.

Жандарм подошел к двери.

- Ну, давай сюда, что у тебя там есть!

Фридун звякнул золотыми украшениями.

- Получишь это, когда я отсюда выйду, - сказал он.

При звоне золота у жандарма заблестели глаза.

- Ладно. Если кто подойдет, я закричу: "Кто идет?" Тогда ты перестанешь копать... - И жандарм отошел к другому концу двора.

Фридун засучил рукава и стал прощупывать заднюю стену хлева. Найдя наиболее слабое место, он начал бить по нему киркой. Старая глинобитная стена легко поддавалась.

Когда Фридун вылез из хлева в пробитое отверстие, он положил платок с фамильными украшениями тети Сарии жандарму в ладонь. Но жандарм остановил его.

- Забирай с собой и кирку! - сказал он и поспешил во двор сторожить запертую дверь опустевшего хлева.

Взяв кирку, Фридун пошел прочь. Но чуть отойдя от хлева, он услышал детский голос:

- Дядя Фридун!

Фрндун, увидел Аяза и горячо поцеловал его.

- Ты здесь, Аяз? А что у тебя под мышкой?

- Это платье для тебя. Отец дал. Велел переодеться и уходить из деревин.

Фридун прошел за развалившуюся стену и быстро переоделся. Кирку он спрятал тут же и, показав Аязу, сказал:

- Заберете, когда все успокоится.

Они стояли лицом к лицу. Фридун стал прощаться.

- Ты ступай по этой улице, - сказал он Аязу, - а я по другой! Прощай!

Мальчик по-взрослому крепко пожал ему руку и исчез за поворотом.

Поравнявшись с землянкой дяди Мусы, Фридун невольно задержал шаг. Ему хотелось войти, попрощаться с Мусой, узнать обо всем. Но Фридун вспомнил, что дядя Муса скорей всего спит на гумне, да и будить малышей не хотелось.

И все же ноги не повиновались Фридуну. Он чувствовал, что не может уйти, не сказав последнего "прости" Гюльназ, тете Сарии. Как знать, увидит ли он их еще?

Фридун вскарабкался на полуразрушенную глинобитную стену и заглянул во двор. Семья спала на небольшом возвышении под открытым небом. Забыв об ужасах минувшего дня, мирно спали ребятишки. Сария то и дело вздрагивала и стонала. Гюльназ лежала между матерью и младшими ребятами.

Фридуну показалось, что девушка не спит, и он тихо позвал:

- Гюльназ!..

Девушка тотчас приподнялась и села. На ней была грубая миткалевая сорочка.

Когда Фридун спрыгнул во двор, Гюльназ была уже возле стены и в порыве радости прижалась к его груди.

- Кто там? - послышался испуганный голос проснувшейся тети Сарии.

Фридун отстранил Гюльназ и подошел к возвышению.

- Я ухожу, тетя Сария, - сказал он. - Пришел попрощаться. Спасибо вам. Я причинил вам беспокойство. Если виноват в чем, простите!..

- Слава аллаху, значит, ты свободен! Только что я видела тебя во сне. Не дай бог, такой тяжелый сон был, - проговорила Сария, пытаясь накинуть на голову косынку. - А кроме доброго мы ничего от тебя не видели. Иди, дитя мое, да сохранит тебя аллах от всяких бед. И нас не забывай!

Фридун наклонился и по очереди расцеловал ребятишек, спавших голышом. Потом он попрощался с Сарией и повернулся к Гюльназ.

- До свидания, Гюльназ! - с волнением сказал он и протянул ей руку.

Гюльназ пошла проводить его до дверей. У выхода Фридун остановился и еще раз взглянул на девушку. Та хотела что-то сказать, но не могла. По щекам ее катились слезы.

- Вернешься ли когда-нибудь? - проговорила она и, не дожидаясь ответа, прошептала: - Я буду ждать тебя! До самой могилы!..

- Кто знает? - проговорил ой тихо и пожал ей руку.

Его тянуло поцеловать эти влажные глаза, но, подавив свое желание, он выскочил на улицу и быстро зашагал к гумну.

На углу он остановился, чтобы в последний раз взглянуть на дом, который стал для него родным. Залитая лунным светом, у ворот молча и скорбно стояла Гюльназ. И такой запомнилась она ему на всю жизнь.

Когда он дошел до гумна, луна уже клонилась к закату. Но Муса не спал и, услышав шаги, испуганно окликнул:

- Кто тут?

Фридун негромко отозвался. Муса подбежал к нему и, обняв, зарыдал. Фридун пошел с ним к стогу, в тень.

- Крестьяне согласились на условия хозяина? - спросил он, усадив Мусу.

- Эх, милый мой, что может сделать бедный хлебороб? Как он посмеет возразить? Помещик господин и над ним и над его имуществом. Ты ведь видел, что они сделали со мной из-за одного слова! Еще слава богу, что из села не выгнали. Все в их власти.

- Прости, дядя Муса, я хочу спросить тебя, неужели ты действительно нарушил метку? - спросил Фридун после раздумья.

- Нет, сынок, я не из таких, чтобы пойти на обман. Все было подстроено заранее. Это дело рук приказчика Мамеда!