Мирза Ибрагимов - Наступит день

- Керимхан Азади. Работает на табачной фабрике.

В это время снова раздался звонок в прихожей. Арам пошел отворять и через минуту вернулся с Серханом и Феридой.

- Знакомьтесь! - радостно сказал Фридун, указывая на Фериду. - Первая иранская женщина, вступившая в наш круг.

- Нет, милый друг! - с улыбкой возразил Курд Ахмед. - У нас уже есть одна - жена нашего друга Керимхана Азади - Хавер-ханум. Сегодня она не могла прийти; чувствует себя не здоровой.

Ферида не помнила себя от смущения. Словно какой-то туман заслонил от нее людей. Она едва различала, что вокруг говорят.

- Как жизнь в Азербайджане? - спросил Керимхан Азади Фридуна.

Фридун испытывал некоторое замешательство: как повести рассказ, чтобы эти люди, с которыми он встречался впервые, лучше поняли его? Когда он начал, ему казалось, что слова недостаточно полно и глубоко выражают его мысли. Но по мере того как он рассказывал о пережитом и увиденном в деревне, вспоминания все более захватывали его, и речь полилась свободно и непринужденно.

- Не жизнь, а ад - заключил он свой рассказ. - Удел крестьян беспросветная нужда, нищета, гнет. Крестьянина грабит каждый, кому только не лень, будь то жандарм или полицейский, помещик или деревенский богатей.

То, о чем рассказал Фридун, Курд Ахмед дополнил своими наблюдениями, особо подчеркнув непрекращающуюся борьбу между крестьянами и помещиками.

- Да, крестьяне доведены до крайности. Но недовольны не только крестьяне. Я встречался с людьми самых различных слоев, и все они выражали недовольство. Вся страна стонет под гнетом шахского режима. А ведь в каждом правительственном учреждении сидит не один, а сразу несколько повелителей, падишахов. Взяточничество, беззаконие, произвол перехлестнули через край. Втаптывают в грязь честь и достоинство народа. И я твердо знаю - народ нетерпеливо ждет сигнала, чтобы вырваться из этой тюрьмы.

- Все это, конечно, верно, - сказал Риза Гахрамани, - Но мне думается, что о положении Ирана мы можем и должны судить не только по деревне. В Иране формируется сейчас новый класс, могучая общественная сила. Это рабочий класс. Вся будущность Ирана зависит от взаимодействия и союза этих двух могучих сил.

Затем заговорил Азади.

Слушая Керимхана, Фридун не спускал глаз с его лица, на котором лежала печать большого напряжения и усталости.

- Конечно, вся сила в молоте и наковальне рабочего, в его труде. Партия, забывающая эту истину, ничего не добьется. Без рабочего класса в современном обществе невозможен ни один прогрессивный, а тем более революционный шаг.

- Истинная правда! Крестьянин, который всю жизнь крепко держится за хвост своей телки, и рабочий, свободный от собственности - не одно и то же! - горячо воскликнул кто-то из молодых.

Эго восклицание вызвало шумный спор. Ферида, не совсем понимавшая суть спора, растерянно переводила глаза с одного говорившего на другого.

- Ты неправ, мой друг! - сказал наконец Керимхан Азади, обращаясь к молодому человеку, который сделал такой неожиданный вывод из его слов. - В такой стране, как Иран, нельзя выбросить крестьянство, как лишний груз, из революционной борьбы... Трудовое крестьянство - верный союзник рабочих...

Наклонившись к Курд Ахмеду, Фридун тихо спросил его о молодом человеке, так резко отозвавшемся о крестьянах.

- Это Ризван, техник, работает на мыловаренном заводе, горячий паренек, - негромко ответил ему Курд Ахмед и, повысив голос, стал призывать товарищей к порядку. - Тише, тише! Прошу вас! Дайте Керимхану Азади до конца высказать свою мысль.

И, когда наступила тишина, Керимхан продолжал:

- Дорогие друзья! Я также хочу сказать, что в Иране поднимается новый класс - пролетариат. Он имеет свои идеалы, свои великие цели. И это он разнесет прогнившие основы нашего общества, как горный поток - глиняную стену...

- Но ведь то же самое говорю и я! - опять вмешался Ризван. - Разве такое дело по плечу мужику, который днем и ночью дрожит над своим скарбом?

- Ведь если бы крестьянин был способен уничтожить гнет, - поддержал его еще один из присутствующих молодых рабочих, он давно бы сделал это. Тысячи лет существует мир, столько же существует и крестьянин. Что же сумел он изменить в этом мире?

Снова поднялся шум, и Курд Ахмеду с трудом удалось восстановить порядок.

- Продолжайте! - обратился он к Керимхану. Но Ризван перебил его.

- Не лавочник, мысли которого так же путаны, как и его дела, и не крестьянин, мечтающий лишь о том, как бы вместо одной коровы иметь две, будут направлять революцию в Иране, - это сделает рабочий! - проговорил он горячо.

- Лавочник одно, крестьянин другое! - твердо сказал Керимхан, и Ризван осекся под ясным, спокойным взглядом этого человека.

Керимхан продолжал.

- Конечно, для уничтожения основ угнетения и эксплуатации в нашей стране прежде всего надо опираться на рабочих, но это не значит, что мы должны пренебрегать крестьянством.

- Нечего распылять силы. С самого начала нам надо ясно определить цель и прямо идти к ней. Дело, за которое мы боремся, по силам только рабочим, поэтому мы и должны все наше внимание уделить им, - снова возразил Ризван. Рабочие находятся в таком положении, что без раздумья пойдут на все, даже на смерть...

Керимхан кивнул головой.

- Это верно. Жизнь рабочих невыносима. Чтобы убедиться в этом, не надо ходить далеко. Выйдите только на южные окраины Тегерана, где расположены промышленные предприятия. Можно лишь удивляться тому, что живущие там до сих пор не ворвались в город и не разгромили его вконец... Трудно себе представить более жалкое, унизительное положение, чем то, в которое они поставлены. На южных нефтяных промыслах то же самое. Да куда ни пойдешь, повсюду над тобой одно и то же небо! И все же - чем лучше положение крестьян? Ничем! Пожалуй, даже хуже. Нет, я не отказываюсь от надежды на крестьянство.

- Вы все знаете народную поговорку, - начал внимательно слушавший до сих пор Курд Ахмед: - Во рту не станет сладко оттого, что будешь без конца повторять: халва, халва. Чтобы сварить халву, нужны мука и масло, мед и дрова. Никто не спорит: режим Пехлеви невыносим. Но сколько бы мы ни ругали шаха, он от власти не откажется. Его должен свалить народ. А народ состоит не только из рабочих. Он состоит из рабочих и крестьян.

Да еще из трудящихся города и деревни - из учителей, врачей, служащих, ремесленников и даже, наконец, из мелких и средних купцов и лавочников. Пока все они не объединены вокруг одного центра, уничтожить деспотию не удастся. Короче говоря, мое предложение таково - развернуть работу среди всех слоев населения.

- Но надо же на кого-нибудь опираться! - прервал его Ризван.

- Да, конечно! Опираться надо на народ - на рабочих в первую очередь, а также на крестьян и, наконец, на всех передовых, свободомыслящих людей, сказал Курд Ахмед решительно.