Мирза Ибрагимов - Наступит день

- И что же ответил на это ваш батюшка?

- Ты, говорит, с ума сошла! Даю тебе два дня сроку... И выкинь ты все это из головы! Иначе, говорит, ты так же плохо кончишь, как эти разбойники.

Фридун с удивлением вглядывался в выразительное лицо этой разряженной девушки. Глаза ее светились умом. Вместе с уважением, которое он когда-то почувствовал, выслушав историю ее жизни, в кем неожиданно пробудились живой интерес и симпатия к ней. Как бы наивны ни были ее рассуждения, они исходили из чистых побуждений, являлись плодом независимой и смелой мысли. Дружба с такой девушкой могла быть не бесполезной для дела, которому он отдавал себя.

- Да, чем больше я думала, тем сильнее убеждалась, как много правды в этой брошюре. В самом деле, разве в нашей стране жизнь человека - настоящая жизнь? Я, конечно, не была в деревнях, не посещала заводов и фабрик. Я ничего не могу сказать о жизни рабочих, крестьян... Но возвращаясь после прогулки домой, я не могу спокойно сесть за стол. Перед глазами так и стоят голодные, увечные, босые, голые, нищие, которыми кишат улицы Тегерана.

- В этом виноваты все мы... Одни - больше, другие - меньше, каждый виновен в соответствии со своим положением и состоянием. А некоторые скрывают свою сущность, и трудно понять, что же представляет собой такой человек?

- Вы имеете в виду меня? - с живым любопытством спросила Судаба. - Но я не боюсь открыто признаться, что я не дочь везира по крови. И если хотите знать, господин учитель, не жалею об этом, - гордо сказала Судаба.

Фридуну стало неловко, что он задел девушку за живое, и он мягко сказал:

- Должен в свою очередь признаться, что лично я считаю это не недостатком вашим, а достоинством,

- Это правда? - серьезно спросила девушка. - А скажите, вот вы действительно тот, кем вы кажетесь?

- Люди труда не умеют перекрашиваться, ханум, им незачем и некогда заниматься этим.

Судаба с уважением и любовью взглянула на Фридуна.

- Вы говорите правду, господин учитель?.. В день первой нашей встречи я внимательно следила за вами весь вечер. За вашим поведением, словами, манерами. Они были так непохожи на все то, к чему мы привыкли! Мне близка ваша искренность а смелость. Я их вижу и сейчас.

- Благодарю, ханум. Со своей стороны, я рад найти в вас необычные для дочери сановника суждения и доброе, искреннее сердце.

- Надеюсь, мы с вами еще не раз побеседуем. Не так ли? Прошу вас, дайте мне вашу записную книжку.

Фридун протянул ей свою книжку. Девушка что-то записала в ней и сказала, возвращая:

- Можете звонить мне, когда вам будет угодно. Фридун поблагодарил.

Шамсия, которая, соскучившись от столь серьезного разговора, давно вышла из комнаты, вернулась с небольшим подносом, на котором были сладости и чашечки чаю.

- Ну как, Судаба, надеюсь, вы не соскучились с господином учителем? спросила она чуть насмешливо.

Фридун испытывающе посмотрел на Судабу.

- Нисколько, Шамсия-ханум, - ответила девушка просто. - Благодарю вас за такое знакомство... Вот все, что я могу вам сказать.

Несмотря на глубокую осень, в полуденные часы солнце продолжало сильно припекать. Лишь к вечеру, когда тени от домов и деревьев сплошь, из конца в конец, покрывали улицы, дышать становилось легче. В Тегеране, как и во всех восточных городах, в эти часы улицы и базары кишели народом.

На проспекте Лалезар было также оживление; Перед кинотеатрами висели широковещательные рекламы, толпился народ. Здесь демонстрировались американские боевики.

Вдруг в толпе перед Фридуном мелькнула знакомая девичья фигура. С девушкой была пожилая дама. Помогая даме сесть в машину, девушка обернулась и тогда он узнал в ней Судабу-ханум. Она тоже увидела Фридуна и мгновенно остановилась. Шепнув что-то своей спутнице, она направилась к нему.

- Здравствуйте, Судаба-ханум. Какая приятная встреча!

Черные глаза девушки радостно сверкнули.

- Почему вы не сдержали своего обещания? - проговорила она. - Не позвонили мне... А я так ждала... - И улыбаясь, добавила: - Но я упорна и могу напомнить вам номер моего телефона.

- Я просто не решался беспокоить вас, - сказал Фридун.

Девушка взяла его под руку и подвела к машине.

- Идемте, идемте! Я вас представлю маме. Такой матери не найти в целом мире. Это образец доброты и любви.

Он хотел сказать, что обычно все дочери говорят то же, но, вспомнил слова Шамсии о том, что для этой девушки мать - единственное утешение, смолчал.

- Мамочка, познакомься с господином Фридуном. Он твой земляк.

В облике женщины до сих пор сохранились черты простой крестьянки, хотя они поражали своей утонченностью. В ней не было высокомерия и чванливости, характерных для жен сановников. Все в этой красавице было исполнено искренности, доброты, простоты, свойственных азербайджанской женщине из народа.

- Как - земляк? - с удивлением спросил Фридун.

- Конечно! Мама такая же азербайджанка, как и вы, - довольно улыбнулась Судаба. - Она выросла в цветущем, прекрасном Азершехре. Она так много рассказывала о прелестях своей родины, что мне до сих пор кажется, что рай находится именно там.

- Ханум не ошибается, - сказал Фридун, - Если бы вы видели Азершехр, то сказали бы, что это самый прекрасный уголок Азербайджана.

- Надеюсь, что когда-нибудь увижу, - многозначительно сказала Судаба. Но смысл этих слов для Фридуна остался неясным.

- Дочка, пригласи господина Фридуна к нам, - тихо сказала пожилая дама.

- Мама приглашает вас к нам, - повернулась Судаба к Фридуну.

- Благодарю вас. Непременно приду.

Судаба села в машину. Фридун захлопнул дверцу.

Он свернул уже на проспект Стамбули, когда неожиданно лицом к лицу столкнулся с сертибом Селими. Сертиб оставил своих спутников и зашагал рядом с Фридуном. Он сразу же заговорил о последних событиях и, конечно, об усилении английской и американской экспансии в Иране.

- Семена, что сеет сейчас правящая клика в угоду американцам, дадут ядовитые всходы. Конечно, пока трудно предсказать события. Все предоставлено на волю рока, судьбы, слепого провидения...

- Рок, судьба, провидение... - улыбнулся Фридун. - Простите, господин сертиб, но эти слова не к лицу такому просвещенному человеку, как вы.

- Вы правы, я и сам произношу их не потому, что верю во все это. Просто я не нахожу выхода и ясно вижу свое бессилие. Вы знаете, что такое суеверие, предрассудок? Единственный источник утешения для невежд и трусов.

Фридун хотел было посмеяться над таким самоуничижением, но уважение к этому человеку удержало его.

- К сожалению, я из числа тех людей, - словно поняв его намерение, продолжал сертиб, - которые ясно видят несовершенство нашей жизни. Но мы несчастны, потому что боимся и не "наем, как сделать ее другой. А незнание и есть невежество.