Мирза Ибрагимов - Слияние вод

Гызетар негодовала:

- Ждала, ждала, томилась, а угодила за черепаху!... Очень красиво. Лань влюбилась в черепаху! Да он и сам здесь, вот у ворот вышагивает! Значит, вы уже договорились? Ну, если так, ноги моей у вас не будет.

Со странной улыбкой, перепугавшей подругу, Першан подтвердила:

- Да, мы уговорились! - И пошла на веранду.

Калантар настаивал, что надо дело поскорее кончать, но Рустам с необычной для него нерешительностью отнекивался, ссылался на жену, а Сакина только руками развела:

- А я кто такая? Лучше всего девушку спросить.

В это время и вошла Першан, поклонилась гостям, не дожидаясь приглашения, сорвала покрывало с подноса, бегло оглядела, но к сладостям не притронулась, а заинтересовалась кольцом и жемчужным ожерельем.

- Ах, прелесть какая! И дорогие, наверно? Я согласна!

Сваты радостно зашумели, Калантар с облегчением перевел дух, потребовал, как велит обычай, от растерянных хозяев сладкого чая, да поскорее.

- Подождите, подождите! - вдруг кокетливо вскрикнула Першан, - Ведь самого нужного человека не хватает! - И завопила во все горло: - Салман, Салман, иди сюда!

Рустам глазам своим не верил. От счастья, что ли, рехнулась? А дочка уже тащила на веранду недоверчиво улыбающегося парня, ласково приговаривая:

- Ах, как ты красив, мой суженый!... - И, схватив выдолбленную ножом корку арбуза, с размаху нахлобучила ее на голову Салману. - Вот тебе мой свадебный подарок! Венец, как у шаха! Будешь знать, как без согласия девушки засылать сватов!

По лицу, по шее Салмана струился арбузный сок, капли попали и за ворот белоснежной рубашки, он завертелся, словно от нестерпимого зуда, и это было так смешно, что Гызетар и Першан залились звонким смехом, а глядя на них, засмеялись и сваты и хозяева, даже Калантар, не теряя солидности, коротко хохотнул.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

По краям участка, шириною примерно в два километра, змеистыми расщелинами протянулись арыки, впадавшие где-то там, внизу, в коллекторный канал. Здесь и начиналась промывка засолонившегося клина... Майя проверила арыки, велела поливальщикам кое-где углубить русло. Разорванные клочковатые облака, похожие на кусочки бронзы, неподвижно стояли в небе; беспощадно палящие солнечные лучи жгли землю.

Из большого арыка пустили мутную, илистую воду. Потрескавшаяся земля жадно глотала ее, чернела, набухала, а воды все прибывало, и вскоре почва насытилась, берега нижнего арыка заслезились, с них покатились зелено-синие капли.

"Вон он - яд земли, отрава муганской почвы, выжигавшая плодородие, обрекавшая степь на гибель!" - одумала Майя.

Растворившиеся в воде минеральные соли уплывали по арыку.

В соломенной широкополой шляпе, защищавшей лицо от зноя, Майя шагала вдоль арыка. Было приятно, что она одна, Рустам не приехал: он бы вмешивался, командовал... Колхозники говорили, что его и Ширзада неожиданно вызвали в райком партии, а Салман отправился на ферму.

Спустя минуту Майя подумала, что Рустам, пожалуй, не стал бы командовать, последнее время при встречах он держался мягко, чуть-чуть даже виновато.

Увидев, что промывка проходит нормально, Майя вышла на берег Куры, где толпились высокие стога, кидавшие на скошенные луга густые тени: хотелось отдохнуть, полежать в прохладе. Была самая знойная пора летнего дня, когда даже змеи шипели и забивались под камни, лишь в тени, продуваемой речным ветерком, можно было перевести дыхание, опомниться. В последнее время Майя быстро уставала, ныли ноги и часто-часто колотилось сердце.

К вечеру она совсем выбилась из сил и обрадовалась, что знакомый шофер довез ее из "Новой жизни" в "Красное знамя".

Майя не забывала и про земли "Новой жизни", часто появлялась в колхозе, следила за поливом, за очисткой и ремонтом арыков. В каждом звене у нее были приятельницы - вовремя показывали, где хирели растения, где появлялись солончаки, где арык обрушился...

Женщины и девушки жалели ее, мужчины относились с уважением., парни охотно заговаривали с Майей, но вольностей не допускали. И не раз она думала, что нет более верных и скромных поклонников красоты, чем труженики. Но ведь и Гараш вырос в трудовой семье. Что же с ним случилось? Может, и не любил Майю?

Со всем Майя могла примириться, свыкнуться, но трудно было отказаться от воспоминаний о счастливой поре любви. Нет, она любила и была любимой. Какой-то тайный голос убеждал Майю простить мужа ради будущего, ради любви. Любовь не погибла, она жива. Соперницу Майи изгнали с позором из деревни. Муж ни разу не сказал, что не любит Майю. Почему же он сейчас отсиживается в полевом стане: то ли боится, то ли от стыда не знает, куда деваться? Может, не стоило покидать дом Рустамовых? Ведь никто не говорил: уходи! Наоборот, и Сакина и Першан уговаривали вернуться. Но жить в холодном, без любви, без ласки, будто всеми сквозняками продуваемом доме Майя не смогла бы.

- Сестрица, да ты опять сама с собою разговариваешь! К чему бы? воскликнул вбежавший в комнату Рагим, держа в руке учебник географии.

Окна были открыты, и доившая корову в хлеву Зейнаб услышала, прикрикнула на сына:

- Не приставай к Майе! Лучше нарвал бы яблок!

Сказано - сделано: через минуту перед Майей была поставлена тарелка с яблоками, похожими на пестро раскрашенные фарфоровые чашки. Рагим ждал одобрения, и Майя отважно попробовала, стараясь не морщиться от кислого сока, и сказала:

- До чего сочное!

Мальчик засиял, даже подпрыгнул,

- Это я сам прививал, когда в четвертом классе учился. Правда, необыкновенное?!

- Да, поразительно сочное. А кем ты хочешь быть?

- Правду сказать?

- Конечно. Говорить надо только правду.

- А не засмеешься?

- Ну что ты! - Рагим нравился Майе: смышленый, ловкий, ласковый с матерью. "Мне бы такого сына!" мечтала она бессонными ночами.

- Я буду, как ты, инженером водного хозяйства! - прошептал мальчик, Мама часто жаловалась на солончаки: то посевы погибли, то в саду яблони засохли от соли. А ты солончаков не боишься! Ты их победила! А я не только колхозную землю, всю Мугань очищу от соли! Не веришь?

- О-о, благородная и трудная цель! - серьезно сказала Майя. - Желаю тебе, Рагим, успеха!

- Хозяйка дома? - раздался у ворот голос Кара Керемоглу.

Рагим помчался навстречу гостю. Старика провели на веранду, усадили в кресло, запыхавшаяся Зейнаб, вытирая фартуком руки, уже бросилась к очагу, но Кара Керемоглу остановил, попросил не беспокоиться: он ненадолго...

И, потянув из рук Рагима учебник, спросил:

- На хлопке поработаешь?

- Я бы с радостью! - жалобно ответил Рагим. - Да учитель сердится: "У колхоза план, и у школы план. Повадились отрывать школьников от уроков, начинать учебный год с опозданием..."

Кара Керемоглу добродушно рассмеялся.