Мирза Ибрагимов - Слияние вод

- Хватит пререкаться! Я все обдумал. Завтра же пойдешь в детский сад.

- А где же моя свобода? - так же тихо спросила Сакина. - Не ты ли на всех собраниях распинаешься о женском равноправии?

Когда Рустаму приходилось видеть слезы жены, ему хотелось утешить, приласкать ее. Отвернувшись, он проворчал:

- Разве свобода - самоуправство? Муж - муж, жена - жена. Или в этом доме у хозяина не осталось никаких прав?

- Права у тебя очень большие! Но и у меня есть право распорядиться своей жизнью. В этом, прости, ты не властен...

Сказано было спокойно, даже слезы высохли в глазах Сакины, но именно в эту минуту Рустам понял, что потерпел поражение: всегда уступчивая жена стала твердой, как булатный клинок...

- А, чтоб тебя... - пробормотал Рустам и ушел в сад, долго гулял там, а затем постелил себе постель под навесом, улегся и притворился спящим, хоть и слышал, как бродила по двору Сакина.

Конечно, они помирились, следующей же ночью помирились. Но только на фронте, в боях, мучимый тоскою по жене, по детям, Рустам понял, как безоговорочно была права Сакина, и хотел написать ей об этом, но все медлил: то ли некогда было, то ли забыл, то ли мешало уязвленное самолюбие.

А в районной газете, которая приходила в полк, хвалили звеньевую Сакану Рустамову, славили ее как мастера высоких урожаев, и Рустам знал, что семья не ведает нужды, что дети сыты и учатся в школе, а не торгуют яблоками и арбузами на перекрестках, как некоторые солдатские ребятишки. В мае 1942 года на фронте под Харьковом Рустам получил номер газеты с портретом Сакины, награжденной орденом Трудового Красного Знамени. Вот тогда-то и хватило у него мужества и великодушия написать жене: "Прости, я был неправ..." Да, в те дни он видел, что у жены глаза зорче, чем у него, и что Сакина понимает в жизни то, что он, охмелевший от успехов, понять не умудрился. И он дал себе слово никогда не принуждать ее ни в чем, доверять ее мудрости и чуткости.

3

Не все люди остаются верными клятве, данной в часы душевного подъема, когда сердце теснится благородными побуждениями. Время безжалостно и жестоко, оно у многих сглаживает и притупляет полноту чувств, стирает из памяти те священные мгновения, когда рождались, казалось бы, незыблемые клятвы.

Отшумела буря войны. Усталые солдаты сдали на склад винтовки и взяли в руки топоры, пилы; танкисты пересели на тракторы и комбайны; плуг провел первую борозду по изрытой воронками земле, и сеятель вышел в поле сеять... Люди взялись за мирный труд с тем же мужеством и вдохновением, с каким сражались четыре года подряд. Вступало в жизнь новое поколение солдатских детей и внуков.

Произошли перемены и в семье Рустамовых. Голова Сакины сделалась похожей на вишневый куст, схваченный инеем, паутинка морщинок пролегла у ее милых глаз и красиво очерченного рта. Крохотный румяный Гараш возмужал, стала взрослой девушкой Першан.

И Рустам стал не тот. Поредела копна густых волос, зазмеились в них серебряные нити. Но не согнулся, не сгорбился Рустам, высоко держал голову, выходя к людям, и многие смущались, встречая его твердый взгляд. А школьники торопливо стаскивали шапчонки: "Добрый день, дядюшка Рустам!" Ну, дядюшка так дядюшка. Скоро станут величать дедушкой! Что тут поделаешь?

Происходили в характере Рустама и неприятные перемены, которые лучше всех видела, конечно, Сакина: муж становился нетерпеливым, вспыльчивым. Но Сакина любила его и во всем оправдывала: война... Порою она отмалчивалась, порою хитрила, твердо веря, что сколько бы муж ни горячился, ни спорил, а ведь в конце-то концов ей же подчинится. В часы семейных неурядиц, - а как без них обойдешься! - она старалась отвечать спокойно, внимательно подбирала слова, чтобы нечаянно - упаси боже! - не вывести мужа из терпения. Иногда и уступала...

Неделю назад Сакина весело сообщила:

- Аи, киши, поздравляю: сын надумал жениться!

- Что ж ему, до седых волос холостяком резвиться? - заметил Рустам. Похвальное намерение. Есть кто-нибудь на примете?

- Не было бы - так и речи не завела бы... Городская! Уже обо всем сговорились. Откуда бы ни пришла, из города или из села, лишь бы оказалась достойной. Больше всего боялась - не встретился бы с ветреной девчонкой.

- С чего бы? Кажется, Гараш вскормлен твоим молоком и моим хлебом. Кем попало не прельстится.

Сакина готова была возразить, что всякое случается, бывает и так, что хорошие парни увлекаются смазливыми вертушками, но промолчала: "А вдруг напророчу?" И только, вздохнув, сказала:

- Да сбудутся твои слова, киши!

Добрая весть пришлась по сердцу. В последнее время Рустам часто с тревогой думал, как бы не стряслась с сыном беда. Попробуй-ка удержи красавца игита! Ведь любая девчонка при встрече с Гарашом меняется в лице и дышит стесненно, а в глазах искорки...

- Чем быстрее введет невестку в наш дом, тем лучше, - сказал Рустам.

- Да и я так думаю: пора готовить молодым спальню! - обрадовалась Сакина.

Но еще больше обрадовалась Першан: она прыгала, резвилась, тормошила мать, украшала комнату Гараша, переставляя из угла в угол мебель.

Вот тут-то в доме Рустамовых и начались раздоры.

Председателю передового колхоза захотелось устроить сыну пышную свадьбу. Он решил пригласить на семейное торжество не только односельчан, но и руководящих деятелей района. Пусть множество столов ломится от яств, пусть колонна легковых машин доставит невесту с подружками, пусть оркестр встретит ее... "Вот это по-нашему, по-рустамовскиЬ

Першан обрадовалась: чего таить, о такой же своей собственной свадьбе мечтала она знойными летними ночами.

Но, к удивлению мужа и дочки, Сакина не одобрила эту затею.

- К чему пышность? Пригласим пять-шесть друзей Гараша, родственников. Чем скромнее, тем сердечнее.

- Да что ты! - Рустам обиделся. Один-единственный сын! И я поскуплюсь на его свадьбу? А Что в районе скажут? Осудят. "Председатель Рустам денег пожалел на свадебный пир!" Нет, жена, неразумны твои речи. И опять же, пусть невеста увидит, что мы для счастья сына ничего не жалеем...

- Ну-у, мама!... - капризно надула губки Першан. - Разве ты не хочешь, чтобы они были счастливы?

- Не в этом счастье, девочка, - ответила Сакина. - Когда мы с отцом женились, на свадьбе даже зурначей не было. А всем бы так хорошо жизнь прожить.

- Времена были не те, возразил Рустам. - Я же батрачил, батраком был, нищим! Помнится, и тебя не из дворца бека взял. Ничего не было: ни колхоза, ни этого двухэтажного дома. А теперь, слава богу, живем не тужим. Я такую свадьбу сыну сыграю, что по всей Мугани слух пройдет!

- Что Мугань! - кротко сказала Сакина. - И в Баку услышат! Боюсь, как бы от такого шума мы с тобой не оглохли...

День ото дня разгорались семейные споры.

- В тебе сидит дух противоречия! - упрекал Рустам жену. - Прошу дать белую рубаху - ты приносишь черную. Не успею сказать "да" ты кричишь "нет".