Александр Исаев - Теория игр

У меня в руках пакет, перевязанный шелковой лентой. Обычно на 23 февраля Виктория дарит мне носовые платки. (Надеюсь, без намека.) Это наша традиция, и мы ее храним. Кажется, и на этот раз Виктория не изменила себе. Я бросаю пакет на стол, но промахиваюсь. Пакет улетает аж за батарею.

"Ладно, завтра достану."

Один из шляхтичей, с хищным, загнутым крючком носом, выпустив мне дым в лицо, насмешливо интересуется:

- Чем пан не доволен?

"Нет, старик, все нормально..."

Все нормально.

9.

Я стою в очереди в буфете и изучаю его скудный ассортимент, когда туда заглядывает Юлия.

- Ты где свою подружку потеряла? - интересуюсь я.

- Инга заболела.

- Что-то серьезное?

- Нет, ангина.

Прекрасно! Нет, то, что Инга заболела, это, конечно, плохо. Прекрасно, что мне предоставлена возможность доказать, что мои слова никогда не расходятся с делом. Как там у меня? "Когда они будут болеть, я буду ходить в аптеку?" Вот, и иди!

В центральном гастрономе я покупаю трехлитровую банку абрикосового сока, килограмм лимонов, конфеты и, остановив такси, еду к Инге домой.

Дверь мне открывает невысокая миловидная женщина - мать Инги.

В руке у нее книга.

"Советский народ - самый читающий народ в мире", - мысленно рапортую я.

Инга уже в прихожей. На ней джинсы, "ковбойка" навыпуск. Шея обмотана шерстяным платком.

Удивление на ее лице уступает место восторгу.

- Я сейчас! - кивает она и шмыгает в свою комнату.

- Раздевайтесь, - улыбаясь, говорит мамаша.

"Мамаша, ничего, что я вас так - по-простому? По-солдатски?" - мысленно интересуюсь я.

Мамаша достает из рундука шлепанцы каких-то невероятных размеров.

"У вас в роду слоновой болезнью никто не страдал?" - едва не слетает у меня с языка.

Отсутствие в доме мужчины я определяю сразу. Как? Шут его знает! Возможно, по цвету обоев...

- На улице холодно? - спрашивает мамаша.

Все это время улыбка не сходит с ее лица.

Ну, как же! Жених пришел.

"Мамаша, эх, мамаша! Чему радуетесь? - ворчу я про себя. - К вашей дочке пришел ... (ладно, не будем уточнять кто), который ей, можно сказать, в отцы годится. Тут, мамаша, плакать надо!"

Честно говоря, ее улыбка уже начинает меня раздражать. Прямо не мамаша, а какой-то скалозуб в юбке. Что бы такое придумать, чтобы ей сразу взгрустнулось?

"Вариант первый".

Утро. Я в семейных трусах выхожу из комнаты Инги и сталкиваюсь с мамашей...

"Улыбается? Ладно, тогда вариант второй".

Утро. Инга и мамаша копошатся на кухне. Инга моет посуду. Я подхожу к Инге и пристаиваюсь к ней сзади...

"Опять улыбается? Прекрасно! Делаем рокировку."

Мамаша моет посуду, Инга хлопочет у плиты. Я подхожу к мамаше и пристраиваюсь теперь уже к ней...

"Что, снова улыбается? Теперь уже обе улыбаются? Ну, знаете, я вижу в этом доме мужчинам разрешено буквально все".

Тогда так. Инга и мамаша на кухне. Мы с Викторией вваливаемся в прихожую. Естественно, подшофе.

Я (громогласно):

- А ну, курицы, живо на шухер!

(Я загибаю Виктории салазки и пристраиваюсь сзади).

И н г а и м а м а ш а (в один голос):

- Что-о-о-о?!

- На улице холодно? - спрашивает меня мамаша.

(А она - дипломат!)

- Сейчас уже потеплело!

Инга влетает в прихожую. Я протягиваю ей пакет с дарами:

- Вот, лечись!

Инга заглядывает в пакет и от восторга теряет дар речи.

"Бедный ребенок! Совсем не избалован подарками".

Инга мчится на кухню, оставляет там пакет и так же, вприпрыжку, возвращается в прихожую. Мы расходимся по комнатам. Мамаша (с книжкой) - в свою, мы (с Ингой) - в свою. Вернее, в ее.

Как только мы остаемся одни, Инга бросается мне на шею. Я теряю равновесие и падаю на диван. Оседлав меня, Инга скороговоркой шепчет

мне в ухо:

- Милый, дорогой, любимый!..

"А где "единственный"? - мысленно привередничаю я. - У Асановой был еще "единственный"!"

- ...я знала, я просто чувствовала, что ты придешь!..

Инга запускает руку мне в п о д б р ю ш ь е (очень люблю это слово) и начинает расстегивать мой ремень...

- Ты сошла с ума, - теперь уже шепчу я. - Мама войдет.

- Не войдет, - со знанием дела шепчет Инга.

Она перекатывается на спину и начинает стаскивать с себя джинсы...

Все - джинсы на полу! Теперь моя очередь.

Я дышу ей в затылок, сдавливая в ладонях два упругих мячика...

"Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик..."

(Сгораю от стыда, но иных ассоциаций слово "мячик" у меня не вызывает.)

Скрежет диванных пружин наверняка слышен во всем микрорайоне. У подъезда уже толпятся люди. Стоят, задрав головы. Пытаются выяснить, из какого окна он доносится...

"Бедная мама!"

Бедная мама.

Что она чувствует в этот момент?

"Как все же хорошо, что у меня нет дочери!"

Я сижу на диване. Инга еще в ванной. Мне не остается ничего другого как разглядывать ее комнату.

Старый диван, старый письменный стол, старый секретер...

Вся мебель разной масти. По ней как по вехам можно судить о главных этапах в жизни семьи. "В этом году мы купим диван. В следующем - секретер.

А еще через два года - хо-ло-диль-ник!"

За стекло секретера - фотография Высоцкого. Та, где он с гитарой.

А что, если мне сменить фамилию? Взять девичью фамилию бабки и умотать в Польшу. В Россию стану приезжать только летом, в отпуск. Знакомые будут останавливать меня на улице и спрашивать:

- Ну, как там у вас, в Польше?

А я буду всем отвечать:

- А там тот пан, у кого больше!

Инга возвращается в комнату. Забирается на диван. Рукой проводит по моим волосам...

Я начинаю корчить рожи. "А ля Муссолини".

- Перестань! - строго говорит она.

Какая прелесть! Сестрица Аленушка и братец Иванушка. "Перестань!" говорит Аленушка не в меру расшалившемуся братцу.

- Хочешь посмотреть мои фотографии? - неожиданно спрашивает Инга.

(Фотоаппарат висит на стене рядом с ковром).

"Валяй", - соглашаюсь я.

Инга ставит стул и достает с шифоньера тяжелый плюшевый альбом.

Я раскрываю альбом, Инга присаживается на спинку дивана.

- Слушай! - спохватывается она. - Ты, наверное, голоден?

"Не то слово!"

Инга устремляется на кухню.

Я медленно перелистываю страницы с фотографиями...

Инга в детстве. Инга в раннем детстве. Инга опять в детстве...

А тут Инга с матерью... А мамаша в молодости была очень даже ничего! Кого она мне напоминает? Вспомнил! Анук Аме. Был такой фильм "Мужчина и

женщина".

А вот...

Не знаю, почему мое внимание привлек этот пакет из черной светонепроницаемой бумаги. Пакет плотно набит фотографиями. Я долго вожусь, чтобы извлечь их наружу...

"Свершилось!"

На фотографии двое. Инга и Вольдемар. Оба в постели. Я вижу все как на экране.

...Инга ставит аппарат на автоспуск и запрыгивает в постель. Вон даже секретер угодил в кадр...

Так вот откуда такая уверенность: "Не войдет!"