Сергей Юрьенен - Беглый раб

Из забегаловки он выбежал.

- Их там полно! В сортире, представляешь? Одной иглой!..

И газанул.

11.

Как оказались в Стране тюльпанов, этого Алексей не заметил, поскольку в Бенилюксе погранпунктов нет, да и тюльпаны вроде отцвели. Ветряных мельниц, впрочем, было в избытке - тучных и легкомысленных.

На плоском и зелёном.

- Самый большой в мире порт, - склонял Люсьен в сторону Роттердама. При этом, можно сказать, культурная столица. На каждом углу авангардизм. Цадкин, Певзнер alias? Габо. Ваши, русские...

Что выбрать на предстоящий вечер - Роттердам или все же Амстердам?

Мальчик вырос, засыпая над "Политической картой мира", и постепенно осознавал, что до конца обречён на жизнь в пределах красного разлива "священных границ". Он бы лишь скорбно ухмыльнулся, предскажи цыганка в стране отказа, что придёт момент томления перед подобным выбором. Впечатанный в кресло, он лежал безмолвно. Машина летела в сиянии над бесконечной дельтой Рейна.

- Поставим вопрос иначе, - сказал водитель. - Секс или культура? Потому что, кроме дома Анны Франк, с культурой в Амстердаме будет туго.

- Пассон?, - ответил я.

- You are the boss...

Культура оказалась слева и внизу.

12.

В Амстердам въехали после заката. Небо прорезала вывеска отеля "Krasnopolsky".

Каналы были без парапетов, а иногда и вовсе без ограждений. Вода отражала свет высоких и узких - на три окна - домов. Ни ставней, ни даже занавесок. На вылизанных кухнях садились за ужин эксбиционисты, одетые с корректностью витринных манекенов. Город был более чем приличный. Чинный.

- Где мои пятнадцать лет? - повторял Люсьен с энтузиазмом не вполне понятным.

- В воду не упади.

Он запарковался на мосту. Какое-то время они сидели, отдавшись состоянию внезапного покоя.

Потом ремень отпрыгнул к правому плечу.

Странно было оказаться сразу в центре Амстердама. Только машина это вам даёт - мгновенный выброс в чужую ситуацию. Пока Люсьен изучал витрину табачной лавки, где над разнообразием сигар к стеклу изнутри был приклеен снимок того, что он сначала принял за алую орхидею.

- Цветами зла любуешься? То ли ещё будет...

За углом в закусочной кофе подали в огромных фаянсовых кружках. Люсьен распечатал "Питер Стьювезант" - сигареты, названные в честь функционера Ост-Индской их компании, скупившей в своё время остров Манхэттен и полмира заодно. Абориген - благообразный и седой ост-индец - бросал из-за стойки улыбки одобрения.

Афиши кинотеатра зазывали безлюдную улицу на фестиваль лучших порнофильмов Северной Европы.

Вдали у мотоциклов тусовалась молодёжь - столь рослая, что вместо них, во Франции ничем не обделённых, на площадь вышла как-бы пара лилипутов. Розовощёкие гиганты корректно предложили альтернативный метод эскапизма пакетики с кокаином, разноцветные блестящие таблетки в притёртых пробками флаконах, не говоря о гашише с марихуаной.

- Видал "козью ножку"?

- Ну?

- Неделю можешь курить, а стоит дешевле сигарет. Причём, трава чистейшая.

- Поддерживать врагов Запада?

- Ну уж и враги...

- Нет-нет, - торопился куда-то он. - Охота жить!

- Тогда по пиву?

В поисках созвучного заведения они ушли по набережной в молодёжные кварталы. Заклеенные сплошь афишами заборы, размалёванные стены, заколоченные окна, за которыми осаду держат скуотеры - зона крутой контркультуры. Девушки-тинейджеры обгоняли на длинных голландских ногах ещё больше повышая волю к бытию. Юность, и это очевидно, прошла необратимо, но почему в стране, враждебной к молодёжи?

К стойке сначала было не протолкнуться, а потом оказалась она едва ли не до подбородка. Отступая, они пригибались под кружками голландцев. Джинсовые зады толкали их, не извиняясь, это они: "Пардон, пардон!" галантно извивались среди дымящих трубками гигантов и великанш, хрипящих на языке согласных. Забились в угол и подпёрли стену - два не первой молодости карлика, которым для смеха придали эти пивные кружки. Люсьен перехватил свою для прочности:

- Давай, Пётр Великий!

По пути обратно стали вдруг ломиться в какой-то вертеп под названием "Member"*. Высокая и крепкая дверь отливала чёрным голландским лаком, а посредине было железное кольцо, которым они поочерёдно били в дверь, одновременно её пиная.

Возник сверхчеловек - весь в коже. Сложил над выпирающими мышцами груди чудовищные руки и спокойно стал ждать реакции. По-английски Люсьен потребовал доступа. Оглядев их сверху вниз, сверхчеловек привёл в движение мускулатуру шеи:

- Members only.*

Гасконская кровь не снесла такого унижения. Бойцовским петухом Люсьен скакнул на этого быка. Тот только разнял ручищи - друг уже летел на мостовую. С разворотом Алексей врезал великану по мягким яйцам. Охнув, тот схватился за них и, демонстрируя могучий голый зад в специальном вырезе штанов, юркнул за дверь, на штурм которой бросился Люсьен:

- Sale pede!* А ну, выходи, я тебе морду разобью!

Он бился и гремел кольцом, но дверь больше не открылась.

В дежурной аптеке, после того, как ему дезинфицировали и заклеили ободранные локти, Люсьен приобрёл пачку английских презервативов и спросил дорогу в квартал Красных фонарей. Аптекарь - очки в стальной оправе - вышел с ними на улицу, чтоб разъяснить маршрут.

Люсьен дрожал от ярости.

- Сейчас мы их...

Никаких фонарей, конечно, не было.

Промеж каналов не улица - щель. Мощёная и с древним желобом для стока помоев и ночных горшков. Между витрин, отчасти задёрнутых, зигзагами ходила озарённая неоном чёрно-белая публика, туристы вперемешку с аборигенами из бывших голландских колоний - Суматра, Борнео, Гвиана. За чисто вымытыми стёклами коротали вечер женщины. Неглиже они казались ещё больше и белей. Особенно впечатляли формы ляжек, которые в целом, однако, смотрелись соразмерно - столь длинны были эти ног в чулках и туфлях на высоких каблуках. С диванов и кресел-качалок они переключали дистанционным управлением свои телевизоры, листали книжки, вязали или размешивали растворимый кофе из банок - с показом невероятных ягодиц.

От конца улицы они повернули обратно.

Прямо перед ними раскрылась штора. Взглянув на груди за стеклом, Люсьен свернул в нишу, ткнул кнопку и оглянулся: "Идём-идём..."

Увидев их вдвоём, она не удивилась.

- Bonjour, madame.

Она отступила с улыбкой:

- Французы?

С улицы глазели аборигены. Она задёрнула занавес.

- Алсо ...Френч кис?*

Люсьен взглянул на него.

- Не знаю...

- Одер месье зинд попофройнде? * - и она пошлёпала себя по этой попе этимологически с немецкого, как оказалось. Попа = попо. Друг Люсьен всё мялся. Ничто человеческое нам не чуждо, однако необходимость так вот, в лоб, обнаружить при очевидце сокровенность предпочтений застала его врасплох.

- Так как?