Александр Попов - Новая Земля

Илья прочитал: "Хочешь женщину?" Он мгновенно перестал слышать Надежду Петровну, его душалихорадочно запульсировала. Махнул головой Еремину.

- Я познакомился с одной разведенкой, а у нее подруга, - хочешь, сведу? Порезвишься. Вижу - хочешь! - сказал Алексей, подмигивая. - На вино денег найдешь?

16

У Ильи после урока заплетались ноги. Ему не верилось, что скоро может произойти то, о чем он тайно и стыдливо мечтал. Он шел по коридору за Алексеем, натыкался, как слепой, на учеников и учителей. Мельком увидел чье-то очень знакомое лицо, сразу не признал, но неожиданно понял - Алла. Она, одетая в кроличью шубу, стояла возле раздевалки и, несомненно, ждала Илью, коленкой нервно подкидывая сумку. Удивленно посмотрела на своего припозднившегося друга, а он притворился, что не увидел ее, быстро прошел мимо, подхватил куртку и побежал за Алексеем.

Купили вина.

Дверь в квартиру открыла молодая, показавшаясяИлье некрасивой женщина, которую звали Галиной. Он на мгновение встретился взглядом с ее тусклыми черными глазами, поразившими его какой-то глубокой печальной красотой.

Илью удивил и обидел прием: Галина коротко равнодушно взглянула на гостей, склоняясь и путаясь в широком халате, молча прошла в зал.

- Не дрейфь, - шепнул Алексей Илье. - Вина выпьет - развеселится. Привет, Светик! - обнял он вышедшую их зала молодую рыжеватую женщину. Вот, привел для Галки женишка, а она не обрадовалась.

- Женишок не из детского ли сада? - улыбалась Светлана.

Илья покраснел и сердито посмотрел в глаза насмешницы.

Вскоре сели за стол, выпили. Илья не мог поднять глаза на Галину, которая казалась ему солидной, серьезной женщиной, учительницей. Алексей громко включил музыку и в танце утянул смеющуюся Светлану на кухню.

Галина и Илья еще раз выпили. Она пригласила его танцевать, и он неуклюже топтался на одном месте, жалко улыбаясь. Она, раскрасневшись от выпитого, заглянула в его глаза:

- Ты, молоденький, молочненький, хочешь меня, говори живо, а иначе передумаю?

- Д... да, - шепнул он и опустил глаза, налившиеся влагой. В груди тряслось, руки подрагивали, касаясь тугой талии Галины.

- Пойдем. - Она решительно, властно повела его за руку, как маленького, во вторую комнату. - Что ты, Илюша, разве так можно волноваться?

- Я не того, не волнуюсь, - просипел бледный Илья.

- Мне хочется побыть с тобой рядом, таким чистым, - тихо сказала Галина, присаживаясь на край широкой кровати и значительно заглядывая во влажные глаза Ильи. - Если ты ничего не хочешь - просто посидим, ага?

- Я... хочу, - сказал Илья и от великого детскогостыда не мог посмотреть в глаза женщи-ны.

- Хорошо. - Она скинула с себя халат.

Илья боялся даже шевельнуться и не знал, что нужно делать. Стоял, будто наказанный, с опущенной головой, подрагивал и мял пальцы.

Галина за рубашку притянула его к себе. Он благодарно встречал ее новый для себя ласковый, улыбчивый взгляд все таких же, однако, грустных, отягченных глаз. Он не понимал этой женщины.

Она легла на кровать и протянула ему руки. Он со страхом подумал: "Я совсем ничего не умею. Она будет смеяться надо мной" И его детское волнение взметнулось волной и залило рассудок; он неловко, локтем подкатился к Галине, коснулся ее губ.

Потом они тихо лежали с закрытыми глазами. Они так, быть может, лежали бы долго, но услышали голоса из зала и громкую музыку, и обоим стало мучительно нехорошо. Галина рывком набросила на Илью и себя одеяло, и они в темноте этого маленького домика целовались.

"Если кто-то мне скажет, - думал счастливый Илья, лаская женщину, - что не это важно в жизни, что важнее болтовня, обман, фальшь, ничтожные интересики быта и вся-вся другая чепуха, семейная или всей страны, я такому человеку дерзко улыбнусь в глаза и... что там! наверное, промолчу: разве можно словами объяснить, выразить то, что я испытал только что?"

17

Апрель и май Илья так плохо, безобразно учился, что педагоги, приходившие к его поникшим родителям, вызывавшие их в школу, звонившие им, однозначно говорили, что он, видимо, не сдаст выпускные экзамены. Мария Селивановна плакала, а Николай Иванович уже не знал, что предпринять. Илью гневно, взыскательно разбирали на собрании, и он, повинный с головы до ног, выслушал всех с опущенными глазами и на сердитый вопрос, думает ли он исправляться - не ответил. Вызывали Илью на педагогический совет, и там он безмолвствовал. Кто-то из педагогов на его упрямое молчание и странные поступки последних месяцев сказал, что парень погиб, другие - мол, повредился умом, третьи предложили выгнать из школы. Директор Валентина Ивановна крикнула на Панаева:

- Всех вас, мерзавцев и тунеядцев, посадить бы на голодный паек и за колючую проволоку загнать бы! - И своим грозным мужским взглядом долго в густой тишине педсовета смотрела с трибуны на Панаева. Тихо, но страшно выкрикнула: - Вон!

Бледный Панаев ненавистно взглянул на нее и дерзко медленно вышел. "Что они знают о жизни? - подумал он о педагогах по дороге к Галине. Ограниченные, жалкие люди!"

Илья забросил писать картины маслом и акварелью, потому что такая работа требовала серьезного напряжения мысли и сердца. Его душа перестала развиваться; только иногда набегало художническое томление, и он делал скорые, неясные наброски карандашом или углем. Человек, привыкший глазом, умом и сердцем к простым, понятным штрихам, краскам, сюжетам, скорее всего не смог бы разобраться в весенних набросках Ильи. Но можно было увидеть в неопределенных линиях абстрактных картинок Ильи то, что ворвалось в его жизнь: он и через рисунок, линию открывал и утверждал для себя истинную, в его представлении, жизнь. Эти рисунки были фантастическим сплетением тел, растений и облаков; Илья и сам толком не мог объяснить, что это означает. Как обнаженное человеческое тело может быть связано с небом, облаками или ветвями сосен и кустарников? Но совершенно ясно Илья понимал одно: все, что подняло и понесло его, это - ветер нового, радостного, долгожданного в его жизни, и потому радостными оказывались все его художественные работы весны.

Он как бы поднял бунт: неслушалсяродителейиучителей, урокипосещалтолько потем предметам, по которым сдавался экзамен. Показавшись дома на глаза матери - убегал к Галине.

18

Илья и Галина теперь встречались только вдвоем. Они жадно смотрели друг другу в глаза, улыбались, говорили пустое, незначащее, а потом ложились.

Но с каждым новым днем женщина все чаще не спешила в постель, а хотела подольше смотреть в серые с блеском глаза Ильи и беседовать.

- Мне бы такого мужа, как ты, - однажды сказала Галина ему, - и я была бы самой счастливой на свете.

Илья обнял ее, но она отошла к окну.

- Мне, миленький, горько жить, - тихо сказала она и заплакала.