Александр Попов - Новая Земля

- Строимся на обед. Идем руки мыть. Живее, живее!

Василию не хотелось куда бы то ни было идти; он раздраженно подумал: "Почему я должен строиться?". Однако Рита Николаевна оттолкнула его от окна.

- Не хочу, отстаньте.

- А ты, Вася, захоти, - и за руку установила в строй.

По одному подходили к крану с холодной водой, смачивали руки и проходили через длинный коридор в соседнюю комнату, в которой уже были накрыты столы. Становились возле стульчиков и ожидали команды.

- Сесть, - услышали, наконец.

По команде взяли ложку, по команде протягивали руки к первому и ко второму блюду.

Потом детей повели на прогулку. Рита Николаевна снова построила свою группу и на улице сказала:

- Туда не ходить, сюда носа не совать, к забору не приближаться, на деревья не лазить, а кто не послушается, у того скалкой одно место буду греть, - улыбнулась она.

Василий понял, что играть можно только под грибком в твердом сыроватом песке, на качалке и возле воспитательницы. Под грибком ему наскучило копаться, на качалку его не пускали Петя с друзьями, возле воспитательницы стоять ему никакого интереса не было. Подошел к забору и через щелку заглянул на улицу.

- Куда, Окладников? - строго сказала Рита Николаевна.

Василий вернулся, сел в песочницу и долго смотрел себе под ноги. Петя весело смеялся, качаясь, пуская к себе только тех, кто заискивал перед ним дарил игрушки, угощал конфетами, поддавался в рукопашной - Василий особенно презирал таких детей, - подолгу просился на качалку.

- А ты почему не просишься ко мне? - спросил Петя у Василия.

- Не хочу качаться, - недовольно сказал неправду Василий и отвернулся.

Все ребятишки играли, а Василий одиноко сидел в стороне; никто не приглашал его в игры, и от обиды он тайком всплакнул.

К вечеру детей завели в группу. Василий спрятался за перегородку в сенях, потом выбежал во двор и стал карабкаться на забор. Он не знал, куда и зачем хотел бежать, просто хотелось оказаться от этого неприятного, как он полагал, дома очень далеко. Кто-то дернул его вниз, он ударился коленом о камень и громко, неутешно заплакал. Сквозь слезы смутно видел склонившееся над ним бородатое лицо дворника. Прибежала воспитательница, подхватила мальчика под мышку и унесла в группу. Он вырывался, пищал и даже укусил ее.

Вечером Василий ждал родителей, но они почему-то не приходили за ним. "Неужели забыли?" - отчаянно думал он. Пришла ночная няня, полноватая, седая старушка, и стала укладывать детей в постели. Василий заплакал:

- Хочу домой. Где мой папа?

- Ты же, милочек, круглосуточнай.

- Круглосуточный?!

- Да, родной, всюнедельный.

И такого слова испугавшийся Василий не знал. Ничего не понял он из объяснений бабушки и решил, что мать и отец навсегда бросили его. Невыносимой горечью набухла маленькая душа. Он упал на пол, уткнул лицо в ладони и разрыдался. Бабушка уговаривала его, гладила, отвела к постели и раздела. Он утопил лицо в подушку и долго не мог успокоиться.

Утро влило в его душу свежести и ясности; крепкий сон и слезы, казалось, очистили ее. Необычно сочно и мягко светило в окно солнце. Все дети еще спали, когда Василий проснулся. Ему было приятно лежать под ватным одеяломисмотреть в окно. Он видел пожухлую листву кленов и беловато-синее небо. Стояла поздняя осень. Из щелок оконных рам тянуло холодком. Василию было грустно, но легко. Неожиданно он вздрогнул и поморщился - детей стали будить, поторапливая. Воспитательница говорила, что нужно спешить, так как остынет завтрак. Василий подумал, неохотно одеваясь: "Неужели утром так важно спешить поесть, ведь так хорошо, к примеру, просто смотреть за окно или еще чуть-чуть поваляться в кровати. Почему я должен спешить на завтрак, если мне не хочется кушать? Ну да ладно!"

По команде сели за столы, по команде поднялись. Василию пришлось на ходу доедать пончик, потому что он еще не умел так быстро есть.

Детей привели в музыкальный класс. Строгая, но красивая, с высокой прической тетя стала разучивать с детьми песню. Василий быстро запомнил слова и старательно пел. Старались все, даже усердствовали, тянули слова до тончайшего фальцета, но музыкальный руководитель досадливо прицокивала и строго говорила:

- Плохо. Еще раз. Бодрее. С улыбками. - И била длинными белыми пальцами по клавишам.

Спели раз, спели два, три, четыре. Дети устали, ссутулились. Солнечные блики запархивали из палисадника и забавно, зазывающе шевелились на стенах и потолке. Детей тянуло на улицу, хотелось играть, бегать.

- Через несколькоднейнашмузыкальныймонтаж придет смотреть комиссия, сказаланедовольная тетя, - если так плохо будем репетировать - опозоримся. А ну-ка, бодрее!

Что такое "монтаж" и "комиссия" Василий еще не знал, но он почувствовал, что тетя не отстанет, пока дети не споют так, как ей хочется. Василию очень хотелось на улицу, и он старался петь хорошо. Его усердие руководитель заметила:

- Молодец, мальчик, - погладила она Василия. - Все свободны, а ты останься.

Дети сорвались с мест, но возле двери вытянутой рукой их остановила воспитательница, велела вернуться, сесть; потом велела встать, выстроиться возле двери и тихо выйти.

- Ведь вы меня похвалили, почему же не отпустили? - Василий был очень огорчен.

- Не отчаивайся, дружок. Наиграешься за свою жизнь. Ты хорошо поешь попробуем спеть сольную партию.

Василий отвернулся и тихо сказал:

- Не буду.

Ему казалось, что с ним поступают несправедливо.

- Какой ты, оказывается, бука.

Василий молчал.

- Смотрите-ка, какой обидчивый! - засмеялась руководитель. - Хорошо иди, гуляй.

В пятницу за Василием пришел отец. Рита Николаевна взяла его за локоть, отвела в сторону и, сердито посматривая на Василия, долго что-то говорила ему. Отец, прикусив губу, угрюмо слушал. На улице он сказал сыну:

- Ты плохой мальчишка.

Василию от обиды хотелось заплакать, но он сдержался: "Почему им всем хочется меня обижать? - мрачно думал он, независимо отставая от отца. - Что я сделал плохого воспитательнице, что она ябедничает на меня?"

Два дня Василий пробыл дома, и как ему не хотелось в понедельник возвращаться в детский сад. Ему не хотелось жить по командам, ему хотелось чувствовать себя свободным, вольным человеком, который может выбирать, ему хотелось, чтобы рядом с ним всегда находились родные, любимые им люди мать, отец, сестра. Ему было тяжело, грустно в чужом, незнакомом обществе, хотелось уединения, тишины, хотелось ложиться в постель со своей любимой игрушкой - плюшевой собакой, хотелось - когда дома никого не бывало варитьизсахарапетушков и с упоением их сосать, хотелось каждый вечер встречать мать, прижиматься лицом к ее ногам.

Утром, когда мать спешно застегивала на Василии пальто, он сказал: