Сергей Каледин - Записки гробокопателя

Воробей глядел в пол и грыз до мяса съеденный ноготь. Слышал он только в самом начале, когда судья говорил впустую: чего можно на суде, чего нельзя, права, обязанности, короче - то-сё. Потом уши заложило, как залило, и над бровью, в проеме стало с шумом бить. Все звуки в зале увязли в этом шуме.

Воробей посмотрел на Вальку - та спокойно слушала.

Сейчас он боялся только одного. Не машущего руками немого прокурора, не приговора, а только припадка - как тогда, в больнице, после стакана красного.

Тогда, в больнице, он испугался себя самого, себя, умирающего без воздуха, без боли, в неуправляемых корчах.

Горло перехватило после второго или третьего глотка, но неожиданности не было - врачи предупреждали о спазмах. Потом вот, когда начало крючить и гнуть, вот тут он понял, что все.

Об этом врачи не предупреждали.

Его заморозили прямо в койке, не везя в операционную, и проткнули горло, задев ушной нерв.

Потом он сравнивал этот припадок с тем тухлым заражением.

...Позапрошлой весной он копал на пятнадцатом участке и, стоя внизу, в грязи, саданул, не глядя, в заплывший прибывающей жижей подбой. Из гроба чуть брызнуло, и вонь, рванувшаяся из щели, выпихнула его из ямы.

Копал, как любил, без верхонок - брызги чиркнули по пальцам по его всегда разодранным в кровь заусеницам.

Потом он болел. Врагу не пожелал бы такого. Болело все: глаза, руки, волосы, туловище, нутро, - болело беспрерывно, тяжело, тупо, каменно.

Ребята говорили, заражение тухлым ядом. Врача не звал: боялся, подтвердит. Водка стояла в графине, как вода, все время. Томка, тогдашняя его, подливала в стакан день и ночь...

Воробей оторвал ноготь ото рта, вытер мокрую ладонь о колено.

- Чего там? - прохрипел он Вальке.

- Ничего, ничего, дело читают.

- Заявление от ребят отдала адвокату?

- Тише.

- "...В связи с тем, что Воробьев А.С. злоупотреблял спиртными напитками, в связи с чем состоял на учете в ПНД No 5, и после совершения преступления имел тяжелую черепно-мозговую травму, по вопросу которой длительное время находился на излечении в больнице, и врачебной комиссией был признан инвалидом II группы, ему была проведена амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза, по заключению которой он как душевнобольной был признан вменяемым в инкриминируемом ему деянии..."

- Встань. - Валька толкнула Воробья в бок. - Не грызи.

Да, достал-таки Воробья суд. Адвокат сказал, что хоть и не признали его психом, все равно заключение экспертизы повлияет и смягчит приговор. Все-таки инвалид, группа вторая. И к сивухе год не прикасался - с того припадка, как горло проткнули. И это зачтут, сказал. И в характеристике Петрович специально написал - не подсобный рабочий, а бригадир Воробьев. Петрович - человек!..

Мишка, правда, советовал еще в ноябре, когда познакомились, полежать в дурдоме после больницы. На всякий случай.

Отказался тогда: от монеты в дурдом не очень-то потянет...

Суд удалился на совещание.

- Чего там? Отпустят?

- Аркадий Ефимович! - Валька рванулась к адвокатскому столику. - Чего они решат?

- Я думаю, года полтора-два условно...

Валька повернулась спиной к адвокату, лицом к Воробью.

- Полтора условно! - крикнула она и добавила тихо: - Не слышит...

Она подошла к первому ряду, села рядом и отчетливо, громко повторила в ухо Воробью:

- Полтора - условно!..

- В ухо не ори, - отдернул Воробей, - болит. Не посадят, значит?

Суд возвратился на свое место. Председатель зачитывал приговор. Все стояли. Воробей смотрел в пол перед собой. Припадок то подкатывал к нему, то пропадал.

Дерг, дерг - Валька дергала его за рукав. Показала два растопыренных пальца - средний и указательный.

- Условно...

- Два?

- Полтора! Условно! - радостно шепнула она и вскрикнула: - Лешка! Ты что?! Лешка!..

Воробей закатил глаза и еле заметно затрясся.

У Воробья началось.

10

- Спишь все... Монету так проспишь, - добродушно прохрипел Воробей, входя в сарай. - Пожрать хочешь? На котлетку. Выпить желаешь? - Он по столу пододвинул Мишке термос. - За то, что не посадили. Много не пей, у нас сегодня дел под кадык. Не пора еще за оградой?

- Сейчас пойдем. Как голова?

- Нормально... психанул на суде чуток, бывает. Валька говорит: еще лежи. А чего лежать-то без толку? Закрывай термос, поплыли.

- Опять он пришел. - Мишка мотнул головой.

У сарая, опираясь на палочку, стоял старик. Остатки седых волос трепал ветер. Стоял он с трудом - отдыхивался. Кожаное стародавнее пальто его было заношено до серых шершавых плешей. В руке старик держал перевязанную шпагатом картонную коробку из-под ботинок.

Воробей сразу просек: не клиент.

- Чего надо? - буркнул он.

- Стульчик бы мне, молодой человек.

- Громче говорите.

- Стул дайте, пожалуйста. Погода тяжелая, давит.

- Дома сидеть надо, - проворчал Воробей. - дай тубаретку, Михаил... ну, чего у вас? Только громче и по-быстрому, спешу я...

Старик сел, коробку положил себе на колени.

- Позавчера в два часа ночи у меня умер кот. Треф. Было ему от роду восемнадцать лет. И все восемнадцать мы прожили с ним вдвоем. Так получилось с детства котов люблю. Всю жизнь надо мной смеялись. С гимназии начиная, с приготовительного. Ну, да бог с ними. Может быть, и действительно смешно: ни семьи, ни детей никогда не имел. Работа да кошки. У меня, бывало, по пятнадцать жили. Вероятно, смешно. Да... Я тоже много над чем смеялся за свои восемьдесят лет. Смеялся... И, думаю, не всегда был прав... И просьба моя может показаться вам странной. Прошу вас отнеситесь к ней насколько возможно внимательно. Я хочу похоронить Трефа. Знаю, не положено, но поймите меня... Больше у меня никаких просьб... Вообще... Ни к кому... Кот здесь. - Он положил руку на коробку.

Воробей с лязгом захлопнул дверь сарая.

- Долго думал, дед?

Старик, казалось, не слышал его.

- Я уже приходил, но ваш помощник не решился... А моя могила, то есть моей матери, недалеко отсюда. Вот удостоверение. Я вас отблагодарю...

- В материну могилу кота?! Ну, ты, дед, даешь!

...Ограды ставить нельзя. Только взамен старой и если она зарегистрирована. А люди желают отделить свою смерть от чужой. Им виднее. Дело хозяйское. За деньги чего не сделать. И склеп на три персоны из кирпича под землей выкладывают, и ограду клеткой, чтоб с неба кто не залетел на чужую территорию, и под гроб в могилу подставки ложут - от сырости. Чудят кто как может.

- А дураков бы не было - мы бы лапу сосали, - разглагольствовал Воробей. Эта, к примеру, которой сегодня ставить будем. Стоит у ней нормальная ограда, не ржавая, крепкая, чего еще? Так нет, сделай ей, как у Гольцманов, с золотыми шарами. И двести колов дуре не жалко!.. И этот, с котом, сейчас десятку дал. Грех, конечно, с такого чирик дергать - копнул пару раз. А если засечет кто? Выходит, нормально: за страх чирик, за риск.