Пауль Куусберг - Одна ночь

Раздумья Марии, прервал Койт, который явился сказать, что пора идти в столовую.

- Через десять минут наши будут в дверях. Сярг, тот ухитрился пролезть без очереди, сейчас придет. Не опаздывайте, я бегу назад.

В действительности Альберт Койт был недоволен товарищами. Тем, что они добыли у какого-то спекулянта дополнительные талоны. Тот же спекулянт провел Юлиуса Сярга в столовую через черный ход. Не знал Койт лишь того, сколько Сярг заплатил.

- Чем угодно могу поклясться, что мы идем не туда!- кричал Юлиус Сярг - от возбуждения голос его потерял обычную басовитость.

В снегопаде лицо Юлиуса было цвета вареной свеклы - сейчас оно казалось лиловым. Причину его раздражения было трудно понять, простой спор о дороге не мог так вывести его из равновесия, - видимо, перелилась через край скопившаяся желчь.

- Меня не проведешь, я воробей стреляный!

Он задыхался от злости н мог в любой момент потерять самообладание.

Боцман Адам пытался внести спокойствие:

- Утром выяснится, куда пришли. Тогда и поговорим. А сейчас придется идти дальше. Я верю старухе и ее коню. Старая при такой погоде еще может оплошать, а животина - ни за что.

Но Юлиус Сярг не успокаивался.

- Я спрашиваю: где машины? Почему они нас не обгоняют и не едут навстречу! Вы все время верили, как сосунки! Что вам предоставят спальные вагоны! Что вас перевезут через фронт на самолетах! Что за Ладогой ждут молочные реки и кисельные берега! Ждали-дожидались и к чему пришли! Я не о себе говорю, я могу идти. У меня, если хотите знать, ноги выносливые. Пробьюсь и по грудь в снегу. Но водить себя за нос не позволю.

Маркусу казалось, что другого выхода нет, как идти дальше. Не станут же они разбивать лагерь посреди медвежьих угодий. Еще глупее поворачивать оглобли. И почему вообще не доверять старухе и ее коню? Он пытался образумить Сярга:

- Никто тебя за нос водить и не собирается. И у меня ходули крепкие. Думаю, что и у Валгепеа они не хуже. Боцман хоть и морская душа, а прет словно танк по суше. Не жалуется и Койт на свои ноги, вроде бы служат ему верой-правдой, Яннус тоже справится. Жен-шин везет лошадь. О ком ты печешься? Кому нужно водить тебя за нос?

Альберт Койт колебался. С одной стороны, Сярг вроде бы прав - ни одной машины. Шоссе, по которому на восток уходят тысячи и десятки тысяч людей, не должно быть таким пустым и заброшенным. Что-то здесь не так. В этом он согласен с Сяргом, Но у Сярга нет права обвинять товарищей и называть их сосунками. Да, они верили, но ведь им говорили: потерпите, как только Мга начнет вновь принимать поезда, вам подадут вагоны. Но Мга не смогла пропускать составы, немцы перерезала железную дорогу. Верили они и в то, что их переправят по воздуху, чуточку уже и сомневались, но все же верили. Вывезли же на самолетах из Ленинграда несколько десятков эстонцев, на всех не хватило. Молочные реки и кисельные берега Сярг придумал. Кто все время возвещал о райских кущ'ах Ташкента! Он же сам! Боцман проронил слово-другое о Сибири, что там, может, будет попривольнее с хлебом, только и всего. Так что самым верующим в этом деле остается Юлиус Сярг. И вера его - Ташкент, а за Ташкентом - Индия.

И Койт разразился:

- Если уж кто верил по-ребячьи, так это ты. У тебя ташкентская вера.

В душе Койта кипело еще и другое, однако он совладал с собой. Собрался сказать, что не они прилепились к нему, а он пристал к их табору. Слова вертелись на языке, но что-то удержало его. Не хотелось выглядеть мелочным. Однажды он уже сорвался, а потом жалел. В Сясьстрое он резко возражал против того, чтобы Юлиус Сярг шел с ними. Назвал его паникером, единственная мечта которого улепетнуть через Ташкент в Индию, обозвал лицемерным попутчиком, пробравшимся в партию ради карьеры, для кого революция и социализм гроша ломаного не стоят. Человек, для которого коммунизм что-то значит, не станет распространяться о гниющей с головы рыбе, не будет видеть во всем только плохое. Обо всем этом Койт поведал Яннусу и Валгепеа - Яннус уже было согласился, но Валгепеа сказал, что пустопорожний карьеристишка не стал бы эвакуироваться. Хельмута не убедили доводы Койта, что Сярг служил в милиции и уже поэтому вынужден был бежать из Эстонии. Валгепеа рассмеялся и сказал, что Койт крепко пересаливает, бывает, что больше всего мужик клянет бабу, в которую втюрился. Слепая любовь ненамного лучше такого- отношения. Мелочность ни к чему, все одинаково без родины. Последнее утверждение Койт тут же опроверг, сказав, что без родины никто из ннх не остался. Советский Союз для них не вторая, а такая же первая родина, что границы теперешнего отечества простерлись до Тихого океана, - но все равно что-то грызло его. Ведь мелочность порождается эгоизмом, а быть выше эгоизма Койт стремился во что бы то ни стало. Поэтому он и' не выложил сейчас всего, что вертелось на языке. Чем дольше Койт жил на свете, тем яснее было ему, что легче говорить о пережитках капитализма, чем побороть их в себе.

- Мальчишка! - орал Сярг. - Сопляк! Он окончательно вышел из себя. Валгепеа оттащил Койта в сторону!

- Помоги снять рюкзак.

Он ухватил Койта за рукав и не отпускал его; а тому было вовсе не до рюкзака, в ушах гудело и шумело - пиликали скрипки и громыхали барабаны. Койт пытался высвободить руку, чувствовал только одно, что должен что-то сделать, смазать Сярга по физиономии сейчас, не медля, не теряя ни секунды. Никогда раньше ничего подобного он не испытал. Но Валгепеа не отпускал его.

Маркус придвинулся к Юлиусу Сяргу. Он был чуточку ниже, но такой же плечистый, что особенно бросалось в глаза, когда они стояли друг против друга.

- Чего орешь? - процедил сквозь зубы. И у него в ушах загудело.

- Прочь!

Голос Сярга напряжен до предела. Теперь его обступили Яннус и боцман. Сярг почувствовал, что его берут в тиски

- Что вам от меня надо?

- Ничего. Приди в себя. Это сказал Яннус.

Маркус в свою очередь отрезал:

- Катись куда хочешь. Один'

А снег все падал и падал. Размеренно, густо. Без снега, без снегопада, наверно, была бы кромешная тьма.

Койт держал рюкзак Хельмута Валгепеа, а тот копался в нем. Койт не задумывался над тем, почему Валгепеа именно сейчас полез в свой вещмешок. Но рюкзак он держал, и держал так, как велел Хельчут. Аккуратно и крепко, чтобы не свалился в снег. При этом он смотрел через плечо в сторону спутников. В ушах по-прежнему гудело и шумело, но жажда действий поугасла, он уже не пытался возражать Хельмуту: может, еще не отдавал себе в этом отчета, но уже слушался Хельмута.

Валгепеа что-то выудил из рюкзака, сунул в карман, затянул покрепче горловину и попросил Койта, чтобы тот помог ему снова закинуть ношу на спину. При этом уже не было надобности держать друга за руку. Койт никуда и не рвался, деловито поднял рюкзак и потом, когда приладил его на спине Хельмута, стряхнул и снег.