Дмитрий Каралис - Роман с героиней

Медведев подошел к открытому окну, глубоко вздохнул несколько раз и принял решение: с Настей он будет говорить только после звонка на кладбище! Пусть эта заноза живет до утра, утром все выяснится. Точка. И не думать больше об этом.

...Мамусик, мамочка, Тамара Николаевна была на связи и говорила взволнованно -- Медведев по настоянию Оксаны слушал ее голос из неплотно прижатой трубки: "...Доченька, а он не аферист какой-нибудь? Зачем ему твой прадедушка? Будь осторожна, доченька..."

-- Хорошо, хорошо, не волнуйся. -- Глаза Оксаны излучали мед, солнце, радость. -- Так как звали прадедушку?

-- Вот, "Выпись из метрической книги" называется. Мы же когда сюда переезжали, я все бабушкины документы забрала, -- дребезжал в трубке голос. -- Читаю: "Крещен младенец в православной вере... Восприемники..."

Оксана кивала: "Ага, ага", Медведев, склонив голову к трубке, замер...

--- Сейчас, сейчас... Вот оно... "У Фомы Медведичовского и его законной жены Анны родился сын, наречен Павлом..."

Что за чушь! Павел Фомич Медведичовский! Откуда такой?

-- "Отец -- из потомственных дворян Могилевской губернии... мать -мещанка".

-- Из дворян? Так это правда?

-- А я тебе говорила. -- торжествующе напомнил голос. -- Что-нибудь еще прочитать?

Оксана тревожно вскинула глаза на Медведева, он помотал головой: "Может быть, потом..."

-- Нет, мамусик, все. Целую...

Они не были троюродными братом и сестрой... Неведомый Медведеву Павел Фомич появился на генеалогическом горизонте, лишил его понятного родства с Оксаной, осложнил оправдательную базу и загадал кучу загадок...

Медведев, скрестив на груди руки, задумчиво стоял перед схемой -откуда взялась ветвь Фомы Медведичовского и куда ее прилепить? Оксана, теребя пальчиком губы, осторожно оглядывала клеточку за клеточкой, в которых замерли ее возможные двоюродные прабабушки и прадедушки, и касалась рукой плеча несостоявшегося брата: "А может, просто однофамильцы?.." -- "Нет, -упрямо мотал головой Медведев, -- мы найдем твоему пращуру место. Из дворян Могилевской губернии! Это не просто тепло, это горячо! Он наш! И ты наша! Я уверен! Вернусь и посмотрю в архиве книгу сопричислений по Могилевской губернии!" Он вытаскивал из папки чистый лист бумаги и рисовал восходящую от Оксаны и ее детей ветвь родового древа -- мать, отец, дед, бабка, прадед, прабабка... "Найдем! Вернешься -- вышлешь мне копии всех метрик, и разберемся. Может быть, ты окажешься моей семиюродной тетей или племянницей?" -- "Ох ты, дядюшка какой выискался. -- Оксана прижалась к нему боком и обхватила за шею. -- Надеюсь, жена к племяннице ревновать не будет?" -- Она чмокнула его в ухо, в щеку, и еще раз в ухо, пока Медведев не поймал ее губы...

На этот раз строгие судьи штата Мэриленд были бы единодушны: "Виновны!"

Они вошли в холл и сразу повернули в музыкальный салон -- бежевый палас плавно разбежался к мраморным стенам. На диванах из бледно-кофейной кожи замерли люди с бокалами в руках. И среди кремовых штор, тускло блестящих поручней, шоколадной стойки бара, золотых конусов света, бронзовых вензелей на дверях ресторана -- среди этого соединения роскоши и мраморно-пушистого уюта жила и двигалась музыка -- бодрая, чуть печальная, пронзительная и стремительная, в ней слышались голоса птиц, шум вскипающего моря, шелест деревьев, измена любимой, грусть расставания, виделся черный бархат южного неба, выпавший снег на старом кладбище, музыка звала куда-то и останавливала, приглашала забыться, не спешить, все придет в свое время, обещала музыка... -- то бегал сотнями пальцев по клавишам пианист в брусничном пиджаке -- его смуглое лицо в венке из длинных волос отражалось в черной крышке рояля.

На них оборачивались. Оксана взяла его за руку и крадучись, как идут к своим местам опоздавшие зрители в театре, подвела к мягко светящейся стойке бара. Бармен, родной брат Челентано, одарил Оксану скользкой улыбкой, кивнул, откупорил шампанское и налил в три фужера "...немного солнца в холодной воде, черт, что я несу, нет, пить не буду, хоть расстреливай..."

Рояль затих -- так затихает гром в степи, над которой уже выглянуло солнце. Зааплодировали, поднялись, зашуршали одеждами, к Оксане быстро шел упитанный юноша, тревожно хлопая ресницами, но, заметив Медведева, замедлил шаг и изменил траекторию, маэстро в брусничном пиджаке и черной рубашке стоял, склонив голову перед аплодирующей публикой. Оксана подхватила два фужера, указала глазами на третий, стоящий на стойке: "Бери, пойдем поблагодарим". -- "Я пить не буду!" -- "Хотя бы пригуби, бери же..." -- и они подошли к исполнителю, он ждал их. "Что ты стоишь, будто кол проглотил, русского мужика не видел? Мы тебя не бить, а поздравлять идем". Оксана протянула ему фужер, он поцеловал ей мизинец, она что-то сказала негромко и дождалась, пока Сергей Михайлович проберется через публику. "Это было прекрасно! -- кивнул Медведев, вставая рядом с Оксаной и ощущая устремленные на них со всех сторон взгляды. -- Слушая вашу музыку, я словно прочитал целый роман. Ваше здоровье! Успехов!" -- "Вы музыкант?" -- "Нет, он русский писатель, -- ответила, смеясь, Оксана и положила руку Медведеву на плечо, прильнула к нему боком. -- Он живет здесь в писательском Центре ЮНЕСКО..." -- "Угу, угу, -- неохотно покивал маэстро и пригубил шампанское. -- Я знаю это место. Президент Центра Костас Скандалидис -- мой друг. Вы его знаете?" Медведев тоже пригубил колючую жидкость и кивнул: "Да, мы знакомы". -"О'кей!" -- как бы подводя черту случайному знакомству, бодро произнес музыкант и перевел взгляд на Оксану. Его взгляд не оставлял сомнений, что видит он только ее, обращается только к ней и остальных его слова не касаются.

"Когда вы сможете послушать пьесу, которую я посвятил вам? Может быть, завтра, у меня на вилле? У меня прекрасный итальянский рояль. Я повезу вас на своем новом "порше", мы доедем быстро. Потом мы пообедаем и вернемся в отель". -- "Спасибо, -- безмятежно рассмеялась Оксана и подняла лицо к Сергею. -- Но завтра мы с Сергеем едем на экскурсию в Линдос, а потом будет писательский ужин в рыбном ресторане".

"Линдос не завтра, а послезавтра, но все правильно".

Она неожиданно чмокнула его в шею и погладила по голове: "Терпи, терпи". Медведев приобнял ее за плечо.

Люди разбредались из холла, уверенные, что подсмотрели чужую тайну -первая леди отеля сделала свой выбор. Наверное, он сказочно богат, если позволяет себе простую одежду на музыкальных вечерах...

Остаток вечера провели в баре. Оксана азартно повела плечами: "Дворяне обычно охо-хо! Любили развернуться! -- И оглянулась на бармена. -Шампанского!" Она пела за роялем "Очи черные", подыгрывала Медведеву -- он басил, притоптывая ногой: "С боем взяли город Брест, город весь прошли..." Шипело шампанское, на тарелках появлялись и исчезали бутерброды с икрой -их весело приносили официанты, маэстро, скинув брусничный пиджак, играл нечто невообразимое -- очевидно, хоронил свои надежды, отчего жидкая, но дружная толпа ночных обитателей бара немного пришла в уныние, которое, впрочем, развеялось, как только за рояль вновь села Оксана и завела сильным, мягким и высоким голосом "Подмосковные вечера". Танцевали. "Да чтоб я свою дворянскую кровь какому-то вшивому Розалису подарила! -- восклицала Оксана и припадала к груди Медведева. -- Ни за что! Правда, Сережа?" У Медведева почему-то брали автографы, и метрдотель попросил сделать памятную запись в массивной гостевой книге, что он и исполнил, нарисовав шпиль Петропавловки и Акрополь Родоса, соединенные струящейся надписью "Friendship!" (стр. 48 гостевой книги отеля "Медитерранеан" за декабрь 199... года.). Вспыхивали блицы фотоаппаратов. Медведев пил лишь минеральную воду и, подыгрывая толпе, изображал пьяного медведя и плясал вприсядку.