Нина Катерли - Дневник сломанной куклы

Мадам, номер которой он нашел и набрал, кокетливо сообщила, что Асеньки сегодня не будет, ей нужно пораньше забрать сына из детского сада или что-то в этом роде.

Вот и все. Насквозь изолгалась. "Забери ребенка, я занята до позднего вечера" - это ему, мужу. Четко и ясно. А клиентке - "ах, я должна ехать за сыном". Трясущейся рукой набрал зачем-то номер, где, она сказала, будет в семь. Там не ответили. Может, его и в природе нет, этого телефона.

Об этом Владимир думал и думал сейчас, в электричке, проезжая мимо Солнечного, потом мимо Репино. Конец. С ней он жить не будет. А там разберемся.

Вышел из вагона на пустую платформу, к даче брел сперва улицей, потом через лес, наискосок. В городе снег давно сошел, а тут кое-где еще сугробы... И воздух... Совсем другой, чистый. На калитке замок. Ключ от него, кажется, у деда. Перелез через забор. Лезть было трудно - сил уже не осталось. Ничего не осталось. Ничего! Вошел в дом - холодно, сыро. Как в гробу... В гробу лучше, там ничего не чувствуешь. А здесь... К кому ты пришел? Ни к кому... Сел на краешек стула. Так. Значит, купить обогреватель... да... поехать в город к матери, попросить денег и...

Мысль, что придется куда-то еще ехать, что-то просить, вообще - двинуться с места, привела в ужас. Да что там - ехать! Просто прожить еще один вот такой день. Даже... даже час... Он поднялся, и его качнуло. Пусть она - как хочет. С трудом переставляя ноги, снова вышел во двор, отпер дверь сарая. Ни о чем не думать. Только бы скорее, скорее...

* * *

Это было странное место. Залы, проходы, вместо стен - сверкающие занавесы, похожие на северное сияние, голубоватые, искрящиеся, холодные. И переливаются. Катя знала - это не на Земле, вообще - нигде, в каком-то ином измерении. Но везде люди. Разные. Некоторые - совсем живые, из плоти и крови. Вон Пушкин, смуглый, курчавый, белозубый, о чем-то оживленно говорит по-французски, слышен голос. Катя подошла и дотронулась до руки - теплая. Пушкин даже головы не повернул, улыбался собеседнику. А тот - бородатый, в длинной холщовой рубахе. Кустистые брови... Ну, конечно! Лев Николаевич Толстой! Посматривает исподлобья. А вокруг еще фигуры, такие же яркие, подвижные. Много знакомых лиц - вон тот, высокий... кто это? Президент Кеннеди. А ту даму Катя не узнает, зато все остальные почтительно с нею раскланиваются... Может, королева Виктория? А офицер?.. Незнакомый. Маленький, лицо злое. Резко хохочет, вообще неприятный. Это же Лермонтов, вот это кто! Как на балу - стоят небольшими группами, переговариваются. А среди них - другие как бы люди, тоже цветные и объемные, но - полупрозрачные и, похоже, бестелесные. Пожалуйста - Лермонтов нахально прошел сквозь беседующую особу в кринолине, а она даже не заметила. А вон - совсем еле различимые. Тени. Посмотришь - нет никого, только воздух дрожит, как над асфальтом в жару, а вгляделась - силуэт, можно даже рассмотреть черты лица. "Почему?" - спросила Катя у кого-то, кто все время был рядом. "Это зависит от тех, на Земле. Если помнят, говорят, спорят, пишут книги, тогда... Чем больше людей вспоминает, тем ярче, плотней, объемней. Живее". - "А эти?" - она смотрела на полупрозрачных. "Соответственно. Их вспоминают реже". - "А вон те, там?.." Только что мелькнувший силуэт, контур, вдруг исчез. Растворился. "Этот скоро умрет. Да, да. Здесь умирают, когда уже некому помнить. Уходят. Всем просто не хватит места. Они - там, наверху". Катя подняла голову - в черном небе мерцали огоньки, одни более яркие, другие тусклые, далекие. "Их-то мы и принимаем за звезды, - поняла она. - А бабушки здесь нет. Значит, никто из нас ее не помнит? Но это неправда! Он врет, здесь оставляют только знаменитостей! Это нечестно. Нечестно!" Катя пыталась закричать, но, как часто бывает во сне, не смогла. И проснулась. Снаружи какой-то шум, даже грохот. Она босиком подошла к окну, тому, что на океан. Светила луна. Огромные водяные горы катили к берегу и с ревом разбивались. Брызги пены взлетали над обрывом. Шторм. Она видела его впервые. Как красиво и жутко. Океан совсем рядом. Что ей снилось? Неприятное? А-а, да... Какое-то мертвое царство.

Катя легла в постель, укрылась одеялом с головой - грохот и рев стали тише. Сон? А-а, Эвелин, вчерашний разговор. Она рассталась со своим бой-френдом, за которого летом вовсю собиралась замуж. "Сол требует, чтобы я приняла его религию. Иудаизм. Иначе его семья порвет с ним отношения, они ортодоксальные евреи". - "Ну, так и прими, жалко, что ли!" - сказала Катя легкомысленно. "Как ты можешь так говорить? Это же не платье - взяла и переоделась. Моя мама будет против, мы все католики". - "Господи! Да разве не ясно, что Бог - один?! Один для всех людей. Просто разные народы говорят с ним - каждый на своем языке, - внушала Катя, - все обряды, обычаи - только способ общения с Ним. А суть одна. Бог - это добро, хоть для католиков, хоть для православных. И для евреев тоже. Какая разница?" - "Какая разница?! Да огромная! Ты вот знаешь, что они не признают жизни после смерти? Не знаешь? У них нет ни Ада, ни Рая. Сол говорит - человек живет после смерти столько, сколько его помнят близкие. А потом - все. Мне это не нравится". Катя прекратила спор. Видно, ей этот Сол нужен меньше веры в загробную жизнь. Вот если бы он вместо Бога поклонялся дьяволу - другое дело. А сама Катя, если бы полюбила кого-то, согласилась бы стать хоть мусульманкой, хоть протестанткой! Без разницы. Роналд, кстати, протестант. Правда, Катя плохая верующая, в церковь не ходит, не исповедуется, не причащается. Отец - вообще... А мама нет. И Рут тоже. Но разве можно сказать, кто из них двоих прав, а кто не прав - католичка Рут или православная мама? Тут Катя вспомнила Льва Толстого, как он разговаривал в ее сне с Пушкиным. Даже то, о чем они говорили. Хоть и по-французски. Говорили они о ней и Роналде.

Катя заснула. Океан все гремел и гремел, и от этого ей теперь спалось еще крепче.

Разбудили ее голоса. Мыша о чем-то громко и возбужденно спорил с Рут. А ему ведь пора уже быть в университете, у него сегодня утреоний урок. Слов Рут было не разобрать, видно, та стояла дальше от Катиной двери. А отец четко произнес, что незачем ее готовить, надо сразу сказать все как есть. Катя вскочила с постели, стала надевать халат, в это время в дверь постучали, она крикнула: "Да! Войдите!" На пороге появился Мыша, и по лицу его Катя сразу поняла: что-то случилось. Страшное.

- Родная моя... - начал отец.

- Мама?! - закричала Катя.

- Володя.

Она летела домой одна. Отец долго не соглашался, убеждал, что должен в такой момент быть рядом, что он легко может оформить себе визу за два дня, а похороны не раньше чем через неделю. Потому что милиция расследует причину смерти. Вдруг это убийство - Володя не оставил никакой записки.

Катя не согласилась. Она должна лететь немедленно. И быть там, рядом со всеми. Помогать им.