Саид Курбан - Али и Нино

Я вышел из комнаты. До чего же омерзителен этот Арслан ага! Во всяком случае, половина из того, что он мне наговорил, - наглая ложь. С чего бы это Нино стала избивать бедную собаку? Интересно, как же она ее назвала?

Спустившись по сельской дороге, вниз, я присел на камень. Со всех сторон меня окружали угрюмо, нависавшие скалы. Что хранят они в своих морщинах? Прошлое? Людские страсти? Звезды в ночном небе напоминали огни Баку. В моих зрачках отражались тысячи лучей, идущих из бесконечности. Час ли, два ли просидел я так, устремив взгляд в небеса.

"Значит, она танцует с русскими?!"

И вдруг во мне проснулось острое желание вернуться в город и завершить кошмар той роковой ночи.

Мимо с шуршанием пробежала ящерица. Я поймал ее и ощутил, как бьется в моей ладони ее охваченное ужасом смерти сердце. Я осторожно погладил ее холодную кожу. Поднес к лицу и вгляделся в выпученные от страха глазки. Древний зверек с огрубевшей от старости кожей походил на оживший вдруг камень.

- Избить тебя, Нино?- спросил я, обращаясь к ящерице, и вспомнил рассказ Арслана ага о собаке Нино. - Только... как же может человек избить ящерицу?

Вдруг зверек на мгновение открыл пасть. Оттуда высунулся и тут же снова исчез раздвоенный язычок. Я засмеялся. Язычок был нежный и тонкий. Я разжал ладонь, и ящерица мгновенно исчезла во тьме между камнями.

Когда я вернулся домой, Арслан ага еще спал. Голова его покоилась на коленях заботливого слуги.

Я поднялся на крышу и до самого утреннего намаза курил анашу.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Не знаю, как это произошло, но в один прекрасный день я проснулся и увидел стоящую передо мной Нино.

- Однако ты здесь обленился, Али хан, - сказала она, присаживаясь на край тюфяка, - к тому же храпишь во сне, это тебе не идет.

- Это из-за анаши, - хмуро ответил я, еще плохо соображая, что происходит.

Нино покачала головой.

- Тогда прекрати курить ее.

- Как ты можешь избивать свою собаку, бессердечная?

- Собаку? А! Я держу ее за хвост левой рукой, а правой так хлещу, что...

- А как ты называешь ее при этом?

- Килиманджаро, - спокойно ответила Нино.

Я протер глаза, и вдруг все отчетливо предстало передо мной: Нахарарян, карабахский гнедой, залитая лунным светом мардакянская дорога, сидящая на коне Сеида Нино.

Нино! Только теперь я окончательно проснулся.

- Нино!- воскликнул я и вскочил на ноги. - Как ты здесь очутилась?

- Арслан ага рассказывает по всему городу, что ты хочешь убить меня. Я услышала это и тут же приехала сюда.

В ее глазах стояли слезы.

- Если б ты знал, как я соскучилась по тебе, Али хан.

Мои пальцы тонули в ее густых волосах, губы приникли к ее губам, они дрогнули, раскрылись, одурманивая, лишая рассудка.

Я бросил ее на постель, одним движением сорвав с нее платье, бесконечно долго ласкал ее, упиваясь нежностью и ароматом ее кожи. Нино взволнованно дышала, глядя мне в глаза. Ее маленькие груди трепетали в моих ладонях. Я крепко сжал Нино в объятиях. Она обвила мою шею тонкими руками и застонала. Мы лежали, плотно прижавшись друг к другу, и я ощущал каждое ребрышко ее худенького тела.

- Нино! - прошептал я, пряча лицо на ее груди.

Казалось, какая-то таинственная, непостижимая сила заключалась в этом слове. Стоило мне произнести его и реальность куда-то отступила, остались лишь большие грузинские глаза, полные слез, и все - страх, радость, любопытство и мгновенная острая боль - отразилось в них.

Нино не заплакала. Лишь, будто устыдившись своей наготы, натянула на себя одеяло, прижалась ко мне лицом. Осторожно, словно боясь испугать ее, я поднял одеяло и лег рядом. Нино порывисто прижалась ко мне, и была в этом порыве жажда земли, истосковавшейся по дождю.

...Время остановилось...

...Мы лежали друг подле друга, измученные и счастливые.

- Теперь я возвращаюсь домой, - сказала вдруг Нино, - потому что вижу, ты совсем не собираешься убивать меня.

- Ты приехала сюда одна?

- Нет, меня привез Сеид Мустафа. Он сказал, что привезет меня к тебе, но если я буду мучить тебя, то сам меня убьет. Вот он, сидит во дворе с пистолетом в руке. Можешь позвать его, если я тебя разочаровала.

Но я не стал звать Сеида Мустафу, а вместо этого поцеловал Нино.

- Ты для этого приехала сюда?

- Нет, - просто сказала она.

- Тогда объясни мне кое-что.

- Что?

- Почему в ту ночь, сидя на коне Сеида, ты не произнесла ни слова?

- Из гордости.

- А сейчас почему ты здесь?

- Тоже из гордости...

Я взял ее руку и стал нежно перебирать тонкие пальчики.

- А Нахарарян?

- Нахарарян? - тихо переспросила Нино. - Не думай, что он увез меня против моей воли. Я знала, что делала, и считала, что поступаю правильно. Потом я поняла, что ошиблась, но это не снимает с меня вины. Во всем была виновата я, и я должна была умереть. Вот почему я тогда молчала, поэтому и сейчас я приехала сюда. Теперь ты знаешь все.

Я благодарно поцеловал ее теплую ладонь. Нино говорила правду, хоть и знала, что эта правда может ей дорого обойтись.

Она встала, грустно, словно прощаясь, обвела взглядом комнату.

- Теперь я вернусь домой, - проговорила она. - Тебе совсем не обязательно жениться на мне, - напряженно улыбаясь, добавила она, - я уезжаю в Москву.

Я подошел к двери, приотворил одну створку. Сеид Мустафа все так же сидел, поджав ноги, и поигрывал пистолетом. Талию, его обтягивал неизменный зеленый пояс.

- Сеид, - громко сказал я, - позови сюда муллу и одного свидетеля. Через час я женюсь.

- Муллу звать ни к чему, - отозвался мой друг, - я сам женю вас, у меня есть такое право. Нужны будут только два свидетеля.

Я закрыл дверь. Нино сидела на кровати, рассыпав по плечам густые черные волосы.

- Подумай, что ты делаешь, Али хан, - смеясь, сказала она. - Ты женишься на распутной женщине.

Я лег рядом с ней, и мы крепко обнялись.

- Ты, в самом деле, хочешь жениться на мне? - прошептала она.

- Да, если ты согласишься стать моей женой... Потому что я теперь кровник, и враги ищут меня.

- Знаю. Но сюда они не доберутся. Давай останемся здесь.

- Что ты говоришь, Нино? Ты хочешь остаться здесь? В этой дыре, без дома, без услуг?

- Да, - отвечала она. - Я хочу остаться здесь. И ты должен оставаться здесь. Я стану вести хозяйство, печь хлеб и буду тебе хорошей женой.

- А не соскучишься?

- Нет, - ответила Нино. - Ведь мы будем спать под одним одеялом.

В дверь постучали. Я оделся. Нино накинула мой халат. В комнату вошел Сеид Мустафа в сопровождении двух свидетелей. Сеид уселся на пол, достал из-за пояса бронзовую чернильницу, на крышке которой было выгравировано: "Лишь путем, указанным Аллахом". Положив на левую ладонь лист бумаги. Сеид обмакнул в чернила камышовое перо и красивым, торжественным шрифтом вывел: "Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного". Потом он обратил лицо ко мне.