Анатолий Клеменко - Маркитанты демократии

- Слава Богу, вы у нас не какие-нибудь алкаши. Мне все соседки завидуют: у тебя, Катерина, сыновья самостоятельные.

У матери слово "самостоятельный" - высшая оценка. Вторая рюмка подвигла отца на тему о золоте партии, но Зина - не первый год замужем - вдруг затянула любимую песню родителей "На Муромской дорожке". И сразу отец забыл про политику, выпрямился, посерьезнел. Он считает, что загубил в себе певческий дар, потому как не учился пению и не знает нотной грамоты. У него баритон с эстрадной хрипотцой. У матери голос тонкий, нетерпеливый, то норовит обогнать баритон, то отстанет, то пристроится рядом, выплетает узоры, завлекает внимание слушателей. Андрей любит слушать, как поют родители. Какое славное сегодня у него застолье: без визга, ора, без пьяных разборок и стрекота радиотелефонов.

Пришла с улицы племянница Ксюша и, получив подарки, уселась дядьке на колени. Она белобрысая, голубоглазая, курносая - бусыгинская порода, как говорит мать - ядовитая. Но вот род на глазах тает. Лена, родив Алешку, больше рожать не захотела. Может, отсюда и выглянула их беда.

- Слышь, Саня, а чего у нас так мало детей? - спросил он.

Саня покашлял, а Зина призналась, что к осени детей будет больше. Суеверная мать тему сразу закрыла.

Спал он на родительской кровати, на перине. Через сетку в окне старались прорваться комары, пока он при свете настольной лампы просматривал местные газеты, по привычке вылавливая в них информацию о том, что и у кого можно купить дешевле. Его интересовали бензин, лес и пшеница. Но, вспомнив, что теперь все это ему не нужно, газеты бросил, выключил лампу, послушал, как засыпает родной город, и сам заснул.

Второй день гостеванья - самый трудный: надо встречаться с Леной, а иначе ему и с сыном не повидаться. Это день его вины.

Мать на завтрак напекла блинчиков с мясом и переживала, что они остынут, пока сыночек "раскачивается". Андрей долго чистил зубы, долго брился, потом плескался под душем - набирался решимости начать трудный день.

- По делам пойдешь? - спросила мать, глядя, как он управляется с блинчиками.

- А папа где? - не ответив, спросил он.

- А то не знаешь! Каждое утро для здоровья ходит к своему магазину с марками, к открытию. На даче все зарастает, а ему - трын-трава, лупу в карман - и айда!

- Филателия, мама, не только благородное увлечение, но и прибыльное. Почтовая марка сегодня стоит рубль, а через год - два.

- Так у нас теперь все, чего ни коснись, сегодня - рубль, завтра десять. Привел бы Алешеньку, соскучилась я по нему. Иногда прихожу к их дому и дожидаюсь, когда он выйдет, а зайти к ним робею, вроде как виноватая перед ней, перед Леной.

- Ты его вынянчила, и вдруг - неудобно.

Мать вздохнула, как бы давая понять, что в том, что он путался в Москве с кем ни попадя, есть и ее вина - недовоспитала. Пока дело ограничивалось вздохами, он поспешил уйти, потому что за вздохами последуют упреки и наставления. И все-таки мать удержала его на пороге, чтоб сказать:

- Если не хочешь сходиться с Леной, найди другую женщину, тебе без узды нельзя, ты весь в деда, в тятю моего, уж мама с ним намучилась, такой бабник был. Женись, Андрюша, но гляди, чтоб не попадалась какая-нибудь захлюстайка...

Лена с Алешей жили на улице Декабристов, в трехкомнатной квартире, которую он получил в начале перестройки из директорского фонда, когда окончил заочно Высшую партийную школу, работая начальником цеха. Квартира была отделана так, словно он уже был в номенклатурной обойме. Так что с квартирой Лене повезло, если не повезло с мужем. Теперь в тридцатиметровой гостиной посреди стоит кульман. Лена перед его приходом чертила. На ней был знакомый халатик в белых розах, волосы стянуты резинкой, лицо усталое, постаревшее, без прикрас.

- Вот, пофартило с халтурой, - кивнула она на приколотый к доске лист, - черчу особняк для нового русского.

- А институт?

- Разогнали в бессрочные отпуска - нечего проектировать. Кофе будешь?

Прошли на кухню. Он сел на бывшее свое хозяйское место - спиной к балконному окну.

- Они все почему-то любят колонны, - снова вспомнила своего заказчика Лена, ставя на плитку "турчанку".

Андрей вспомнил свой бывший особняк с колоннами и капителями. Если бы не было колонн, ему бы нужной цены за особняк не дали, и пришлось бы продать "логово".

- Хорошо заплатил? - спросил он.

- Куда там! За десятку готов удавиться. Пришлось смету составлять. Но сейчас и такой заказчик - удача, безработных проектировщиков - как нищих на Центральном рынке, за гроши готовы пластаться... - она неожиданно замолчала - поймала себя на том, что жалуется на жизнь не подруге, а бывшему мужу, явившемуся, может быть, с недобрыми намерениями, и поджала губы, словно замкнула слова.

Кофе был дешевый, жиденький, и Андрей подумал, что на те деньги, которые он оставляет ей всякий раз для сына, она могла бы покупать кофе получше и заваривать покрепче. И тут он сделал ошибку, посчитав, что вот он момент, когда можно предложить Лене сойтись.

- Лена, Алеше отец нужен... и тебе одной трудно, и мне - без вас. Может, простишь?

Вот она, минута ее торжества! Вот чего она ждала, зарабатывая гроши за чертежной доской, потребляя третьесортный кофе, отказавшись от алиментов.

- А я-то думаю: почему нет за окном черной "Волги" и почему от тебя не пахнет алкоголем? Прогорел бизнесмен и сразу о семье вспомнил, о сыне, которого надо воспитывать. Поздно, он уже воспитан, и, слава Богу, не тобой.

Торжество сделало ее совсем некрасивой. Он предполагал такой вариант разговора, но не предполагал поступка: Лена достала из кухонного шкафа металлическую коробку, из коробки - стянутую красной резинкой пачку долларов и положила перед ним.

- Тут все твои пожертвования, ровно три тысячи, можешь пересчитать. Не возьмешь - отправлю на московский адрес, тебе на бедность.

- Я там уже не живу.

- Это не имеет значения. Нам ворованного не надо.

- У кого ворованного? это заработанные деньги, и я оставлял их не для тебя, а для Алешки.

- Мы с Алешей так решили.

- Зря ты настраиваешь сына против меня... - он почувствовал подступившую злость (стало быть, ему говорить больше нельзя - сорвется) и понял, что деньги надо взять.

Ушел, хлопнув дверью.

Сын играл во дворе в футбол. Андрей издали наблюдал за ним. Вот Алеша забил гол и, победно вскинув руки, запрыгал, как это делают профессионалы, когда забивают решающий гол в решающем матче. Но сверху, с балкона раздалось:

- Алеша!

И сын сник, словно пристыженный. Эта неврастеничка не дает ему жизни. Стало быть, надо вернуться сюда хотя бы ради сына. А деньги он положит в банк на его имя или вручит их через год, в день получения паспорта. Неудачно закончился разговор.

Пожалуй, права мать, надо найти "самостоятельную" женщину, которая не боится рожать, и создать большую семью.