Маруся Климова - Голубая кровь

Вот тут я недавно встретил своего школьного дружка - Николяса, так он мне рассказал, что Иванбрес - этот тоже со мной учился в одном классе умер. Я очень удивился, как это умер, ведь он же еще совсем молодой и был здоров, ничего у него не болело. Оказывается, они с Николясом и еще с другими придурками ужасно перепились, взяли ящик портвейна, что ли, самого дешевого. А это ужасная гадость, от него голова становится такая мутная, и ничего не соображаешь. И там еще были бабы из нашего класса, самые бляди, они с ними постоянно сношались, еще в школе начали. И Иванбрес решил им показать, какой он крутой. Он решил прыгать из окна кухни на балкон комнаты. И Николяс тоже захотел. И они открыли окно. Ну бабы стали визжать, а это их еще больше завело. Николяс прыгнул, он такой ловкий, и как раз попал на балкон, бабы зааплодировали и стали его целовать взасос. Иванбрес тоже разбежался, но то ли он разбежался недостаточно, то ли слишком пьяный был, но только он не допрыгнул, всего на сантиметр, упал вниз, а там, между прочим, пятый этаж, и разбился. Умер сразу же. "Скорая" его только на носилки положила, закрыли простынкой с головой - и прощай Иванбрес. В среду похороны. Ну как ты думаешь, как это им в голову могло прийти - именно так прыгать? Ведь это не такое простое развлечение, до этого просто так не додумаешься. Это так в голову не придет. Как ты думаешь, а?" И Гриша вопросительно посмотрел на Марусю. Маруся пожала плечами. Она помнила всех товарищей Гриши. У Гриши на них были заведены досье, и она знала об их телефонных разговорах и отношениях с девочками. У Иванбреса было землистое лицо и вытаращенные бесцветные глаза. Он часто рассказывал Грише о Кирпичниковой из шестого класса, что она блядь, что у нее есть взрослые мужики. И что если ей заплатить, то она даст. Она уже сосала у Николяса, и он остался очень доволен. Гриша хихикал и поддакивал, а потом подробно записывал эти разговоры и вкладывал их в досье. Память у него была очень хорошая. Потом в школе разразился ужасный скандал. Иванбрес и Николяс учились тогда в восьмом классе, и вот они купили две бутылки портвейна и их выпили. Гриша тогда любил повторять: "Кто пьет портвейн розовый, тот ляжет в гроб березовый!" А потом Николяс и Иванбрес, совершенно пьяные, сделали себе из веревок длинные хлысты и пошли на Ленинский проспект. Тогда была весна, канун 22-го апреля, поэтому везде были выставлены портреты членов Политбюро. И они шли прямо по лужам и по грязи. Эти хлысты волочились за ними и они с размаху стегали ими по нарисованным лицам. На них оставались грязные полосы. Но долго это развлечение не продолжалось. Подъехал милицейский газик, оттуда выскочили разозленные менты и, заломив им руки за спину, затолкали за решетчатую дверь и увезли в отделение. В отделении их долго расспрашивали, кто их этому научил, нет ли у них знакомых за границей, как они вообще до такого додумались, если правда, что их никто не подучивал. Но они только размазывали сопли по лицу и старались зареветь. Потом вызвали родителей. Дело стало принимать серьезный оборот, им шили "политику". Отец Иванбреса был в ужасе, он долго разговаривал с начальником отделения, и ему с трудом удалось того уговорить, и делу не стали давать ход. Все, вроде бы, кончилось благополучно, но Иванбрес на радостях очень много трепался, и история дошла до Гриши. Гриша все записал в досье, а потом дал почитать отцу. Марусе было неизвестно, получили ли эти сведения в КГБ. Но только ни Николяс, ни Иванбрес после школы никуда не поступили, хотя Николяс учился хорошо, а у родителей Ивабреса были связи. Николяс устроился продавцом в мясной магазин, а Иванбрес вообще нигде не работал, его содержали родители.

Когда Гриша был маленький, отец его часто бил. Он бил и Марусю, но Марусю за дело, а Гришу просто так. Маруся тогда воровала в школьном гардеробе из карманов деньги, отрезала пуговицы с пальто, а один раз украла в универмаге краски. Гриша же был очень послушный, но отец его все равно бил. Он подозревал, что Гриша занимается онанизмом, и подолгу сидел ночью с фонариком у гришиной кровати и следил, не прячет ли Гриша руки под одеяло. Руки у Гриши должны были быть вытянуты поверх одеяла, а если он их случайно прятал, то получал удар резиновой дубинкой. Утром отец поднимал Гришу и Марусю в шесть утра и заставлял делать зарядку. Он показывал, как надо делать упражнение. Гриша все время держал руки криво, растопыривал пальцы, а отца это ужасно злило, и он на него орал: "Прямо держи, прямо, к-р-ретин!" Гриша ужасно пугался, вообще переставал соображать и делал что-то совсем непонятное: махал руками совершенно беспорядочно и втягивал голову в плечи. Маруся была постарше и поэтому делала все гораздо лучше, отец ее хвалил и ставил Грише в пример. Потом начинали работать ногами, как будто плывешь на спине. Отец заставлял делать так пятьсот раз. Гриша не мог так много, он перекашивался набок, высовывал язык, тяжело дышал, но все равно, пятьсот раз никак не мог выдержать. Тогда отец с гантелей подходил к нему и орал, замахиваясь гантелей: "Делай, к-р-ретин, как следует! Как сле-ду-ет! А то прибью сейчас!" Но гантелей он его, конечно, не бил, а просто избивал ремнем и резиновой дубинкой. Резиновых дубинок у него было две. Он привез их в качестве сувенира откуда-то с Востока, но они пригодились по назначению. Одна была очень красивая, вся оплетена как бы лианами и змеями, а сверху на рукоятке стоял голый резиновый туземец с луком и стрелами Туземец потом сломался, когда отец колотил Гришу. Вторая дубинка была попроще, на рукоятке были сделаны листики, как у ореха, и вся она была расчерчена на квадраты и подзеленена. Как будто это ананас. Эту дубинку отец тоже сломал, когда колотил Марусю за воровство в магазине. Потом ее пытались склеить, но не получилось.

После зарядки отец вел их в ванную и обливал холодной водой. Маруся мужественно терпела, ей даже нравилось, что она такая молодец, а на Гришу отец орет и бьет его, а ее не трогает и хвалит. Отец поливал Гришу ледяной водой, а если тот как-то проявлял неудовольствие, например, сжился, то опять бил его, на этот раз шлангом, потому что в ванной шланги были под рукой. Шлангом можно было бить даже больнее, чем резиновой дубинкой. Маруся это испытала на себе, когда мама сама избила ее уже в старшем классе за пьянство.

x x x

Отец всегда выходил из себя, тогда Маруся поздно приходила домой и все время орал матери: "Вот погоди, она еще тебе в подоле принесет!" Эти слова вызывали у Маруси ужасное отвращение, причем слышала она их с самого детства. Сначала они вызывали у нее неосознанное раздражение, хотя она их и не понимала, а потом, когда стала понимать, раздражение еще возросло. Ей все время хотелось специально сделать родителям какую-нибудь гадость, чтобы они раздражались, вопили, и, в то же время, всякая мысль о том. что такое можно принести в подоле, внушала ей отвращение почти до обморока, и эта бесконечная бешеная злоба никак не могла найти себе выхода. Однажды, когда отец стал орать на нее за то, что к ней пришла подруга, с Марусей случилась истерика, она стала кричать в ванной, рыдать. разбила какую-то чашечку и осколками сильно изрезала себе руки. Ей не то чтобы хотелось перерезать вены, но просто хотелось сделать себе больно. и это истерическое желание никак не могло реализоваться. В то же время, боли она ужасно боялась, и отец не раз говорил, поигрывая дубинкой и с наслаждением глядя на Марусю: "Единственное, чего ты боишься, - это физической боли!" Он имел в виду, что так и будет на нее воздействовать, если она будет вести себя не так, как надо будет ему. Но Маруся, хотя и действительно боялась боли, все равно продолжала пить и стала приходить домой все позже и позже и даже находила в этом какое-то странное удовольствие. Отец решил воздействовать на нее по-другому. Он пригрозил, что не будет помогать ей при поступлении в Университет, куда Маруся собиралась после школы. Это на какое-то время подействовало на нее, потому что она была не уверена в своих силах, а мама все время долбила ей, что отец может все, что у него связи с КГБ, а это самая могущественная организация. Маруся знала, что это правда, потому что сама все время с этим сталкивалась. И еще марусины знакомства, ее пьянки могли отрицательно сказаться на положении отца, в КГБ обращали внимание на моральный облик всех родственников сотрудников. Отец уже однажды в порыве злобы сказал Марусе, что разорвет с ней родственные отношения официально, через суд, и тогда он сможет писать в графе "дети", что у него только сын, а дочери будто бы никогда и не было. Ведь здесь была замешана не только судьба отца, но и судьба Гриши, которого из-за Маруси не брали в КГБ.