Якуб Колас - На росстанях

- Ничего, Андрей, не будет троицы, так будет двоица, - шутливо ответил Сымон. - Пиши, не забывай!

Андрей с Владиком проводили Сымона до порога камеры. Дверь закрылась; из острожных старожилов их осталось теперь только двое.

- "Ах, братцы, мало нас! Голубчики, немножко!" - вспомнил Владик изречение, вычитанное еще в начальной школе, и вдруг спросил: - Ну, что ты думаешь про Янку Тукалу? Ведь он был такой искренний, преданный, а вот письма так ни разу и не прислал.

- И я о нем думаю. И, знаешь, хочу найти Янку! Не может быть, чтобы он так и пропал!

- А как ты его найдешь?

- По памятным книжкам Минской губернии. В них есть все школы. Нападу где-нибудь на след и непременно отыщу и поеду к нему, погляжу, что за человек он теперь.

Чем ближе становился час освобождения, тем сильнее волновались Владик и Андрей. Но это волнение было радостным, желанным. Беспокоило сейчас одно: как устроятся они в новой жизни, на воле?

Наконец настал день, которого жадно ждали три года. Ничем особенным не выделялся он, этот день. Незадолго до полудня пятнадцатого сентября тысяча девятьсот одиннадцатого года открылась дверь в камеру. Вошел тот самый надзиратель Рутович, который сторожил Лобановича во время свидания с Лидой. В руках у него был лист бумаги с фамилиями Андрея и Владика.

- Ну, собирайтесь! В добрый час!

В тюремной конторе Лобанович получил вещи, отнятые у него три года назад, - складной ножик, неразлучный спутник грибных походов, и деньги. Всего денег, с теми, которые передавали с воли на имя Андрея, набралось без малого сотня. Их по-товарищески поделили.

Владика и Андрея повел за ворота острога Рутович. Чтобы получить полную свободу, нужно было еще явиться в сыскной отдел. Из деликатности и из чувства человечности, а главным образом в надежде получить на полкварты Рутович шел рядом с освобожденными, но по другой стороне улицы, чтобы прохожие не догадывались, что Владик и Андрей - арестанты, выпущенные из острога. Отведя друзей в сыскной отдел, Рутович простился с ними и, веселый, с рублем в кармане, поспешил в ближайший шинок. А друзей еще долго держали в сыскном отделе. Чиновник, от которого зависело отпустить их, также ждал взятки. Владик уже готов был и ему дать рубль.

- Не смей, Владик, делать этого! Сидели три года - посидим и три часа.

Так и сделали. Потеряв надежду на взятку, чиновник записал их в книгу преступников, дав строгий наказ явиться к уездному исправнику. Исправник, человек немолодой, с синеватым носом, прочитал друзьям наставление, как должны они вести себя в жизни: не забывать батюшки царя, веры и отечества. Закончив нотацию, он кивнул головой, давая этим знать друзьям, что они теперь свободные люди и могут идти куда хотят.

Очутившись на улице "свободным человеком", Владик воскликнул:

- Не верится, Андрей, что мы на свободе, что за нами нет надзора, конвойных!.. Поздравляю, брат!

Друзья пожали друг другу руки.

- Ну, куда теперь, Владик?

- Сначала поеду в Микутичи, к родителям, поживу немного, осмотрюсь, а там - бог батька. А ты куда направишь "стопы своя"?

- Навстречу жизни и ее приключениям, - ответил Андрей.

Он вспомнил Сымона Тургая и завет Голубовича. Этот завет и стал основой жизни и деятельности Андрея Лобановича в его дальнейших странствиях по новым дорогам.

1948-1954

Пути-дороги народной жизни

Это как в сказке: на лесном хуторке, в семье лесника родился хлопчик. Природа одарила его необычайной любознательностью - стремлением до всего дойти, познать тайны удивительного мира, который его окружает. Гонит на пастбище скот, бегает в лес за грибами, ягодами, жадно прислушивается к разговорам бывалых "дядьков", которые довольно часто забредают в лесникову хату, что стоит невдалеке от людного песчаного тракта.

Крестьянская, горемычная судьба не обещала сыну лесника познать глубины книжной науки. Пушкин и Крылов в холщовой пастушьей сумочке, "директор", т. е. такой же крестьянский паренек, который окончил начальную школу, а теперь сам учит детей лесника, несколько месяцев учебы в деревенской школе - вот, так сказать, первый этап образования будущего народного поэта Якуба Коласа. Не бог весть какой университет и учительская семинария в Несвиже, куда вскоре поступает сын лесника.

Проходят годы - необычные, наполненные революционными ветрами века - и молодой учитель из глухого Полесья сближается с крестьянами, ведет среди них революционную работу и сам у них учится, участвует в учительском съезде, начинает печатать стихи, рассказы, наконец, осужденный царскими властями, отбывает трехлетнее заключение в минском остроге. Многое из жизни молодого Коласа узнает читатель в образе учителя Лобановича, героя трилогии "На росстанях".

Эпоха первой русской революции, "движения самих масс" (Ленин), подняла к творческой жизни двух народных поэтов - Янку Купалу и Якуба Коласа. Их устами говорила придавленная царско-помещичьим засильем крестьянская Беларусь. В своем творчестве Купала и Колас выразили не только социальные, но и национальные стремления белорусского народа. Другие братские славянские народы давно заявили о себе. Белорусам же еще предстояло это сделать устами собственной интеллигенции.

Процессу созревания народной интеллигенции, ее поискам путей в революцию, служению народу посвящена трилогия Якуба Коласа "На росстанях". Как уже говорилось, эта книга во многом биографична. Но факты биографии подняты здесь на высоту великих художественных обобщений. Первые две части трилогии, так называемые "Полесские повести", написанные в двадцатые годы ("В Полесской глуши" - 1922; "В глубине Полесья" - 1927), составили, по существу, один из первых белорусских романов. Завершена трилогия в 1954 году.

Именно такого произведения, как первые две части трилогии, требовала от Коласа молодая белорусская советская литература. Октябрь 1917 года был подготовлен всем ходом предыдущих событий. Показать народ на разных этапах революционной борьбы, нарисовать образ человека из народа, который идет в революцию - таков был социальный "заказ" времени. Колас выполнил его, во многом определив пути дальнейшего развития белорусской прозы.

Молодой учитель Лобанович, который только что окончил семинарию, приезжает в глухую полесскую деревеньку Тельшино учить грамоте крестьянских ребятишек. В головы семинаристов настойчиво вбивалась мысль, что царь-батюшка бесконечно заботится о простом народе, а народ отвечает ему искренней сыновней благодарностью. Приехав в деревню, учитель увидел другую картину. Полешуки забиты, загнаны, живут в грязи, темноте, плотно опутаны сетью предрассудков, суеверий. Их "опекуны" - все эти волостные старшины, писари, урядники, стражники, не исключая и учителей-обывателей, как Соханюк и ему подобные, открыто насмехаются над мужицкой отсталостью. На мужика они смотрят как на существо низшее, обязанное своим трудом обеспечивать материальный достаток "общества". Такой несправедливый, бесчеловечный порядок возмущает героя до глубины души. С этого протеста начинается гражданское мужание Лобановича.