Якуб Колас - На росстанях

- "Катьку", брат, подсунул графу.

Это означало: дал графу, земскому начальнику, сто рублей - на царской сторублевке красовался портрет царицы Екатерины.

Будучи писарем, Дулеба не забывает и некоторых прежних своих учительских привычек. Так, со времени учительства сохраняются у него охота и умение читать в церкви "апостола".

- Вот вы послушайте, как добрые люди читают "апостола"! - хвалится писарь.

Церковный староста Рыгор Крещик, услыхав такую новость из уст самого писаря, проникается к нему необычайным уважением. Круглое, крупное лицо старосты светится, как солнце. Угодливый смех рассыпается горохом. Он не может удержаться, чтоб не раззвонить повсюду о способностях Дулебы, и усердно подготавливает почву для будущей славы нового писаря, необычайного мастера читать "апостола".

В первый же праздничный день приходит писарь в церковь, занимает место на клиросе рядом с дьячком Ботяновским. К ним присоединяется Кондрат Крещик, сын старосты, и Кондратов сын Пятрук, которого дед хочет выучить на дьячка. И еще двое крестьян протискиваются на клирос, они также пели и порой так выкрикивали "господи, помилуй", что не одна пара глаз поворачивалась в их сторону, а кое-кто говорил:

- О, здорово, лихо его матери!

В особо торжественные дни церковного богослужения составляется самодеятельный хор. Никто им не управляет, поют вразброд, кто как умеет. Дьячок в дела управления хором не вмешивается. Он просто ничего не смыслит в регентском искусстве, но, чтобы оправдать себя, ссылается на слова священного писания: "Хвалите бога на трубах, на органах, на гуслях, на дудках, на цимбалах... " Ну, словом, кто как хочет, лишь бы только хвалил. Таким образом, у каждого певчего вырабатывается своя манера петь. В обычные же дни на клиросе стоит только дьячок и поет один. Поет он всякий раз по-разному. Начнет как человек, а кончит черт знает как - дикой, пискливой фистулой. А то просто среди пения остановится и высморкает нос, если этот певческий "инструмент" так или иначе забастует, неаккуратно выводит носовые ноты.

Не очень внимателен к богослужению и отец Николай, особенно на вечернях, когда народу в церкви мало. Вечерня пропускается быстро. Поп едва откроет рот, чтобы выкрикнуть несколько святых слов, а дьячок подхватывает их на лету либо перебивает попа и тянет свое. Иногда отец Николай, отправляя богослужение, умудряется переговорить с Крещиком о хозяйственных делах. Обычно это делается так.

Отец Николай заводит:

- "Благословенно царство всегда - ныне, и присно, и во веки веков... "

А дьячок тянет:

- "Аминь... "

В тот момент, когда сменяет его дьячок, отец Николай говорит:

- Продай мне, Рыгор, свою корову.

Сразу же услышать ответ Рыгора не удается, так как дьячок уже кончает пение. Тогда отец Николай выкрикивает новые молитвенные слова, чтобы дьячок не оставался безработным. Дьячок поет, а Рыгор в это время говорит:

- Покупай, батюшка.

- Сколько же ты за нее хочешь?

Снова отец Николай не успевает услышать ответ - дьячок кончил петь и выжидающе смотрит на батюшку.

- "О изобилии плодов земных и временех мирных господу помолимся!"

Дьячок поет "господи, помилуй", а Рыгор назначает цену коровы:

- Сорок пять рублей.

- А она у тебя не передойка?

- "О плавающих, путешествующих, страждущих, недугующих и пленных и о спасении их господу помолимся".

Дьячок снова поет, а Рыгор отвечает:

- Нет, погуляла. Около Миколы отелится.

Таким образом совершается богослужение и идут переговоры о покупке коровы.

Теперь же, когда на клиросе стоит писарь Дулеба, на лицах хористов, дьячка и даже батюшки чувствуется некоторая напряженность. Певчие боятся оскандалиться перед новым человеком, да еще волостным писарем, и стараются удержать свои голоса в рамках определенной дисциплины. Сам писарь незаметно входит в роль регента. Вид у него страшный. Хотя он человек молодой - ему только двадцать восемь лет, - но борода у него словно у доброго старовера. Он даже и похож на старовера. С первого взгляда его бороду можно было бы назвать рыжей, но она не рыжая, а так себе, светловатая. Глядя на бороду, растут и брови, грозно нависая над светло-синими колючими, как у деда Пилипа, глазами. От стыка бровей начинается его нос со всеми признаками носа-великана. Если бы голову дятла увеличить раз в двадцать и прицепить к ней светло-русую бороду, то его голова имела бы близкое сходство с писаревой.

Стоя на клиросе, писарь временами "подпускает баса", но не во всю силу: полностью мощь его голоса выявится во время чтения "апостола". Хор прислушивается и тянет за писарем. В тех же случаях, когда в пении хористов слышится определенная фальшь либо кто-нибудь сбивается с тона, писарь трясет головой и машет руками, вынуждая хор подчиниться ему.

Но вот приближается момент чтения "апостола", Писарь нашел уже и соответствующее место в святой книге. Вот он, опустив глаза, выходит на середину церкви, занимает позицию напротив царских врат. Отец Николай подготавливает прихожан к слушанию слов святого "апостола". Наконец между попом и писарем, чтецом "апостола", происходит небольшой диалог, что требуется ритуалом, после чего уже Дулеба приступает к чтению.

- Братие! - начиная с самой низкой басовой ноты, протяжно гудит писарь, как шмель в пустом осиновом дупле.

Начав так низко, что ниже и начать нельзя, писарь постепенно повышает тон. Голос его вначале глухо шумит, потом переходит в гром, дрожит, звенит, воет, с каждым мгновением становится громче, оглушает злобным, отчаянным криком, но движение его вверх все не прекращается. Перед самым концом чтения он забирается на такую высоту, что людям страшно становится за писаря: вот-вот, кажется, не выдержит он, лопнет, рассыплется, либо разорвутся все его жилы и пуп, либо просто он сделает нечто такое, чего в церкви нельзя делать.

Народ затих. Одна молодица заткнула ухо. Рыгор Крещик высунул голову из боковой двери алтаря, на его лице цветет счастливейшая улыбка. А Дулеба становится красным, как бурак, нос-великан все больше и больше задирается вверх. Писарь заканчивает чтение жутким завыванием, не сорвавшись, однако, с общего взятого им тона.

Зачарованный и удивленный, староста восхищенно говорит:

- А-а-а! Вот голос!

Писарский триумф полный, а венец этого триумфа - просфора, которую и подносит ему Крещик в конце обедни на серебряной тарелке по приказу отца Николая.

Таким образом писарь Дулеба сразу завоевывает себе славу, которая покоится на прочной основе: ведь он и учитель, и писарь, и певчий, и очень хороший выпивоха. И с крестьянами он умеет ладить. Если порой, проходя по улице, писарь услышит, что кто-нибудь из крестьян орет на скотину и высказывает пожелание, чтобы ее съели волки, он заметит: