Максим Горький - Том 6. Пьесы 1901-1906

Надежда. Не откажусь…

(Степа входит.)

Анна (Степе.) Пожалуйста, Степа, чаю… Я — сейчас! (Уходит к себе.)

Цыганов. И коньяку, Степа, и коньяку…

(Подходит к Надежде и тихо говорит ей что-то.)

Редозубов. Ты с кем там была? Только с ней?

Катя. Молчи… что за глупости!

Редозубов. Иди домой… а? Последние-то дни дома бы посидела… а?

Катя. Хорошо… Подожди, я сейчас… (Быстро идет к Анне.)

Редозубов (Павлину) . Видел? Совсем чужая стала… Отбили дочь… сына — пьяницей сделали… разрушили жизнь мою… И — ничего…

Павлин (тихонько) . Не огорчайтесь… подождите!

Редозубов. Чего ждать? Кому жаловаться?

Павлин. Исправника они купили, но господа никто купить не может… поняли?

Редозубов. Притыкина обласкали, а меня исказили… Теперь — дочь… Она, может, там со студентом, а я… жду! Я? (Вдруг встает и свирепо кричит.) Катька!

Надежда. Ах!.. Что это?

Цыганов. Что с вами, почтенный?

(Выходит Черкун, за ним — Притыкин с видом человека, у которого болят зубы. Выбегает Катя, Анна.)

Катя. Что ты кричишь?

Редозубов. Домой!

Черкун. Послушайте… здесь не базар…

Редозубов (рычит) . На… на — добей! Разбойник! Бей меня…

Катя. Отец… о господи!..

Черкун. Послушайте, старик…

Редозубов. Молчи! Не говори со мной… фармазон! Катерина, домой! Что, Архип… а? Радуешься? Блюдолиз…

Притыкин. Я, Василий Иванович… не виноват!

Редозубов. Ага! Женился на богатой старухе, ограбил ее… любовниц заводишь… в головы лезешь… прихвостень!

Черкун. Ну, вот что — идите же ругаться куда-нибудь в другое место…

Катя (кричит) . Иди… или тебя выгонят отсюда! Ведь это будет стыдно мне, больно мне, как я тогда приду к ним? Ведь я возненавижу тебя, если выгонят…

Редозубов. Что?.. Как?

Анна. Послушайте: она вас любит… ей жалко вас… она плакала… она вас любит!

Редозубов. Коли любит… как же бросает меня, а?

Катя. Идем… иди, ради бога! (Ведет отца в прихожую. Павлин как-то странно вильнул и остановился у двери.)

Черкун. Архип Фомич, вы тоже уходите. Нам больше не о чем говорить…

Притыкин (вздыхая) . Что ж… уйду… А между прочим, господину Лукину я этого не забуду… Он здешний… я тоже… да-с…

Анна. Боже мой… как все это… странно…

(Надежда все время из угла следит с улыбкой за Черкуном. Улыбка неподвижная, странная. Цыганов усиленно курит сигару и смотрит на всех, шевеля усами. Степа готовит чай и пугливо, с ненавистью, посматривает на Павлина. Анна, посмотрев на Надежду, вздрогнула, делает движение к ней, но, быстро повернувшись, уходит в свою комнату.)

Цыганов (Черкуну) . Ты с ним… подвел итоги?

Черкун. Да. Нам нужно поговорить с тобой… О, Надежда Поликарповна, вы пришли? А я не вижу вас! Ну здравствуйте… Скверная погода, не правда ли?..

Цыганов. Мы с тобой, очевидно, не сейчас будем говорить…

Черкун. Ну разумеется! Вы что же здесь, в углу и в темноте? Идемте в гостиную…

Надежда. С удовольствием… А я ждала, когда вы взглянете на меня…

(Они уходят в гостиную — оттуда слышен их негромкий говор.)

Цыганов (Павлину) . Н-да… вы здесь? Н-ну, что ж вы скажете мне?

Павлин. Разрушился старик-то… Ему бы допустить, чтоб его выгнали отсюда, — после такого с ним поступка Катюше-то, действительно, невместно было бы ходить сюда…

Степа (невольно, негромко) . У-у… змей!

Цыганов (задумался и не слушал Павлина) . Д-да… ну что же?

Павлин. А там уж видно было бы… Осмелюсь, сударь мой, спросить вас как труд мой? Рассмотрели? (Цыганов смотрит на него и молчит. Павлин отодвинулся от него.) Тетрадочку моего рукописного труда, говорю я, изволили читать?

Цыганов. Что? Ах да… (Резко.) Это чепуха, старик…

Павлин (не верит) . Девятилетний труд мой — чепуха?

Цыганов (пренебрежительно) . Сейчас я принесу эту философию… подождите… (Идет в гостиную.) Согрейте мне бутылку красного, Степа…

Павлин (негромко) . А я, девушка, сегодня опять папашу твоего видел. (Степа оперлась руками о стол и в упор смотрит на Павлина.) Ветер на улице, дождик сеет… а отец твой пьяненький идет… голый весь и — плачет… и горько плачет!..

Степа (глухо) . Врешь! За что мучаешь? (Бросает в него крышкой от самовара.) Вот тебе… дьявол… колдун!

Анна (отворяя дверь) . Что это?

Павлин (поднимая крышку) . Тушилочка упала… по неосторожности…

Степа. Прогоните его!..

Цыганов (выходя) . Вот, получите…

Степа. Прогоните его!

(Анна подходит к ней, тихо спрашивает о чем-то. Степа уходит. Анна стоит у стола, слышит разговор в гостиной, — на ее лице боль и отвращение.)

Павлин. Зачем же, девушка, гнать? Я и самовольно уйду. Так, изволили сказать, чепуха?

Цыганов. Да, да…

Павлин. Значит — девять лет я ошибочно рассуждал? Покорнейше благодарю вас, сударь мой… А с вашей стороны — ошибки быть не может? Прощайте…

(Идет.)

Цыганов. Действительно — купорос, как говорит исправник… Однако вам дурно?

Анна (шепотом) . Что она говорит? Послушайте…

Цыганов (негромко) . Я при таких условиях не позволяю себе что-либо слышать…

Анна. О, что она делает?

Цыганов (громко) . Вы что же, господа, не идете? Чай готов…

Черкун. Сейчас…

Анна (негромко, с болью) . Вы думаете, я… вы думаете, я подслушивала, да? Как вам не стыдно!

Цыганов. Да нет же! Егор, пойди сюда…

(Анна бежит в свою комнату.)

Черкун (в двери) . Ну? Что?

Цыганов (негромко) . Пойди сюда… Сейчас твоя жена слышала что-то и очень взволновалась…

Черкун (с гримасой) . Э, обычная история! Надежда Поликарповна шалит… и больше ничего! Рассказывает мне, как разные люди должны объясняться в любви… Это удивительно забавно… (Поспешно уходит. Цыганов пожал плечами, расправил усы, налил большую рюмку коньяку, выпил. Взял шляпу, идет в прихожую; навстречу Монахов, смирный, грустный.)

Монахов (тихо) . Здравствуйте!

Цыганов. Добрый вечер… Хотите коньяку?

Монахов. Позвольте… холодно… Надежда моя здесь?

Цыганов. Налить еще?