Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Узбек. Мине? Мине всё надо.

Язев. Тебе дать кусок, ты и не лаешь.

Узбек. Врёшь.

Васька Кабан, тупорылый, низкорослый парень, лет 20, ухмыляясь, агитирует в группе ребят. Их человек двадцать.

— Ну вот, пацаны, значит — прокатились мы на дураках, в бане помылись, пожрали, чуть-чуть оделись. Чего надо делать? Ну, надо, значит, бежать — кто куда! Прямо — сади всей массой! Всех не переловят, а если и поймают которых — ноги не оторвут, опять можно бежать. У них нет такой силы, чтобы сладить с нами. Верно?

Голоса:

— Верно… Когда бежать? Надо сговориться, чтобы — сразу всем.

Старший чекист (кричит) . Эй, братишки, обедать!

С криком, свистом — толпа бежит.

Лёнька — десятник. Намеренно неправильно режет пшеничный хлеб, неровными порциями. Куски прячет за пазуху. Бросает их через головы ребят, вызывая этим протесты.

Лёнька (орёт) . Вы что здесь — у родной бабушки? Жри, что дают, пока по мордам не дали. Наелся — уходи…

Чекист докладывает старшему:

— Там Лёнька хулиганит…

Старший чекист. Дан приказ в еде не отказывать — никаких конфликтов! Подайте хлеба дополнительно. Они хотят разыграть нас на хлебе.

Чекист, Узбек и Куманёк несут хлеб. Лёнька, поняв, что его затея сорвана, бросает нож, идёт прочь с куском хлеба в руках. Кричит:

— Глядите, Узбек с Куманьком в лакеи нанялись…

За углом церкви Кабан, Лёнька, Язев и ещё человека три.

Лёнька (угрюмо говорит) . Сегодня ничего не будет. Все сытые, разморило всех… Да и охраны за стенами много…

Язев. Это верно. Обмякли все.

Кабан. Н-да… значит — надобно солить им, ментам, всяко, кто что придумает, чтоб им невтерпёж солоно пришлось.

Лёнька. Чтоб не мы от них, а они от нас бежали!

Лунная ночь. Трапезная монастыря превращена в спальню, тесно набита беспризорными. Кое-где ребятишки спят. В углу группа слушает, что рассказывает Куманёк.

— А этот, Мартынов, который застрелил Лермонтова, похоронен здесь…

Голоса:

— Сукин сын, выкинуть его из могилы!

— Да это — давно было, от него и костей не осталось.

В другом углу фабрикуют карты из страниц евангелия. Один мальчик аккуратно режет их, другой — растирает кирпич в порошок — готовит красную краску, третий — размешивает сажу в коробке из-под ваксы, четвёртый — готовит трафареты для печатания карт. У двери стоят на стрёме двое мальчиков.

Голоса:

— Эх, покурить бы.

— Водочки бы хлебнуть кусочек!

Идёт игра на одежду. Выигрывает Кабан. Около него лежит несколько гимнастёрок, ботинки, брюки. Человек пять уже проигрались, раздеты, с угрюмой завистью смотрят на играющих.

Стрёма (кричит) . Зекс!

Суматоха. Выигрыш покрывается телами играющих, карты исчезают.

Ребята дружно начинают петь:

Стрёма делает успокоительные знаки. Игра продолжается.

Утро. Две деревенские бабы привезли на монастырский двор солому и дрова. Кабан отводит одну из них за угол, показывает гимнастёрки, ботинки.

Баба. Сколько просишь?

Кабан. Пять бутылок водки.

Баба. Да ты с ума сошёл! За этакое! Пять?

Кабан. А сколько!

Баба. Две.

Кабан. Ты, тётка, не шути, а то я тебя по башке кокну. Видишь, сколько нас тут? Мы, гляди, неласковые. Мы те избу подпалить можем и вообще… Ну?

Баба. Не стращай. Три — принесу.

Кабан (толкнув её) . Пять, поняла?

В зарослях монастырского сада — человек двадцать. Выпили. Кабан ораторствует:

— Ограды, решётки на кладбище вокруг могил — ломайте, вооружимся и прямо, напролом…

Язев. Я порох умею делать.

— А стрелять из чего?

Лёнька. Он не врёт! Он — может!

С этого места необходимо очень наглядно и даже резко провести линию разрыва между беспризорными. Наиболее взрослые и анархизированные организуются под водительством Кабана и Язева в целях побега и вооружаются, чем попало, на случай сопротивления.

Большинство, следуя за Куманьком, Лёнькой, Узбеком, чувствуя себя хозяевами положения, увлечено процессами разрушения, ломки всего, что можно сломать, и процессами изобретательства.

Группа Кабана ломает решётки кладбищенских оград. Некоторые натачивают железные прутья о могильные плиты.

Мальчуган забрался на купол колокольни, зацепился ногами за перекладину креста и, вися вниз головой, орёт песню.

Двое ребят, изготовив рогатки, спрятались за углом стены и выбивают стёкла из окон церкви.

Кое-где, по углам, играют в карты, ссорятся, дерутся.

По двору, по саду расхаживает старший чекист, пощипывая усики, почёсывая затылок. Пробует разговориться с ребятишками, это плохо удаётся ему, — ребята настроены враждебно. Добродушнее других относятся к нему Куманёк и Лёнька. Он беседует с ними о чём-то вполголоса. Лёнька, отрицательно качнув головой, показывает ему кукиш и уходит.

К завхозу приходят проигравшиеся в карты, босые, в одном белье, требуют обмундирования.

— Что вы издеваетесь над нами? Голыми ходим! Давайте наше старое барахло!

Завхоз. Да ведь вы же видели, что мы его сожгли?

— Ничего мы не видели! Давай!

Им выдают новую форму, некоторые получают её в третий раз.

Куманёк (кричит) . Ребята! Вот он где похоронен, Мартынов, который Лермонтова убил!

Лёнька. Давай сюда кости его! Давайте выроем, выкинем их из земли! Давай лопаты…

Разрывают могилу.

Язев. Бросьте, ребятишки, это — не дело покойников тревожить!

Лёнька. Боишься покойников-то? Мы на тебя, когда спать будешь, положим одного, который посвежее. И-эх, ты! Работай, братишки!

Язев в углу сада устроился на могильной плите, толчёт в жестянке уголь. Лохматый парнишка режет зазубренным ножом водопроводную трубу. Третий мальчик затёсывает полено, — делает приклад ружья. Подбегает ещё один — кричит:

— Вот — сера! Фунта два будет…

Бежит пятый:

— Братцы! Айда Мартына хоронить, — вот здорово!

Похороны Мартына. Кладбищем, между могил, идёт толпа беспризорных; впереди — Куманёк, в руках его — палка, на палке — череп. Рядом с ним Лёнька в рогоже на плечах, в изломанной камилавке [17] головной убор духовенства, расширяющийся кверху цилиндр без полей. Чёрную — носят монахи. Фиолетовая даётся в награду священникам. — Ред. , в руке его — маленький горшок на верёвочке, из горшка поднимается дым. Дальше — десятка полтора мальчишек с палками, концы палок намазаны смолой или сапожным варом. Зажжены, дымят. На многих ребятах — монашеские клобуки, скуфейки, на плечах рогожи, тряпьё, мешки. Орут, свистят, приплясывают: