Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915

Анна (улыбаясь) . Шезлонг, должно быть…

Прохор. Ну — всё равно! (Снова передразнивая Наталью.) «И приходят с визитом разные лица: тут и полицмейстер, и судьи, и градской голова — весь город!.. И все тебе завидуют, глядя на меня, — ай да Железнов! Вот так жена у него, да-а! А я — эдак ножкой двину, а то плечико покажу — пускай их ещё больше зубами-то скрипят…» (Хохочет.) Хороша иллюстрация, а? Сенька, дурак, ржёт…

Анна (серьёзно) . Странная женщина… Не понимаю я её! Такая… как бы немудрая…

Прохор. Чёрт лучше знает, какая она… Иной раз она, брат, так ворочает глазищами своими… Ах, и надоели они мне!..

Анна. Что ж вы живёте с ними?

Прохор. Бум! Сказала тоже! Завязли тут все деньги мои, по милости Захара… Вот выдерну их, и — прощайте, единокровные мои жулики!..

Анна. Куда же вы?

Прохор. В Москву, в столицу! (Наклоняясь к ней, таинственно.) У меня, брат, есть — некоторый плод любви несчастной… ха-ароший, Анна, зреет плод!

Анна. Вот как?

Прохор. Бум! Студент уже… превосходнейшая рожа!

Анна. И — мать?

Прохор (не сразу) . Скончалась… жаль! (Снова веселее.) Зовёт он меня неожиданным отцом — весёлый чёрт! И — ничего не просит, а? Видела эдаких? Не нашей крови, нет… Пьёт, чёрт, несколько… Театрал, всех актрис знает… Учится на мифологическом…

Анна. Филологическом.

Прохор (убеждённо) . Нет, я верно сказал — есть мифология наука… он, брат, мне рассказал подробно, и даже я сам читал про греческую войну, про Одиссея… Вот, брат, шельма была Одиссей! Врал — замечательно! Будто вплоть до ада снисходил, понимаешь? И будто в аду — ничего не страшно, а только — скука большая?.. Пётр этот, мой-то, тоже врать здоров!

Васса (входит) . Мир беседе. На кого это Наталья обозлилась?

Анна. Она? Как же она злится?

Васса. Стоит середь зала и кисти у платка обрывает… белая вся, даже досиня… (Прохору.) Там вас голубятник спрашивает.

Прохор (расхаживая) . Подождёт…

Анна (глазами и осторожными жестами просит, чтобы мать ушла. Васса недоверчиво смотрит на неё) . Семён воротился из города?

Васса. Не знаю… и мне он нужен бы… пойду, погляжу… (Уходит.)

Прохор. Давай в карты играть, а? Позовём Людмилу, Наталью…

Анна. Ну что ж, давайте… Так, значит, уходите вы из дела?

Прохор. Обязательно. Стар становлюсь… и вообще — какое это дело? Боязно чего-то, видишь ли! Бывало — идешь по селу — барином себя чувствуешь… а теперь хоть и по-прежнему низко кланяются люди, но это они для того, чтобы злые глаза свои спрятать… Какая это жизнь? Вот это, брат, и есть греческая Илиада — все друг друга по башке норовят ловчее стукнуть… К тому же и делец я был всегда не ахти какой… а теперь к чему мне оно, дело?

Семён (входит) . Кто меня звал?

Анна. Мамаша.

Семён. А она говорит — ты! Стало быть, никому я не нужен? Ну, это хорошо!

Прохор. Бум! Пойду за Людмилой. Семён, в карты хочешь?

Семён. Можно. Ай, братцы, славно в городе! Твёрдо всё — дома каменные… светло, чисто… И люди другие — разговор широкий… про всё знают… Дума там, политика разная… случаи интересные…

Прохор (уходя) . Барыньки красивые…

Семён. Пошёл… бабник!

Анна. Ты серьёзно думаешь, что он с Людмилой… шалит?

Семён (с удовольствием) . Шалит? Ишь ты… а я ждал, как ты это скажешь! Назвала ловко… Вот он, город… всему учит! Да, он, дядя, конечно, шалит… да ещё как… Я сам слышал, как он её учил однажды… у меня глаза на лоб со стыда полезли…

Анна. Чему — учил?

Семён. Ну, это нельзя сказать, совестно.

Анна. Чай, я замужем!

Семён. Всё равно… да я и не понял толком-то… насчёт детей… как надо, чтобы дети не родились… Ну его! Баловник… дело его не утешает…

Анна. А тебя?

Семён. Меня-то? Видишь — радости в изразцах да кирпичах немного… к тому же народ стал угрюмый… стражники да строгости… пьянство да драки… скушно это! Помрёт папаша, — в городе буду жить… совсем иным сам себя видишь, когда вокруг все люди одинаковы…

Анна. Ну, а кто же дело вести будет?

Семён.Дело-то? Его — сократить… торф невыгодно работать… а остальное — мать да Михайло… пускай они копаются… А в городе — открою я магазин золотых вещей… н-да! На главной улице, на Дворянской…. И вывеска: ювелирный магазин Семёна Железнова — ювелирный! И слово такое мягонькое — ю! Над магазином — квартира будет… Фисгармонию куплю, буду играть на ней… ю!

Людмила (бежит) . Анна, иди, уйми их…

Семён (испуганно) . Кого? Кто?

Людмила. Дядя Прохор Павла бьёт…

Семён. Вот… пожалуйте! Вот те и ю! Анна, что же ты, иди!

Анна. Куда я пойду? Ударят ещё! Иди ты сам!

Семён (идёт) . Я… ну что я! Полицейский какой…

Людмила. Господи — что же это? Какая это жизнь?

Анна. Ничего, Люда…

Людмила. Хоть бы уж дядя убил Павла… так жалко его… так он противен!

Анна. Из-за чего они?

Людмила. Павел сказал, что не пустит меня в карты играть, а мне это смешно стало… он меня толкнул и заорал, а дядя за волосы его…

Анна (спокойно) . Мужичьё…

Людмила. Противно…

Анна. Так ли бы тебе жить!

Людмила. Дорого стоит счастье, хоть и маленькое… (Задумчиво.) А всё-таки вспомнишь о нём — и легче… Ах, Анюта, как хорошо, когда мужчина от радости плачет пред тобою, — такой он милый тогда… такой дорогой… знаешь это?

Анна (обняла её) . Да-а… о, я знаю…

Людмила. Чувствуешь себя в такую минуту богатейшей королевой — да ведь? И так уж ничего не жалко тебе, так не жалко — хоть смерть примешь…

Васса (идёт) . Что за шум у вас?

Людмила (бросаясь к ней) . Ах, мама, сделайте что-нибудь!..

Васса. Ну, что ещё натворила?

Людмила. Ничего! Они там, Павел с дядей, подрались…

Васса. Опять! Просила я тебя, Людка…

Людмила. Не могу! Вы всё знаете… вы понимаете, ведь — не могу быть ласковой! Вы сами говорили — мужчину не обманешь…

Васса. Ну иди, ступай… уговори их… дураки оба…

Людмила (идёт) . Что я пойду?

Анна. Это у вас часто?

Васса (села у камина) . Третий год… Иной раз так за сердце схватит… всех бы… взяла да и… Жалко мне Павла! Ой, Анна, жалко…