Вячеслав Костиков - Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)

- Хорошо... Я сейчас спущусь. Подождите меня внизу, - отозвался муж. Я быстро. Только переоденусь.

- Что случилось, Николай? - обеспокоено спросила Плевицкая.

Оказалось, что мужа срочно просят приехать в штаб-квартиру РОВС, внизу ждет такси.

Скоблин между тем не спешил. Долго выбирал в платяном шкафу костюм, не торопясь повязывал галстук, точно бы оставляя себе время подумать. Ее удивило, что муж, уходя, захватил пальто. Ночи еще стояли теплые. К тому же он сам сказал, что за ним пришло такси.

Он ушел, не попрощавшись, его шаги неспешно проскрипели по деревянной лестнице отеля "Пакс". Надежда Васильевна в этот момент еще не знала, что муж уходит из ее жизни навсегда.

Тягостное волнение овладевает ею. О сне не может быть и речи. Зажегши ночник, она надевает халат, садится на постель. За закрытыми ставнями отеля притаилась неспокойная ночь. Прожив в Париже почти 15 лет, она так и не привыкла к этому городу, он не стал ей родным. Голоса на улице по-прежнему звучали чуждо, незнакомо. Не выучилась Плевицкая и французскому языку: знала лишь несколько необходимых фраз. Все ее маршруты проходили по запутанному лабиринту "русского" Парижа. Модистки, у которых она шила платья, дамские мастера, кондитерские, куда она любила зайти выпить чашку кофе, маникюрщицы, церковь, прачечная, ювелир, реставратор-меховщик, банкир - все были русские. Да и сама Надежда Васильевна, когда через, несколько дней французские и эмигрантские газеты запестрели ее фотографиями, являла собой немолодую, старомодно-прилично одетую даму, к которой Париж так и не прилип: ее вполне можно было принять за русскую провинциалку.

Ее мечтой было вернуться домой, в Россию. Несколько раз она принималась хлопотать через друзей, через высокопоставленных советских, с которыми время от времени в Париже скрещивались пути. Однажды ее просьба дошла до самого Дзержинского - просителем выступал один из ее прежних импресарио, сумевший приноровиться к новой власти, - но разрешения не было дано. Она догадывалась, отчего. Оттого, что ее судьба оказалась связанной с генералом Скоблиным, с его особой ролью в русской эмиграции. Пришлось примириться...

Надежда Васильевна не помнила, сколько времени просидела, опустив голову, наедине с этими невеселыми думами. Все еще стояла ночь. Она взглянула на часы. Прошел всего час, а казалось - вечность.

Она почти не удивилась, когда в дверь снова постучали. Лучше любая весть, чем неизвестность.

Вернулся полковник Мальцев.

- Генерал Скоблин? Но ведь он ушел вместе с вами... Нет, он не возвращался... Что-нибудь случилось? Где мой муж?

Мальцев сомневался. Стоит ли говорить? Но в глазах Плевицкой было столько страха, столько мольбы, что он сжалился.

- Дело в том, Надежда Васильевна, что исчез генерал Миллер. Извините, меня ждут...

На следующий день об этой новости знал и кричал весь эмигрантский Париж. Еще через день о ней заговорили французские газеты. Начало разворачиваться одно из самых запутанных дел предвоенной истории - "дело о похищении генерала Миллера и исчезновении генерала Скоблина".

Через два дня, 25 сентября 1937 г., после длительного допроса Плевицкую арестовывают. Ей предъявлено обвинение в соучастии в насильственном похищении генерала Миллера. Все последующие дни и ночи до начала суда Надежда Васильевна провела в камере небольшой парижской тюрьмы Птит-Рокет, неподалеку от кладбища Пер-Лашез.

Следствие, а затем суд выявили мельчайшие подробности этого запутанного дела. О деталях рокового дня 22 сентября 1937 г. и последующих неделях с нервным упоением писала вся эмигрантская пресса. Известны по часам и даже минутам все передвижения Плевицкой до и после исчезновения генералов Миллера и Скоблина. К материалам следствия приобщены многочисленные свидетельства очевидцев. Но целый ряд существенных обстоятельств, связанных с похищением Миллера, стал известным много позднее. И хотя они не могут сколько-нибудь решительно изменить главную версию французского следствия, тем не менее вносят в него немаловажные нюансы.

Одним из таких "нюансов" был таинственный визит в Париж заместителя начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельгласа. О нем рассказывает в своих воспоминаниях бывший резидент советской контрразведки в Западной Европе Вальтер Кривицкий.

Приезд в Париж одного из шефов НКВД имел свою маленькую предысторию, начавшуюся в 1936 году, когда Кривицкий, выдавая себя за состоятельного австрийского антиквара, временно проживал в Гааге. Зимой 1936 года его посетил связной, передавший приказ из Москвы. В приказе говорилось: "Отберите из наших людей двух человек, способных сыграть роль немецких офицеров. Они должны обладать достаточно представительной наружностью, чтобы сойти за военных атташе, должны изъясняться как военные и быть исключительно надежными и смелыми. Отправьте их ко мне в срочном порядке. Это чрезвычайно важно. Через несколько дней надеюсь увидеться с вами в Париже" 14. Послание было подписано начальником Иностранного отдела НКВД Слуцким.

Вскоре и сам Слуцкий приехал в Париж и обедал с Вальтером Кривицким в ресторане около оперного театра. Как военный разведчик Кривицкий вовсе не был в восторге от просьбы передать двух агентов, работавших в Германии, в распоряжение другого отдела НКВД. Однако Слуцкий дал понять, что приказ исходит от самого Ежова.

В. Кривицкий вспоминал впоследствии, что оба агента-"немца" были вызваны в Париж. Однако по какой-то причине их услуги не понадобились. Дело, в котором предполагалось их использовать, было перенесено на более поздний срок. "Немцы" снова всплыли в связи с делом о похищении генерала Миллера.

Когда заместитель начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельглас прибыл в Париж в начале июля 1937 года, то есть за три месяца до исчезновения генерала Миллера, первое, что он потребовал, - чтобы В. Кривицкий передал ему двух уже известных нам "немцев". Затем, вспоминает Кривицкий, Шпигельглас стал делиться беспокойными московскими новостями, и прежде всего о "деле Тухачевского", говорил о многочисленных арестах среди высшего командного состава Красной Армии. Кривицкий слушал и наматывал на ус. Он знал многое из того, о чем не пожелал сказать ему Шпигельглас. О том, например, что после расправы с Тухачевским Сталин начал расправляться и с советской агентурой за границей.

* * *

В злополучный для себя день Евгений Карлович Миллер появился на улице Колизе, где размещалась штаб-квартира РОВС, около одиннадцати. Вид у него был крайне озабоченный, что мало согласовывалось с обычно спокойным, сдержанным характером генерала. Штаб-квартира, конечно, звучит слишком громко. Улица, где она располагалась, отнюдь не слыла фешенебельной прокопченные от угольной сажи дома, узкие тротуарчики, крохотные магазинчики и лавки мелких торговцев. Да и само управление РОВС, занимавшее комнаты на третьем этаже унылого здания над гаражом Кригера, выглядело более чем скромным. После финансового краха "спичечного короля", в акции которого были вложены почти все средства "Русского общевоинского союза", он так и не оправился.