Александр Ржешевский - Тайна расстрелянного генерала

— А почему люди противотанковые? — поинтересовалась Надежда. Дочь командира, она в этом смыслила больше, чем Людмила.

Павлов впервые обратил на нее внимание и повернулся.

— Не понимают! — воскликнул он весело, хотя глаза блеснули серьезно и жестко. — Думают, что танки это ходячие пушки. Куда танк, туда и они. Пошел танк подзаправиться бензином в тыл или боекомплектом, например. Пехота снимается с занятого рубежа. Думают, начался отход. А во время атаки танкисты не только ведут огонь, но и оглядываются: не отстала ли пехота, не потеряла ли тебя из виду. А пейзаж… Иногда едешь, бывало, кругом ни деревца, ни кустика. Лишь огромные песчаные холмы. Песок хрустит на зубах, белая пыль покрывает одежду. Нет! Испанцы должны жить в Испании, а русские — в России!

— Скоро, говорят, новая война будет. С немцами, — обронила Людмила.

Павлов обернулся, но видно было, как затылок его напружинился. От возмущения и твердого мнения, которое он имел.

— Плюнь тому в глаза. И назови паникером, — пророкотал он.

Обе женщины подумали, что уж генерал-то армии знает в таком деле толк. Надежду резануло воспоминание об отце, который мог так же вот сидеть в машине, высказывать авторитетное мнение. И к нему, затаив дыхание, прислушивались бы люди, как она сейчас. А Людмила Павловна расслабилась, улыбнулась, точно получила давно обещанный подарок, и откинулась на сиденье вольно и свободно. В мыслях своих она топталась вокруг сегодняшней удачи: "Нашла! Заполучила! А там как выведет судьба".

В это же время и Павлов предался воспоминаниям, но они у него выстраивались по-другому. Словно любовь вернулась вновь, и он опять не дотягивал перед Людмилой в чинах и званиях. Таинство черных глаз завораживало так же, как в те дальние времена, когда он ее встретил. Было это в Омске, когда он учился в Высшей военной школе Сибири. Не было, наверное, курсанта, который не мечтал бы о быстрой, как огонь, Люське. Курсанты были опытные, крепкие парни с боевыми заслугами. У самого Павлова осталась за плечами гражданская — взятие Перекопа, сабельные схватки с головорезами батьки Махно. А тут вдруг все разучились командовать. Люська вертела каждым, как хотела. И конечно, охмуряла самых видных.

Он же, Павлов, не побоялся с ними соперничать. Открыл Люське свое сердце. Явился к ней в метель, в пургу. Иного времени не нашел. Будто леший, весь в снегу завалился в общагу к медичкам. Сидевшие в живописном беспорядке подруги тотчас вышли. Люська даже крикнула им вслед, испугавшись: "Девчонки! Вы чё?…"

Потом поняла, что он не пьян, не вооружен. Успокоилась.

Самое неподходящее время выбрал тогда Митрий для объяснения. С ней закрутил роман его одногодок Паша Выходцев. Сероглазый, башковитый, с пышной копной соломенных волос. Люська ему едва доставала до плеча. Про Выходцева говорили: ни одной юбки не пропустит. И точно — за время курсов его сопровождали бабьи слезы и любовь. К тому и другому он относился легко. Митя иногда поражался: отчего бывает такая легкость в человеке — от характера или судьбы? У них на Тамбовщине мужиков повыбили войны. Одни бабы остались. Поэтому Пашка подростком постигал науку любви у сорокалетних женщин и постепенно довел возраст своих подружек до семнадцати. Сливки снимал. Так что Люська в свои девятнадцать была для него стара. Но роман у них разгорелся. Это Митя потом узнал. И вляпался со своим объяснением как кур в ощип. Когда, хлопая заснеженными ресницами, безо всякой подготовки предложил Люське любовь и жизнь — это, конечно, с мороза, — она поглядела на него внимательно и коснулась плеча. Либо хотела почистить снег, либо, наоборот, отметить его невозможно маленький рост. Но сказала глубоким, проникновенным голосом:

— Ну что ты, Митя! Ты еще… такой мальчик.

И вдруг рассмеялась звонко, заливисто, словно его слова ничего не значили и не содержали никакого секрета для других. И вся школа узнала о его конфузе. Те парни, к которым Люська благоволила, конечно, получили свое. Это опять же сразу становилось известно. Оттого Митино поражение выглядело еще горше и забавнее. Ладно. Хватит память бередить, оборвал он сам себя. С чем осталась Людмила? Из курсантов школы тогда никто на ней не женился. Известно, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Потерпев поражение на любовном фронте, Митя ударился в пьяный загул. Не появись тогда Шурочка, неизвестно, как сложились бы его служба и жизнь. С Люськой он точно бы погиб. А Шурочка спасла. Сделала невозможное возможным. Так и не догадалась, что рядом с ней разбитый, раздавленный мужик. Легко создала семью, родила двоих детей. Ну и что же, что потом хрупкое создание превратилось в малоподвижную, рыхлую женщину? Всем-всем он обязан ей. И подвигом в Испании, и генеральскими звездами. Отчего же забытая Люся возникла вновь — как в сказке, как во сне? И так же, как во сне, сердце заходится от необъяснимого восторга и тяги к воображаемой гаремной жути. Вся загадка в ее глазах, устремленных на него. В них, бездонных, вся тайна, ответ на сложные проблемы, которые любой женщине покажутся простыми, даже пустячными. При ней ему всегда хотелось что-то доказать. И с ней бы он точно кончил жизнь где-нибудь под забором. Да, встречи с прежней, неудавшейся любовью ему противопоказаны.

Утвердившись в этой мысли, он тем не менее дал Людмиле номер служебного телефона и не то чтобы разрешил, а прямо-таки просил позвонить.

Маленький домик, куда они приехали, поразил его своим ветхим видом и простотой обстановки, если не сказать — убогостью. Он даже не сразу сообразил, где они находятся.

— Ты, конечно, привык к генеральским апартаментам, — сказала нараспев Людмила, окинув его внимательным взглядом. — А у нас тут скромно. Ты уж извини.

Надежда сжалась от стыда. По ее разумению, вовсе незачем было тетке притворяться и заискивать.

— Нет, очень мило! Очень мило! — ответил генерал, оглядывая разрисованные цветочками обои на тонких дощатых стенах и оконню занавеску с чайками. — Так у меня было в Черкизовке!

Людмила быстро взглянула на него, ничего не сказав. В Черкизовку молодого комэска Павлова отправили как в ссылку, когда его карьера стала рушиться. А началось это после того, как она ему отказала. Очень хорошо помнилось, как, лобастый, угрюмый, он появлялся всюду, куда приходила она. Волком смотрел на высоченных кавалеров. С Пашей Выходцевым даже схватился, чуть до пистолетов не дошло.

В Черкизовке, кажется, он и повстречал свою будущую жену. И наверное, готов был взять любую, ибо в тот момент его могла спасти только женщина.

Людмила еще раз бросила испытующий взгляд. Перед ней сидел человек, в котором трудно было узнать прежнего Митю. И свое тогдашнее поведение, свой смех она уже не могла понять и оправдать. Незаметный мужичок-боровичок оказался крепок. Крепче тех рослых красавцев, которые ей застили свет. Уверенности, которая делала ее неотразимой в Митиных глазах, сильно поубавилось.