Аркадий Аверченко - Том 6. Отдых на крапиве

— О чем?

— О Господи! О Клондайке, на Аляске.

— Это где же это будет?

— Аляска-то? Неужели вы не знаете географии приполярных стран?!

— Которых, которых?

— Господи! Возьмите вы атлас Ильина…

— Ну, где там. Теперь и к паршивенькому коленкору не приступись.

— Слушайте! Да вы форменный профан…

— Никак нет. Я Федор Николаич, Утюжков моя фамилия… Хе-хе… За другого приняли?

Я перестал стесняться. Я грубо спросил его:

— Вы знаете, что такое синтаксис? Что такое этимология?..

— Не приходилось. Все, знаете, нет времени. Я на службе больше. По счетной части.

— Почему же вы, черт возьми, читали «The Tatler»?!

— Который?

— Да вот этот, что держите в…

— Я читал? Господь с вами! Я по-французскому ни в зуб. Да и по-русскому больше, если крупная печать…

— Так чего же вы его перелистывали?!

— Вот это вот? А я прикидывал, хватит ли, если сундук внутри оклеить. А то там щели и сволочи прусаки…

Приятно иногда потолковать с русским интеллигентом о воздушной мистике Россетти, о забавных контрастах британской индивидуальности, об откровениях автора «Мартина Идена», о причудливой раздвоенности апологетов Берн-Джонса, восхищающихся в то же время и творцом «Борьбы миров»…

Отвел душеньку.

Недавно, проходя по узкой, кривой, грязной уличке Константинопольской Галаты, я сделался свидетелем одного из самых замечательных боксерных зрелищ в мире.

Брел по улице турок с корзинкой бубликов на спине.

Навстречу ему бодро шагал английский матрос с томиком стихотворений Шелли под мышкой.

Не знаю, с чего началось: не то бублики зацепились за Шелли, не то Шелли — за бублики…

Владелец Шелли приостановился и, заткнув Шелли за пазуху, отвесил обладателю бубликов одну из самых великолепных пощечин.

Турок снял корзину, нагнулся и боднул крепкой головой в красной феске англичанина в живот — так боднул, что поклонник Шелли перегнулся пополам.

Разогнувшись, он трахнул турка в подбородок. Тот ляскнул зубами и молниеносным ударом расплющил англичанину нос. Англичанин упал.

И никто над ним не наклонился, никто не отсчитывал над ним секунд, и никакой тренер во время этого перерыва не растирал его мохнатым полотенцем…

Англичанин поднялся, пока турок собирал рассыпанные бублики, и сбил турка на землю.

Не знаю, какой это был «роунд», но в результате у турка оказалась вывихнута нога и сломанным — палец руки.

Почему я пишу об этом?

Да мне просто обидно за моих героев, потому что результатом их великолепного состязания было приглашение в полицейский участок.

Где же тут справедливость?!

Почему портреты победителя Карпантье — негра Сики красуются во всех журналах, почему о побежденном Карпантье французские газеты до сих пор исписывают целые столбцы, сообщая даже следующее: «Родственники долго скрывали от него, что судьи лишили побежденного звания чемпиона мира».

Почему о моих боксерах не вспомнил ни один человек в свете, кроме меня?

Хуже они дрались, что ли? Нет!

Карпантье сломал палец, и у турка сломан палец.

Писали, что у Сики лицо напоминало отбивную котлету. А посмотрели бы вы на моего англичанина!.. У него лицо было еще шикарнее — сырой рубленый ростбиф.

За что ж их взяли в участок?

Почему собравшиеся, вместо того чтобы рукоплескать, растащили все бублики, и только я — единственный культурный человек — удовольствовался лежащим в грязи Шелли, взятым мною на память о знаменитом матче.

И вот, дорогие читатели, еще лишний раз подтверждается тривиальный тезис: если ты украл шесть копеек, ты — вор и негодяй, а если обанкротился, припрятав в карман чужой миллион, ты — коммерсант.

Потому что, — объяви я заранее в газетах о драке турка с матросом, да окружи место их случайной драки трибунами, да возьми за каждое место по 5 лир, — писали бы о них в газетах, как о героях, рукоплескали бы им с энтузиазмом.

Много на свете несправедливости.

Я это к тому говорю, что справедливее было бы после матча Карпантье — Сики стащить обоих с эстрады да и потащить в участок за безобразие в публичном месте…

Кстати, недавно просматривал я книгу «Руководство к изучению бокса» и наткнулся там на такую классическую фразу:

«Особенно рекомендуется (?!) так называемый „кросс-коунтирующий“ удар, который вызывает сотрясение мозга и лишает возможности получившего удар принимать пищу в течение двух недель (точно) благодаря вывихнутой челюсти».

На всякий случай я этот прием твердо запомнил.

Может быть, мне когда-нибудь посчастливится встретить автора «руководства».

Мое болезненное самолюбие причиняет мне вечные неприятности…

Заходит недавно один приятель, говорит торжественно:

— Ты литератор?

— Я думаю.

— Вот и прекрасно. Мы с тобой через час поедем на торжественное заседание местного кружка филателистов.

— Кружка… чего?

— Филателистов! Неужели ты не знаешь, что это такое?

Человек с менее болезненным самолюбием ответил бы просто и откровенно:

— А черт его знает, что это такое…

Я же сделал обиженное лицо и угрюмо спросил:

— Это что ж… экзамен? Неужели ты считаешь меня настолько некультурным, что я не знаю, что такое — филармонисты.

— Филателисты, а не филармонисты.

— Это смотря где. По всему Бискайскому побережью их называют филармонистами. Местное арго.

— Ну, так что ж — пойдем?

— А что я буду там делать?

— Помилуй! Ты должен сказать там приветственную речь от имени русской литературы.

— Кой черт? Да я не говорю речей.

— Это неважно. Ты будешь говорить по-русски, а там все равно никто русского языка не понимает. Твоя речь — простой акт вежливости. Я уже обещал, что ты будешь говорить…

— А какая нелегкая тебя за язык тянула обещать? Не пойду я!

— Помилуй, как не пойдешь?! Твоя приветственная речь стоит даже на повестке. Да тебе — что? Скажешь несколько общих слов о задачах филателистики, о ее горизонтах, о ее будущем — да и конец. Одевайся.

Я бы скорей умер, чем сознался, что филателисты для меня — загадочное санскритское слово… А в наше проклятое время под рукой никогда нет энциклопедического словаря…

— Подожди, — нервно сказал я. — Мне нужно поговорить по телефону — одно дело! Я сейчас приду.

Выскочил я из комнаты, побежал вниз.

— Алло! 137-12? Вы, Петр Семеныч? Здравствуйте! Как поживаете? А я, знаете, вступил в кружок филателистов.

— Ну что ж поздравляю.

— Да?.. Спасибо… Вы одобряете?

— Конечно. Я когда-то сам этим занимался.

— Ну, и что же?

— Ничего. Потом бросил.

— На здоровье влияло?

— При чем тут здоровье?