Аркадий Аверченко - Том 6. Отдых на крапиве

— Вот то-то и оно!! А я вместо этого на ней женился! Всегда у меня так: делаешь то, чего не нужно, а что было бы хорошо — так узнаешь об этом слишком поздно!!.

— Подсудимый Шишкин! За что вы ударили палкой по темени потерпевшего Мирона Заявкина?

— За то, что он, господин судья, непочтительно отозвался о моей жене.

— Как же он о ней отозвался?

— Он назвал ее «женственной».

— Да позвольте! Разве же это обида для женщины, если назвать ее женственной?!

— А что ж, по-вашему, комплимент, что ли?

— По-моему, комплимент.

— Мерси вас за такое юридическое постановление. А я нахожу, что это обида — назвать человека женственной…

— Почему же?

— Потому что женственная, это я понимаю, что на самом деле значит… это значит: дура.

Это жестокое определение могло бы быть использовано даже как эпиграф к моему рассказу, но я не хочу делать этого, потому что не в моих правилах обижать женщин.

Лучше и справедливее будет, если я искренне, просто и без утайки расскажу все, что знаю об отношениях Софьи Григорьевны к Матильде Леонидовне…

Первое мое знакомство произошло у Перевозовых. Меня подвели к живописной группе, состоявшей из двух женщин, причем брюнетка положила голову на плечо светловолосой, а светловолосая нежно держала узкую красивую руку брюнетки в своих пухлых ручках.

В них было много женственности, в этих двух очаровательных куколках.

— Очень приятно, — ласково признался я. — Я вижу, что вы обе очень дружны.

— О-о! — засмеялась блондинка, — если я узнаю, что вы обидели Софью Григорьевну, я вам нос откушу.

— Если бы вы осмелились хоть взглядом оскорбить при мне Матильду Леонидовну, — поддержала брюнетка, целуя подругу в щеку, — я бы вам выколола оба глаза своей шляпной булавкой.

— Да, я вижу, ссориться мне с вами не расчет. Давайте лучше дружить!

Обе залились жемчужным смехом:

— Давайте. Мы любим таких простых ребят, как вы. Я ответил не менее приветливо:

— Девицы, подобные вам, всегда были близки моему измученному сердцу.

— Мы не девицы. Мы дамы.

— Успели уже?! — удивился я. — И кто вас так гонит, не понимаю? Мужья-то, по крайней мере, хорошие, или как?

— У Сонечки муж хороший, — сказала Матильда Леонидовна, — а мой так себе.

— Тилли! И тебе не стыдно так говорить о своем муже? Не верьте ей, у нее муж тоже хороший.

— Нет, уж я лучше буду верить. Так как Матильда Леонидовна говорит, что ее муж «так себе», то я с этого момента начинаю за ней ухаживать, хи-хи!

— Соня, — обернула к подруге Матильда Леонидовна свое розовое как весенний закат личико, — можно, чтобы он за мной ухаживал?

— Можно, — милостиво согласилась Софья Григорьевна.

Мы все трое сплели наши руки, и с того времени я всем сердцем прилепился к этим милым добросердечным безделушкам.

Через неделю я был уже у Матильды Леонидовны своим человеком: возился с крохотной дочкой, доставал билеты в театр и если не виделся с ней каждый день, то по телефону мы разговаривали утром, в обед и вечером.

Однажды звоню:

— Алло! Это вы, Матильда Леонидовна?

— Я?! Кто говорит?

— Заведующий воспитательным домом. У нас освободилась вакансия… Не отадите ли свою дочку?

— А, чтоб вас дождем намочило! Не можете без глупостей. Здравствуйте. Послушайте! У меня плохое настроение, и мне скучно.

— Ваша скука нынче же будет истерзана, разорвана в клочки и развеяна по ветру. У меня есть ложа в цирк — хотите?

— Вот это мысль, — обрадовалась Матильда Леонидовна. — А кто будет?

— Кроме нас? Софью Григорьевну сманю и брата Перевозовой.

Маленькая пауза.

— Ах так?.. Да-а… Но там, вероятно, в ложе вчетвером тесно. Нет, уж поезжайте лучше без меня.

— Да ведь ложа на четыре персоны!!..

— Да-а… На четыре. Ну, возьмите кого-нибудь четвертого. Мадам Перевозову, что ли…

— Однако ведь вы хотели поехать.

— Хотела, а теперь раздумала.

— В чем дело?!

— Отстаньте. Если бы вы знали, как вы мне все надоели…

Треск. Отбой.

Странно.

Вызываю другой номер:

— Это Софья Григорьевна?

— Да. Кто говорит?

— Агент сыскного отделения. Послушайте, Софья Григорьевна… Что побудило вас срезать ридикюль у купеческой вдовы Талдыкиной? Вы сознаетесь в этом?

— Что-о-о?!.. Фу ты, как вы ловко меняете голос. Здравствуйте. Что поделываете?..

— Сижу дома, пью чай. Сейчас только беседовал с вашим другом.

— С кем?

— Да с Матильдой же Леонидовной!!

— А-а… А вы все еще ее верный рыцарь? Удивляюсь, как это она позволяет вам звонить ко мне.

— Тетенька, что с вами?! Откуда такие слова?! Ведь Матильда Леонидовна так вас любит…

— Ах, слушайте, не будьте ребенком! «Любит, любит». Я была такая же глупая, как вы, верила всему этому свято, но…

— Но?!

— Как я могу хорошо относиться к человеку, который готов меня в ложке воды утопить…

— Софья Григорьевна! Милый друг! Я ушам своим не верю. Матильда Леонидовна такой добрый, мягкий парень…

— Ну, вот и целуйтесь с этим мягким парнем, а я… Трубка звякает. Мертвое молчание. Зеркала напротив нет, но я и так чувствую, что лицо у меня глупое.

Вечером узнал доподлинно: только вчера произошла тяжкая ссора из-за того, кому продавать на благотворительном вечере цветы и кому — программы. То ли, кажется, Матильда хотела «сидеть на программах», а Софья «на цветах», то ли наоборот, — точно мне не удалось выяснить.

Ну, поссорились и поссорились. Жаль, но мало ли кто ссорится. Во всяком случае, они и порознь настолько милы, что я могу продолжать свою дружбу с каждой отдельно.

А как, спрашивается, наилучше продолжать с женщиной дружбу?

Очень просто: ругать ее врага.

Немного это, как будто, нечестно, но отчего не сделать хорошему человеку приятное. Я добрый.

Был у Софьи Григорьевны на обеде. Встретила она меня так радостно, что я был тронут.

Усадила в кресло, и первый вопрос ее был:

— Встречаете ли Матильду Леонидовну?

— Вы спрашиваете об этой розовой невыпеченной булке? Нет, признаться, я этой размазни не видел два дня.

На лице Софьи Григорьевны мелькнуло выражение ужаса:

— Вы с ней поссорились?!

— Нет, — слегка удивился я. — Это вы с ней поссорились.

— А вы, значит, по-прежнему в хороших отношениях?

— Д… ддда… А что?

— И вам не стыдно так отзываться о бедной Тилли?! Вот, говорят, женщины злоязычны. Куда нам до вас! Обождите, — Тилли сейчас приедет, я ей расскажу, как вы…

— Куда приедет?!

— На обед. Ко мне. Чего это вы так всполохнулись?

— А ваша… взаимная… ненависть?!

— Ну, вы тоже скажете — ненависть! Тилли, в сущности, очень хороший человек, только вспыльчива свыше меры. Порох! Да вот и она…

Они стояли передо мной ласково, любовно обнявшись: головка блондинки тихо покоилась на плече брюнетки, а рука брюнетки нежно обняла полную талию блондинки.