Евгений Козловский - Грех

Нинкапокорно вышла, прошептала:

-- А-га-фан-гелю Отец! -- и прыснулатак громко и весело, что красавцы, продолжающие кормить голубей, обаразом оглянулись нахохоток.

Вахтер приоткрыл окошко:

-- Он сегодня в соборе служит.

-- Где? -- не понялаНинка.

-- В соборе, -- кивнул сухорукий нагромаду Троицкого.

В церкви онаоказалась впервые в жизни. Неделю тосковавшая по монаху, казнившаяся виною, час проведшая в лавре, Нинкавполне готовабылаподдаться таинственному обаянию храмовой обстановки: пенье, свечи, черные лики в золоте фонов и окладов, полутьмаю Долго простояланапороге, давая привыкнуть и глазам, и заколотившемуся сверх меры сердечку. Потом шагнулав глубину.

В боковом приделе иеромонах Агафангел отпевал высохшую старушку в черном, овеваемую синим дымом дьяконовакадила, окруженную несколькими похожими старушками. Нинкадаже не вдруг повериласебе, что это -- ее монашек: таким недоступно возвышенным казался он в парчовом одеянии.

Онаотступилаво тьму, но Агафангел уже ее заметил и, о ужас! -- в самый момент произнесения заупокойной молитвы не сумел отогнать кощунственное видение: нинкинаголова, поворачиваемая трупно-белой, огромной ладонью жлоба-шофера.

Нинканацыпочках подошлак женщине, торгующей зазагородкою свечами, иконами, книгами, шепнула:

-- Сколько будет ещею ну, это?.. -- и кивнулав сторону гроба.

-- Служба? -- спросилаженщина.

-- Во-во, служба.

-- Часадва.

-- Так до-олго?! А какая у вас книжкасамаяю священная? Эта, да? -ткнулапальчиком в нетолстое черное Евангелие, полезлав сумочку заденьгами. -А этот вот, поп, он через какие двери выходит?..

Жизнь бурлилаперед стенами лавры: фарцовая, торговая, валютная: ЫЖигулиы, ЫВолгиы, иномарки, простые и интуристовские автобусы, фотоаппараты и видеокамеры, неимоверное количество расписных яичек всех размеров, до страусиного, ложки, матрешки, картинки с куполами и крестами, оловянные и алюминиевые распятия, книги, газетыю И много-много ашотиковю

Нинкас Евангелием под мышкою жадно, словно три дня голодала, елау ступенек старого троллейбуса, превращенного в кооперативную забегаловку, пирожки, запивая пепси из горлышка, и видно по ней было, что, подобно альпинистке, спустившейся с высокой горы, дышит онане надышится воздухом: может, и вонючим, нечистым, но, во всяком случае, не разреженным, нормальной, привычной плотности.

Шофер стал наподножку полузаполненного ПАЗика:

-- Ну?! Кто еще до Москвы? Пятеркас носа! Есть желающие?

Какие-то желающие оказались, и Нинкатоже встрепенулась, двинулась было к автобусу, но затормозиланаполпутию

юСторож запирал парадные двери собора. Агафангел разоблачился уже, но все не решался выйти из церкви, мялся в дверях. Старушку даже убирающую подозвал, собрался пустить наразведку, но устыдился, перекрестил, отправил с Богом.

И точно: в лиловом настое вечера, почти слившаяся темным своим платьем с черным древесным стволом, поджидалаНинка.

-- Здравствуйте, -- сказалапересохшими вдруг связками.

-- Здравствуйте, -- остановился наполноге монах.

-- А вы что, и впрямь -- Агафангел? Непривычно очень. Вы и в паспорте так?

-- Н-нетю в паспорте -- по-другому. Сергей.

-- А я -- Нина, -- и Нинкаподалаладошку лодочкой. -- Познакомились, значит.

Монах коротко пожал ладошку и отдернул руку. Мимо прошли двое долгополых, недлинно, но цепко посмотрели напарочку.

-- У вас, наверное, неприятности будут, что я прям' сюдазаявилась?

-- Не будут. А что вы, Нина, собственно, хотели? -- изо всех сил охлаждал, бюрократизировал монах свой тон.

-- Прощения попроситью -- прошепталаНинкажарко. -- И вот, вы забылию -вынулаиз кошелькаперстень.

Монах отклонил ее руку:

-- Оставьте. Мне его все равно носить больше нельзя.

-- Нельзя?

-- Это аметист, -- покраснел вдруг монах. -- Символ девственности. Целомудрия.

-- А!.. -- прошептала-пропелаНинка. -- Так вы и вправду -- ни с кем никогда?

Монах сквозь землю готов был провалиться от неловкости.

-- Так у нас же с вами все равно ничего не было, -сновапротянулаНинкаперстень.

-- Нет, -- покачал головою Агафангел. -- Не не было.

Еще кто-то прошел в черном, оглянулся наних.

-- Все-таки я ужасная дура, -- сказалаНинка. -- Вы здесь так все навиду!

-- Неужели вы думаете, Нина, что мне важно хоть чье-нибудь о себе мнение, кроме собственного? И потом -- тут у нас не тюрьма. Я мог бы выйти отсюда, когдазахотелю

-- Поняла, -- ответилаНинка. -- Я не буду к вам приставать больше. Никогда, -- и быстро, склонив голову, пошлак воротам.

-- Нина! -- окликнул, догнал ее монах. -- Господи, Нина!

Неизвестно откуда, тьмою рожденный, возник старик, тогда, ночью, молившийся в келье:

-- Считай себя хуже демонов, отец Агафангел, ибо демоны нас побеждаютю -сказал и растворился, как возник.

-- Старец, -- шепнул Сергей после паузы. -- Мой духовник. Я должен ему исповедоваться.

-- Ты что?! -- ужаснулась Нинкасовершенно изменившимся вдруг, заговорщицким, девчоночьим тоном. -- Ты все ему рассказалю про нас?

-- Как я ему расскажу такое?! Никому, никому не могу! -- в лад, по-мальчишечьи, ответил Сергей.

-- А мне? -- спросилаНинкаи посмотрелаясными невинными глазами. -- А я, знаешь, я бабульке все-все рассказываю. У меня родители погибли -- мне шести не было. Нефть качали в Африкею

Зазвонили колокола.

-- К молитве, -- пояснил Сергей.

-- Иди, -- отозвалась Нинка.

-- Нет! Я буду тебе исповедоваться, -- и, схватив заруку, монах повлек, потащил ее по тропке к собору, к задней дверце.

-- Не надо! -- пыталась вырваться Нинка. -- Не надо туда! Вообще -- не надо!

-- Почему не надо? -- задыхался Сергей и отпирал замок извлеченным из-под рясы ключом. -- Почему не надо?! Мы ж -- исповедоваться!.. -- и почти силою втолкнул Нинку внутрь, заложил дверь засовом.

Нинкапритихла, шепнулав ужасе:

-- А если войдет кто?

-- До утра -- вряд ли. А и войдет -- что с того?..

Гулкие их шаги звенели, усиливаемые, размножаемые куполами-резонаторами. Уличный свет пробивался едва-едва, изломанными полосами. Сергей зажигал свечу.

-- Ой, что это?! -- Нинканаткнулась надерево и понялавдруг сама: -Покойница.

-- Ну и ладно, -- отвел ее от гробаСергей. -- Что ж, что покойница? Ты что, мертвых боишься? -- и усадил наковер, наступени какие-то, сам опустился рядом.

Потянулась тишина, оттеняемая колоколами. Сергей гладил нинкину руку.

-- Ну, -- вымолвилаНинканаконец.

-- Что? -- не сразу отозвался Сергей.

-- Ты ж хотел исповедоваться.

Сергей сдавленно хмыкнул -- Нинке почудилась, что зарыдал, но нет: засмеялся.

-- Что с тобою, Сережа? Что с тобой?!

-- Как я могу тебе исповедоваться, -- буквально захлебывался монах от хохота, -- когдаты и есть мой грех! Ты! Ты!! Ты!!!

-- Нет! -- закричалаНинка. -- Я не грех! Я просто влюбилась! Не трогай меня! Не трогай!