Болеслав Маркевич - Марина из Алого Рога
- Название:Марина из Алого Рога
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Болеслав Маркевич - Марина из Алого Рога краткое содержание
Маркевич, Болеслав Михайлович — романист (1822–1884). Происходил из польской семьи; детство провел в имении отца в Волынской губернии. Получив под руководством француза-гувернера тщательное литературное образование, Маркевич поступил в одесский Ришельевский лицей, где окончил курс на юридическом отделении. Службу начал в министерстве государственных имуществ; в 1848-53 годах был чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе, затем служил в государственной канцелярии и министерстве внутренних дел; в 1866 г. перешел в министерство народного просвещения чиновником особых поручений; позднее был членом совета министра. Занимательный рассказчик, прекрасный декламатор, устроитель домашних спектаклей и пикников, типичный "чиновник особых поручений" на все руки, Маркевич был принят в аристократических сферах. В 1875 г. карьере его был положен неожиданный конец; его в 24 часа уволили от службы. Выяснилось, что он получил 5 тысяч рублей за то, что "содействовал" отобранию "Санкт-Петербургского Ведомства" от В.Ф. Корша и передаче их в другие руки. Увольнение его произвело большую сенсацию, особенно в виду того, что за несколько месяцев до того Маркевич, всегда говоривший в своих произведениях об "утрате идеалов", "чистом искусстве", "мерзостном материализме" и т. д., поместил корреспонденцию в "Московских Ведомостях", где всех либеральных журналистов обозвал "разбойниками пера и мошенниками печати". Поработав некоторое время в "Голосе", где писал воскресные фельетоны под псевдонимом "Волна", Маркевич стал усердным поставщиком романов и повестей для "Русского Вестника", где напечатал обширную "трилогию": "Четверть века назад" (1878), "Перелом" (1880) и "Бездна" (1883 — 84; неокончена). В "Московских Ведомостях" он помещал корреспонденции (за подписью "Иногородный обыватель"), в которых давал полную волю своему озлоблению против петербургской журналистики и ее любимцев. Одна из них, в которой он, после оваций, выпавших на долю Тургенева в 1879 г., обвинял великого романиста в "кувыркании" перед молодежью, послужила предметом шумного литературного инцидента. При всей своей кротости, Тургенев не выдержал и ответил письмом к редактору "Вестника Европы" ("Сочинения", том Х), которое заканчивалось такой характеристикой "Иногороднего обывателя": "И как подумаешь, из чьих уст исходят эти клеветы, эти обвинения!? Из уст человека, с младых ногтей заслужившего репутацию виртуоза в деле низкопоклонства и "кувыркания", сперва добровольного, а наконец даже невольного! Правда — ему ни терять, ни бояться нечего: его имя стало нарицательным именем, и он не из числа людей, которых дозволительно потребовать к ответу". Вскоре после смерти Маркевича было издано собрание его сочинений (Санкт-Петербург, 1885; 2-е издание, Москва, 1911). Значительнейшая их часть написана в 70-х годах, после того как шум, поднятый "Мариной из Алаго Рога" (1873), побудил Маркевича обратить внимание на свои беллетристические способности. В 1880-х годах имела некоторый сценический успех драма "Чад жизни" (или "Ольга Ранцева"), выкроенная из "Перелома". Художественное дарование Маркевича само по себе не принадлежит к числу крупных. Те из его сочинений, где нет острой приправы тенденциознейшего освещения общественной жизни 60-х и 70-х годов, совершенно затерялись в массе журнального балласта, а в тех произведениях, которые читались в силу посторонних искусству соображений, все чисто художественное, за немногими исключениями (таков, например, тип интриганки Ольги Ранцевой в "Переломе"), довольно ординарно. Воюя с движением 60-х годов, извратившим "чистое искусство" введением "тенденции", Маркевич, однако, очень хорошо понял, какие преимущества дает тенденциозность писателю, неспособному обратить на себя внимание непосредственно-художественными достоинствами. Маркевич — самый тенденциозный писатель из всей "плеяды" "Русский Вестник", избравшей своей специальностью дискредитирование русского либерализма. По определению автора наиболее обстоятельной статьи о Маркевиче, К.К. Арсеньева, он обратил роман в "орудие регресса". Все, что проповедовалось в передовых статьях "Московских Ведомостей", находило эхо в произведениях Маркевича, причем он пускал в ход средство, недоступное публицисту — извращенное и порой прямо пасквильное изображение нелюбезных издателю "Московских Ведомостей" лиц. Это сообщало произведениям Маркевича пикантность и давало ему читателей. Под прозрачными псевдонимами он выводил крупных государственных людей, и средняя публика, всегда интересующаяся интимной жизнью высокопоставленных лиц, набрасывалась на сенсационные разоблачения Маркевича с тем же жаром, с каким публика немецкая читает Грегора Самарова и других авторов, пишущих романы на сюжеты из "современной истории". Если верить его трилогии, столь мало оправдывающей свое заглавие: "правдивая история", государственная измена охватила в 60-х и 70-х годах не только общество, но и высшие сферы правительственной власти, не исключая министров и членов государственного совета. Прокуроры и жандармы не преследуют, а покровительствуют крамоле, исправники — друзья пропагандистов и т. п. Прогрессивная молодежь — собрание жалких трусов, невежд и глупцов, для которых, по убеждению положительного лица трилогии проповедника "сильной власти" Троекурова — есть только один путь вразумления: нагайка. — Ср. К.К. Арсеньев "Критические этюды" (часть II); "Русский Вестник" (1886, № 3 и 4). С. Венгеров.
Марина из Алого Рога - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Левіаѳановъ поблѣднѣлъ, открылъ широко ротъ для возраженія… и ничего не сказалъ.
— Извините, что обезпокоилъ, круто повернулъ онъ на каблукахъ, и толстыя подошвы его сердито заскрипѣли по свѣженакиданному крупному песку аллеи…
Онъ остановился лишь у дверей Іосифа Козьмича, поглядѣлъ назадъ и въ раздумьи сталъ обгладывать свои ногти.
— Неужто-жь, въ самомъ дѣлѣ, стали они вдругъ такъ умны? промычалъ онъ про себя, покосился еще разъ на дворецъ Алаго-Рога, бѣлѣвшій сквозь темную зелень кленовъ и липъ, и улыбнулся своею желчною, безобразною улыбкой. — Петербургъ, военная гимназія, — не пропадемъ! рѣшилъ Левіаѳановъ и твердыми стопами вошелъ въ покинутую имъ за часъ назадъ гостиную…
XVI
Онъ нашелъ тамъ хозяина, Вермана и незнакомаго ему щеголеватаго господина за ломбернымъ столомъ, разставленнымъ въ самой срединѣ комнаты; они играли въ табельку. Незнакомый Левіаѳанову господинъ былъ князь Солнцевъ. Онъ былъ очень веселъ, — ему только-что удалось выиграть очень сомнительный мизеръ-увертъ, и онъ повѣствовалъ по этому случаю своимъ партнерамъ, какъ выигралъ онъ однажды подобный же мизеръ съ королемъ и десяткою блашъ.
— Форсе игра была? съ достоинствомъ спрашивалъ Верманъ, чувствовавшій себя чрезвычайно счастливымъ въ княжеской компаніи.
— Naturellement! смѣялся Солнцевъ, сдавая: — было это, во дворцѣ, un bal de mille personnes… Музыка, понимаете, дамы, de belles épaules… ну, Государь проходитъ… j'étais distrait… Хотя я всегда рискованно играю — это страсть моя!… но тутъ, дѣйствительно: un roi et dix, songez donc!… Играли мы вчетверомъ: князь Павелъ Павлычъ, баронъ Волкенштейнъ, я и… кто-же четвертый былъ?… Да, да, Печенѣговъ, le fameux Печенѣговъ! добродушно закивалъ онъ Верману, какъ бы въ полномъ убѣжденіи, что Верманъ непремѣнно долженъ знать "le fameux Печенѣгова".
Верманъ, въ свою очередь, сдержанно улыбнулся и слегка прищурилъ глаза, что въ его намѣреніи должно было изобразить, что "я, молъ, какъ теперь съ тобой играю въ карты, такъ завсегда могу играть и съ le fameux Печенѣговымъ, и съ барономъ, и съ самимъ княземъ Павелъ Павлычемъ, и никогда себя не уроню!…"
— Въ первой рукѣ, надо вамъ сказать, продолжалъ между тѣмъ Солнцевъ, — былъ баронъ Волкенштейнъ. Покупаю, говоритъ онъ, въ…
Но въ чемъ покупалъ баронъ Волкенштейнъ, осталось навсегда недосказаннымъ для партнеровъ князя Солнцева. Дверь изъ передней быстро отворилась, и въ нее вошелъ Пужбольскій. Вошелъ — и тутъ же и накинулся на злополучнаго разскащика.
— Скажите, пожалуйста! Я его по всѣмъ угламъ ищу, а онъ здѣсь, съ утра, картежничаетъ!… И для чего вы его балуете? обратился онъ въ Іосифу Козьмичу, который казался очень не въ духѣ и, наморщась, молча перебиралъ свои карты.
— Что же-съ, отвѣчалъ за него "монополистъ", пріятно улыбаясь князю, — занятіе не предосудительное и правительствомъ дозволенное, коммерческая игра!…
— Коммерческая, не коммерческая, онъ во всѣ! И во всѣ проигрываетъ! дернулъ плечами на это Пужбольскій.
— Не твои проигрываю, свои! не совсѣмъ откровенно засмѣялся Солнцевъ.
— Ты бы и мои проигралъ, да трудно: у меня ихъ нѣтъ никогда!..
Это "острое словечко" ужасно понравилось Верману.
— А вѣдь это гхорошо, это удаачно! закартавилъ онъ полушепотомъ, наклоняясь къ сидѣвшему по лѣвой его рукѣ Іосифу Козьмичу и подмигивая ему смѣющимися глазами.
Іосифъ Козьмичъ словно не слышалъ…
— Тебя жена ждетъ, сообщалъ тѣмъ временемъ Пужбольскій кузену.
— Que diable me veut-elle? досадливо пробурчалъ тотъ, подымая на него встревоженные глаза.
— Вы сегодня уѣзжаете…
— Вотъ-те на! вскликнулъ Солнцевъ.
— Вѣдь, кажется, утромъ, за чаемъ, еще ничего положительнаго на счетъ этого княгиня не рѣшила? заговорилъ въ первый разъ господинъ Самойленко, взглянувъ, въ свою очередь, на Пужбольскаго.
— Да, — но вотъ она мнѣ сейчасъ сказала… Она бы желала выѣхать отсюда ровно въ шесть часовъ…
Іосифъ Козьмичъ взглянулъ на часы, стоявшіе на каминѣ.
— А теперь третій въ началѣ… Надо подставу выслать…
Онъ съ лѣнивою важностью шевельнулся въ своемъ креслѣ, повелъ глазами и увидѣлъ Левіаѳанова, который, усѣвшись на стулѣ у окна и ухватившись руками за колѣно, саркастически поглядывалъ на всю эту незамѣчавшую его компанію.
— Позвоните, пожалуйста, сказалъ ему главноуправляющій, — на столѣ тутъ, на большомъ, колокольчикъ… И что же это такъ заторопилась княгиня? обратился онъ снова къ Пужбольскому.
— Est-ce qu'on sait jamais ce quelle veut! фыркнулъ, не давъ тому отвѣтить, Солнцевъ. — Вы женаты? спросилъ онъ неожиданно Вермана.
— Вдовый, улыбнулся и вздохнулъ заразъ "монополистъ".
— И не жалѣйте! La liberté, vous savez!..
— Ты милъ, Солнцевъ, я всегда говорилъ, что ты милъ!. . C'est votre tact inoui que j'admire toujours! проговорилъ Пужбольскій, стоя противъ него и глядя въ упоръ ему въ лицо.
Солнцевъ немедленно же сконфузился, опустилъ глаза и принялся тасовать свободную колоду.
— У васъ, кажется, поврежденіе какое-то въ экипажѣ? спросилъ его Іосифъ Козьмичъ.
— Да, гайка какая-то…
— За кузнецомъ съ утра послано, — должно быть, давно здѣсь… Вы позвонили? обернулся на Левіаѳанова "потомокъ гетмановъ".
Но тотъ, не удостоивъ его даже взгляда, поднялся съ мѣста и, подойдя къ Верману:
— А вы когда же думаете на чугунку? рѣзкимъ тономъ спросилъ онъ его.
— Не знаю, отвѣчалъ небрежно и не глядя на него "монополистъ":- при двухъ киязьяхъ онъ почиталъ неприличнымъ допустить фамиліярныя съ собою отношенія такого незначительнаго человѣка, какимъ, по его мнѣнію, должны были эти князья почитать Левіаѳанова;- меня просилъ заѣхать въ нему въ Орѣхово генералъ Суходольскій… такъ я еще, думаю, въ нему сегодня обѣдать поѣду, — а ужь развѣ завтра…
— Ну, и поѣзжайте къ своему генералу, отрѣзалъ ему на это "сынъ отечества", — а я ужь доберусь до города своими средствами!
— Все равно, завтра я бы васъ довезъ, сказалъ Верманъ. — "Не выгорѣло у тебя, видно, братъ"; подумалъ онъ, — и даже подмигнулъ самому себѣ.
— Нѣтъ, ждать мнѣ некогда! коротко отвѣтилъ Левіаѳановъ — и, никому не поклонившись, вышелъ изъ комнаты, еще тутъ же, въ комнатѣ, напяливъ себѣ шляпу на голову.
— Эка шушера! пробасилъ господинъ Самойленко, не успѣла затвориться за нимъ дверь.
— D'où sort-il ce Rocambole là? удивился въ свою очередь Солнцевъ.
— Изъ милости, скажите, привезъ ихъ, изображая лицомъ своимъ обиду, а плечами презрѣніе, промолвилъ "монополистъ", — и они же на меня въ претензіи!… Совсѣмъ необразованные люди, можно сказать!…
Пужбольскій даже и не замѣтилъ ничего, — онъ прохаживался по комнатѣ, тревожно заглядывая во всѣ углы и открытыя двери, въ чаяніи увидѣть гдѣ-нибудь свою очаровательницу. ..
— Марины Осиповны нѣтъ дома? рѣшился спросить онъ наконецъ Іосифа Козьмича.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: