Леонид Андреев - Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907

Егор Иванович.А ты где шатался, когда люди ужинали? Теперь и так посидишь.

Савва.С ребятами я сидел, родитель, с ребятами, — они сказки мне рассказывали. Ну и здоровы же рассказывать! И все про чертей, да про ведьм, да про покойников. По вашей специальности, философ. Рассказывают, а сами трусят, оттого и сидели так долго, — боятся домой бежать. Один Мишка молодец: ничего не боится.

Сперанский (равнодушно) . Что ж, и он умрет.

Савва.Господин хороший! Да не будьте же вы мрачны, как центральное бюро похоронных процессий! И охота вам каркать: умрет, умрет. Вот родитель мой совсем скоро умрет, а смотрите, какое у него приятное и веселое лицо.

Егор Иванович.Сатана! Совсем сатана!

Сперанский.Да если же мы не знаем…

Савва.Голубчик! Жизнь — ведь это такое интересное занятие. Понимаете, жизнь! Пойдемте завтра в ладышки играть, а? Я вам свинчатку дам — какую, батенька, свинчатку!.. (Незаметно входит Липа.) И потом, вам нужно заниматься гимнастикой. Серьезно, голубчик. Смотрите, какая у вас грудь; вы через год подохнете от чахотки. Дьяконица будет рада, но какой переполох поднимется среди покойников! Серьезно. Вот я занимался гимнастикой, и поглядите. (Легко поднимает за ножку тяжелый стул.) Вот!

Липа (очень громко смеется) . Ха-ха-ха!

Савва (опуская стул, несколько сконфуженно) . Чего ты? Я думал, тебя нет…

Липа.Так. Тебе бы следовало в цирк поступить акробатом.

Савва (угрюмо) . Не говори глупостей.

Липа.Обиделся?

Савва (вдруг смеется весело и добродушно) . Ну вот, чепуха! В цирк так в цирк. Мы вместе со Сперанским поступим. Только не акробатами, а клоунами… согласны? Вы умеете горящую паклю глотать? Нет? Ну, погодите, я и этому вас научу. А ты вот что, Липа, дай-ка мне поесть. С утра не жрал.

Егор Иванович.Сатана! Совсем сатана! Не жрал. Так кто же теперь жрет? Где это видано?

Савва.А ты вот посмотри, это очень интересно. Ты погоди, отец, я тебя тоже научу паклю глотать, — совсем молодцом будешь!

Егор Иванович.Меня? Дурак ты, больше ничего. Тюха, давай водку!

Тюха.Не дам.

Егор Иванович.Чтоб вас всех… Вскормил, взлелеял… (Уходит.)

Липа (подавая молоко и черный хлеб) . Ты что-то весел сегодня?

Савва.Да, и ты весела.

Липа (смеется) . Я весела.

Савва.И я весел.

Пьет с жадностью молоко. На улице шаги становятся громче, наполняют звуком своим комнату и снова слегка стихают.

Савва.Как топочут!

Липа (выглядывает в окно) . Завтра будет хорошая погода. Сколько я ни запомню, в этот день всегда солнце.

Савва.М-да. Это хорошо.

Липа.И когда несут икону, вся она сверкает от драгоценных камней, как огонь, и только лик ее темнеет. Не радуют его эти драгоценности, мрачен и темен он, как горе народное… (Задумывается.)

Савва (равнодушно) . М-да? Вот как.

Липа.Когда подумаешь, сколько пало на него слез, сколько слышал он стонов и вздохов! Уже одно это делает его такою святынею — для всякого, кто любит и жалеет народ, понимает его душу. Ведь никого у них нет, кроме Христа, — у всех этих несчастных, убогих… Когда я была маленькая, я все ждала чуда…

Савва.Это было бы интересно.

Липа.Но теперь я поняла, что Сам Он ждет от людей чуда, ждет, что перестанут люди враждовать и губить друг друга.

Савва.Ну, и что же?

Липа (сурово смотрит на него) . Ничего. Завтра сам увидишь, когда понесут Его. Увидишь, что делает с людьми одно только сознание, что Он здесь, с ними. Живут они весь год грязно, нехорошо, в ссорах и страданьях, а в этот день точно исчезает все… Страшный и радостный день, когда вдруг точно сбрасываешь с себя все лишнее и так ясно чувствуешь свою близость со всеми несчастными, какие есть, какие были, — и с Богом!

Савва (быстро) . Который, однако, час?

Сперанский.Сейчас пробило четверть двенадцатого, если не ошибаюсь.

Липа.Рано еще.

Савва.Что рано?

Липа.Так. Рано, говорю, еще.

Савва (подозрительно) . Что это ты?

Липа (вызывающе) . А что?

Савва.Почему ты сказала: рано еще?

Липа (бледная) . Потому что сейчас только одиннадцать. А когда будет двенадцать…

Савва (вскакивает и быстро идет к ней. Тяжело смотрит на нее, говорит медленно, слово за словом) . Так вот что! Когда будет двенадцать… (Поворачивает голову к Сперанскому, но продолжая глядеть на Липу.) Послушайте вы, ступайте домой!

Липа (с испугом) . Нет, подождите еще, Григорий Петрович. Пожалуйста, я прошу вас!

Савва.Если вы не уйдете сейчас, я выброшу вас в окно. Ну?

Сперанский.Извините, я никак не думал, я с Антон Егорычем, я сейчас. Тут где-то моя шляпа… положил я ее…

Савва.Вот ваша шляпа. (Бросает.)

Липа (слабо) . Посидите еще, Григорий Петрович.

Сперанский.Нет, уже поздно. Я сейчас, сейчас. До приятного свиданья, Олимпиада Егоровна. До приятного свиданья, Савва Егорович. А они, кажется, уже спят, их в постельку бы надо. Иду, иду. (Уходит.)

Савва (говорит тихо и спокойно, в движениях тяжел и медлителен, как будто вдруг сразу почувствовал тяжесть своего тела) . Ты знаешь?

Липа.Знаю.

Савва.Все знаешь?

Липа.Все.

Савва.Монах сказал?

Липа.Монах сказал.

Савва.Ну?

Липа (слегка отступая и поднимая руки для защиты) . Ничего не будет. Взрыва не будет. Взрыва не будет, ты понимаешь, Савва? Не будет!

Пауза. На улице шаги и невнятный говор. Савва поворачивается и с особенной медлительностью, сгорбившись, прохаживается по комнате.

Савва.Ну?

Липа.Так лучше, брат, поверь мне. Поверь мне!

Савва.Да?

Липа.Ведь это было — не знаю что! Сумасшествие какое-то. Ты подумай!

Савва.Это — наверно?

Липа.Да, наверно. Теперь уже ничего не сделаешь.

Савва.Расскажи, как это произошло. (Осторожно садится и тяжело смотрит на Липу.)

Липа.Я уже давно догадалась… Еще тогда, в тот день, когда мы говорили. Только я еще не знала — что. И я видела… машинку эту: у меня есть другой ключ от этого сундука.

Савва.У тебя наклонности сыщика. Продолжай.

Липа.Я не боюсь оскорблений.

Савва.Ничего, ничего, продолжай.

Липа.Потом я видела, что ты часто разговариваешь с этим, с Кондратием. А вчера я посмотрела — машинки этой уже нет. И я поняла.