Леонид Андреев - Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Дворец, охраняемый внизу стражею, считается местом относительно безопасным, и бунт загнал сюда почти всех, кому он враждебен и кто его боится. Так же, как и Зрители в суде, пышно разодетые декольтированные дамы и девицы, осыпанные драгоценностями, красивые, породистые; такие же мужчины, во фраках. Но есть и в сюртуках и даже в блузах: так, группа Художников и Писателей одета с несколько искусственной небрежностью.

Ученые почти все в сюртуках и пиджаках, некоторые довольно грязны. Тут же, в толпе, несколько священнослужителей со скромными, заискивающими лицами; к ним остальные относятся невнимательно и даже грубо.

Движения собравшихся суетливы. Быстро образуются группы и так же быстро распадаются, потому что все ищут нового и успокоительного; почти никто не сидит. Часто с осторожностью подходят к окнам и заглядывают на улицу, иногда безуспешно пытаются задернуть прозрачные гардины. И во все время картины где-то недалеко бухает набатный колокол голодными призывными звуками; и кажется после каждого особенно сильного удара, что ярче стало зарево и беспокойнее движения гостей. Удары колокола то учащаются, и тогда в них чувствуется надежда, радость, почти торжество, то становятся медленными, тяжелыми, печальными — точно устали и руки и сердце старого Звонаря. Так же непрерывно слышится хриплый рог Смерти. То далекий, то до ужаса близкий, он минутами заглушает все остальные живые и мертвые голоса; и тогда как бы сами гаснут многие огни, и все замирает в неподвижности, и по полу ложатся длинные черные тени от ярко багровеющих окон.

Занавес открывается при смешении всех этих звуков: бравурной, но растерянной музыки, хриплого рога и частых ударов колокола.

— Я все еще не могу поверить, что бунт вспыхнул. Какой ужас!

— Да и многие не хотят верить. Это произошло так внезапно. Еще только вчера все было спокойно и мирно.

— Но послушайте, что делается там. Эта смерть…

— Каждый удар колокола обрушивается на голову, как молот!

— Ведь это значит, что через минуту могут прийти сюда и убить всех: мужчин, женщин, детей.

— Нас охраняют.

— Ах, оставьте! Неужели вы верите в стойкость этой наемной сволочи, что внизу? Стоит перейти силе на ту сторону, и все будет кончено. Где Царь Голод?

— Там!

— Боже! Неужели он изменяет? Я всегда говорил, что не нужно доверяться этому подлому лакею, этому пройдохе, провокатору!

— Погодите бранить его. Еще неизвестно, с кем он, с нами или с мятежниками!

— Зачем играет музыка? Крикните ей, чтобы замолчала.

— С музыкою легче.

— Оставьте! Нас могут услыхать с улицы.

— Там не слышно. Там своя музыка. Послушайте!

Прислушиваются.

— Боже мой, какой ужас! Не нужно привлекать внимания. Эй вы, музыканты, замолчите!

— Неудобно без хозяев.

— Ах, разве теперь не все равно! Да замолчите же вы, там!

Музыка беспорядочно затихает. Ужас гостей.

— Что случилось?

— Почему музыка молчит? Что случилось?

— Сюда идут!

Громкий дрожащий голос:

— Господа, сюда идут! Господа, господа!

Все мечутся. Истерический плач.

— Да нет же, успокойтесь, ничего не случилось.

— Баррикадируйте двери!

Голос Хозяина дома:

— Что случилось? В чем дело?

— Кто-то приказал музыке молчать, и вот все в ужасе.

— Кто приказал? Как он смел? Музыканты, играйте. Господа, ничего не случилось. Сейчас будем танцевать. Кавалеры, приглашайте дам на котильон.

Некоторое успокоение. Кое-где даже слышен смех.

— Позвольте вас просить.

— Вы наступили на платье.

— Pardon!

— Конечно, бояться нечего. Раз Царь Голод с нами…

— А вы уверены в этом?

— Но, по крайней мере, история…

— Ах, это так шатко: история. Разве мы знаем настоящую историю?

— И это говорите вы, историк?

Сдержанный смех и улыбки.

— Я знаю только одно, что это ужасно. Как можете вы измерить энергию, которую накопил Царь Голод в этих темных, несчастных массах. Быть может, ее достаточно только для короткой вспышки, а быть может, она опрокинет все, всю нашу культуру. (Указывает на окна.) Вы знаете, что это горит? Хорошо, если дом. А если это уже горят музеи? Библиотеки?

— Огонь не разбирает ничего!

— Боже мой!

— Неужели все погибнет!

Кто-то гасит часть огней. Становится темнее, и окна ярко багровеют. И снова ужас.

— Что это?

— Почему темно? Что случилось?

— Господа, господа!

— Прекратился ток!

— Сейчас наступит тьма!

— Зажигайте свечи! Где свечи? Скорее!

— Да нет же, успокойтесь. Какие трусы!

— Позвольте вас просить?

— Вы с ума сошли? Танцевать?

Музыка играет вальс.

— Почему же вальс? Говорили, что котильон?

— Ах, не все ли равно: вальс, котильон, дьявол!

— Как вы грубы!

— Pardon!

В полутемноте кружится одиноко какая-то пара и вскоре куда-то исчезает.

— Господа, новости! Новости!

— Что такое?

— Новости! Слушайте!

Музыка беспорядочно затихает. На середину выходит Молодой человек. Костюм в беспорядке, лицо бледно, на лбу кровавое пятно. Его окружают.

— Я оттуда.

— Боже мой!

— Говорите! Говорите!

— Это ужас! Я точно вырвался из другого мира, который может пригрезиться только во сне. Пустынные улицы, над которыми в воздухе проносится рев. Откуда он — я не знаю. Кровавая мгла. Черные тени. Трупы под ногами. Молчаливые раскаленные пожарища, около которых нет никого. Где люди?

— Вас ранили?

— И вдруг — толпа. Вихрь криков, тел, оскаленных зубов. Кто это? Я никогда не видал их раньше. Они разрушают все. Они убивают друг друга. Они убивают детей. Я видел: они сожгли большой дом, полный спасавшихся женщин и детей!

— Какой ужас!

Кто-то истерически плачет.

— Замолчите!

— Это голодные!

— Это чернь! Они придут сюда.

— Какие-то косматые, полуголые чудовища. Кто это? Я никогда не видала их раньше. И еще говорят, что двинулась деревня, что все деревни идут в город.

— Это конец!

— Мы погибли!

— Это революция!

— Не оскорбляйте революцию. Это бунт. Вы слыхали: они жгут женщин и детей.

— Звери вышли из лесов!

— Леса идут на нас!

— Мы погибли!

— Говорят: уже слышно скрипение их телег. На них они хотят увезти все, что останется от нашего города.

— Орда варваров идет на нас!

— Звери вышли из лесов!

— Я слышу скрипение колес. Мы погибли!

— Гасите огни!

Гаснет еще несколько огней. Рог Смерти слышится где-то совсем близко.

— И я видел, как жгли женщин и детей. И я не хочу после этого жить. Я пришел только рассказать — предупредить. Там где-то мой отец, мать… Скажите им, что я умер. (Быстро выхватывает револьвер, стреляется.)

Ужас. Все мечутся. Труп быстро подхватывают и уносят.