Михаил Кураев - Записки беглого кинематографиста

Невозможно забыть это неведомое до той поры состояние полного и безграничного счастья, охватившего меня.

И тут же выяснилось, что я совершенно непригоден, неприспособлен для счастья. Я решительно не знал, что должен делать счастливый человек, тем более дома, тем более в одиночку.

Кричать? О чем кричать? "Ай да я!"? Но я не видел в случившемся особой своей заслуги, нас было чуть не двадцать человек на место, а со многими поступающими я успел и перезнакомиться, и оценить их превосходство над собой и ясно понимал, что мне просто здорово повезло.

Итак, кричать мне было не о чем. Прыгать? Кажется, пару раз я подпрыгнул и помахал руками.

А дальше что?

Радость требует поступков.

И тут пришло ясное, как распахнувшаяся перед тобой безбрежная даль после ночного тумана и утренних сумерек, ощущение новой жизни.

Новая жизнь!

Начинать новую жизнь в одиночку в пустой квартире было невозможно, я выскочил на улицу.

Рядом было три магазина, на трех углах. Гастроном? Мимо! Галантерейно-парфюмерный? Мимо!! Магазин спортивных и фотографических принадлежностей... То, что надо!

Теперь ты будешь жить искусством, служить искусству, иметь дело с отражениями жизни! Лучше всего было бы купить фотоаппарат, чтобы свой, и только свой, взгляд на мир был запечатлен со всей очевидностью...

На фотоаппарат, даже самый дешевый, денег никак не хватало.

Служитель искусства должен быть силен, крепок, вынослив... вот и Чехов говорил, что в человеке должно быть все прекрасно. А прекрасно ли твое тело, безвылазно протухавшее в библиотеках уже полгода? Нет, оно далеко не прекрасно. Так сделай же его прекрасным!

И я купил эспандер!

На дорогой, с металлическими сверкающими пружинами, денег не хватило, еле-еле хватило на простой, с шестью резиновыми жгутами, упрятанными в пестренькую матерчатую оболочку, и деревянными рукоятками.

Бросился домой и тут же начал новую жизнь.

Я растягивал тугие жилы на груди, закидывал резинки за спину, вытягивал вверх, накидывал на шею, сгибался, разгибался... Вскоре моя фантазия в придумывании упражнений с эспандером стала иссякать. Тогда решил проверить, достанет ли у меня силы максимально вытянуть это шестижильное орудие. Как это сделать? Очень просто! Одну рукоятку прижимаете ступней левой ноги к полу, а вторую правой рукой вытягиваете максимально вверх.

Задумано - сделано! В новой жизни все будет и впредь только так.

Правая рука, вытягивавшая тугие новенькие резиновые жгуты вверх, уже почти разогнулась, почти выпрямилась, тут-то я и решил проверить, хорошо ли левая ступня держит у пола деревянную рукоятку. Я взглянул вниз...

О! сотня солнц разом вспыхнула у меня в правом глазу. Вспыхнула - и рассыпалась тысячей огней. Это было незабываемо!

Вспышка. Фейерверк! И только потом обжигающая боль.

Уверяю вас, далеко не каждому боксеру, а может быть, и ни одному на свете не дано было испытать такой удар. Да, их бьют, бьют в лицо и часто попадают в глаз. Все правильно. Но чем бьют? Не палкой же! Их бьют ничем не приумноженной силой человеческой мышцы. Их бьют мягкими, это надо подчеркнуть особо, кожаными перчатками, и то бывает на рожу смотреть страшно. Я же получил удар, по сути дела, деревянным снарядом, выпущенным из ручной катапульты с очень близкого расстояния.

Печаль не радость, здесь все происходит само собой.

Я взвыл, но как?! Едва ли я взвыл бы так же, если б не увидел себя в списках принятых в институт. Бросился в ванную, пустил холодную воду в тщетной надежде смыть со своего лица фиолетовую печать собственной глупости. Сколько я ни поливал себя водой, сколько ни прикладывал к лицу ледяных компрессов, глаз медленно погружался в щель, образованную верхней и нижней, словно накачанными воздухом, цветными подушками.

К боли примешивались и печаль и отчаяние. Так хотелось помчаться на Моховую и своими глазами увидеть свою фамилию в заветном списке. Такое бывает раз в жизни. А увидеть счастливчиков рядом, познакомиться?.. Но мой глаз как раз и не годился для того, чтобы что-то разглядывать ни в списках, ни в лицах счастливчиков. Знакомиться и всем по очереди объяснять: это украшение я получил не в пьяной драке, а во время спортивного упражнения. "Знаете, если эспандер взять вот так, ногой зацепить одну рукоятку, а другой вытянуть максимально вверх, а потом посмотреть вниз..."

Кто же дослушает, и уж тем более, кто же поверит.

До начала занятий оставались считанные дни. Даже мечтать о том, что за это время фингал угаснет, не приходилось, напротив, он только еще распустится, наберет махрового цвета.

О, горе мне, не умеющему быть счастливым!..

Последующие уроки жизни, скажем, были не столь впечатляющими, но тоже чему-то учили, постоянно напоминая о том, что радость - это палка о двух концах.

Как показала практика за пятнадцать лет работы на киностудии, в то время, когда ты радуешься удаче, какое-то количество граждан убежденно считает твое поведение бестактным, улыбку глупой и наглой, приглашение к выпивке лицемерным, закуску недостаточной и т. д. Знал уже к своим тридцати шести, что стоит тебе ответить на вопрос: "Как поживаешь?", "Как дела?" - в американском стиле: "Превосходно!" - как у собеседника тут же пропадает к тебе интерес и охота продолжать расспрашивать. Знал ведь... Но одно дело знать, другое научиться носить на себе рубище для утешения, а скорее подпитки самоуважения тех, кто готов тебе сострадать, сочувствовать, соболезновать, даже в беде помочь, но видеть тебя счастливым согласен лишь один раз и только на свадьбе. Даже когда у меня родился сын, обнаружились огорченные - дескать, с меня бы и дочки хватило.

В свои тридцать шесть я решил круто повернуть жизнь.

Хватит пятнадцать лет заниматься донорством в сценарном отделе киностудии, хватит готовить заявки-поправки, сочинять заключения-представления, умничать на редсоветах-худсоветах...

Редакторская братия с жреческими лицами, счастливо оставаться, я машу вам рукой, меня приняли на Высшие режиссерские курсы!

После представления всего сонмища документов и материалов, начиная с анализа мочи, без которого не давали справку о здоровье, кончая экспликациями-расплекациями, "а также другими материалами, позволяющими судить о творческих способностях поступающего", после придирчивого отбора у себя на "Ленфильме", после письменных и устных экзаменов в Москве наконец последнее собеседование с приемной комиссией в полном составе - какие имена! какие лица! цвет советской кинематографии!

- С вами у нас, Михаил Николаевич, разговор короткий! - сделав строгое лицо, произнес отец Высших курсов, заслуженный деятель искусств Леонид Захарович Трауберг. - Вы приняты. Поздравляем. Зовите следующего.