Николай Некрасов - Том 6. Драматические произведения 1840-1859

Дюрваль. В самом деле?

Дюмениль. Да, да, его трагедия! напомните ему о «Тиридате».

Дюрваль. О ком?

Дюмениль. О «Тиридате».

Дюрваль. Что это такое, человек, что ли, или…

Дюмениль. Это его трагедия.

Дюрваль. Его трагедия?

Дюмениль. Да, он сочинил ее тайно от вас. (Идет к столу.) Погодите!.. вот я напишу несколько слов; отдайте ему.

Дюрваль. Вот еще новость, например: вместо того чтоб заниматься делами, он сочиняет «Тиридата»! (Хочет идти.) Уж проучу же я его!

Дюмениль. Куда вы?

Дюрваль. Он попал в сочинители!.. я взбешен! уж это последнее дело!.. я отступаюсь от моего сына, я предоставляю его собственной судьбе…

Дюмениль. Нет, нет, вы этого не сделаете… подумайте о его отчаянии; ведь вы его любите, спасите же, спасите его!

Дюрваль. Ах, милая госпожа Дюмениль! точно, точно — надо спасти!

Дюмениль. Подите поскорее… успокойте его, приведите сюда… тогда, тогда я поверю, что вы его любите…

Дюрваль. Конечно, его глупость велика, но правда и то, что ума в нем чертовски много! Ну! ну! так и быть, черт возьми этого Тиридата… только бы сын мой излечился… (Уходит налево.)

Дюмениль, потом Луиза.

Дюмениль. Странно! я еще никогда не была так растрогана. Но чего же бояться мне? кажется, это средство хорошо, он, верно, придет!..

Луиза (входя). Он придет? вы думаете?

Дюмениль. Да, да.

Луиза. Ах, как вы добры! и он женится на мне?

Дюмениль. Что такое? ты с ума сошла! что за вздор ты говоришь мне; чего ты от меня хочешь?

Луиза. Извините, маменька крестная… я… скороход господина Мальво здесь уже целый час: он ожидает ответа…

Дюмениль. Что? какой ответ? кому?

Луиза. Этому старому советнику, который хочет быть вашим мужем.

Дюмениль. Ему быть моим мужем? человек холодный, без чувства, без души, без сердца… ах, пусть он оставит меня в покое… завтра… послезавтра…

Луиза (в сторону.) Что с нею делается? еще в первый раз!..

Дюмениль (взволнованная). Какая любовь, какая страсть! как, оттого, что я не похожа на идеал, созданный его воображением, он хочет лишить себя жизни?

Луиза. Как, да что ж это значит?

Дюмениль. Ах, боже мой! а театр!.. пора ехать, надобно примерить костюм… они идут… останься здесь… прими их… пет… я и позабыла… я сама поговорю с ним, пойдем, Луиза… пойдем… ты мне нужна теперь. (Уходит.)

Луиза. Как! неужели это она? нет… но я, может быть, сама неправа… он дурно изъяснился, вот и он… Я не смею с ним говорить, но уж не оставлю крестной маменьки… когда она с ним будет… (Уходит туда же за нею.)

Дюрваль и Адриан.

Дюрваль. Да войди, братец… говорят тебе, войди… дело идет о твоей трагедии… я ведь знаю всё и не сержусь… Ну, полно конфузиться, господин Тиридат!

Адриан (садится). Ах, я не хотел сюда идти, меня здесь всё ужасает… расстраивает… здесь видел я ее… женщину, еще недавно столь очаровательную… идол, созданный мною, свергнутый с своего пьедестала… О! существенность, существенность! стоишь ли того, что мы берем на себя труд жить!

Дюрваль. Что он за ахинею несет!.. Твоя трагедия, мой друг… твоя трагедия… диво!

Адриан. Ах! это последнее звено, которое привязывает меня к жизни. Она пишет, батюшка, что она ошиблась, смешала мое сочинение с другим… что комитет Французской комедии одобрил ее…

Дюрваль. Черт возьми! отчего же нет. (В сторону.) Надобно польстить его страсти. (Громко.) Тебе пришла в голову прекрасная мысль, и ты это придумал так… вдруг?

Адриан. Вдруг.

Дюрваль. Во время учения?

Адриан. Да, когда вас тут не было.

Дюрваль (в сторону). Дурак! (Громко.) Хорошо, братец, хорошо… должно быть, твои стихи превосходны.

Адриан. В самом деле?

Дюрваль (в сторону). Я уверен, что какая-нибудь глупость… (Громко.) У тебя гений, что об том и говорить!

Адриан. По крайней мере, я имею душу… но всё кончено… удар, поразивший мое сердце, разбил мою лиру навсегда!..

Дюрваль. Право? ну, коли разбил, так тебе надобно обратиться к изучению прав и законов… я тебя представлю моим клиентам, ты заслужишь их доверенность, будешь руководствоваться рассудком, будешь судить…

Адриан. Никогда, батюшка!

Дюрваль. Что?

Адриан. Никогда!

Дюрваль. Но, несчастный! ведь на этом только условии может состояться твой брак с дочерью сборщика податей.

Адриан. Ах, не говорите мне об этой женитьбе!

Дюрваль. Но я обещал…

Адриан. А я отказываюсь.

Дюрваль. Что? что?

Адриан. Никогда, другая женщина… нет, сударь, я буду жить один… совершенно один… здесь, в Париже…

Дюрваль. А! ты опять начал… хорошо же! ты сумасшедший, в полном смысле сумасшедший… слушай же: всею силою родительской власти я тебе приказываю сегодня же сесть в карету, которая отправится в Бордо… Прошу повиноваться.

Адриан (с усилием). Вы хотите погубить меня, вы не чувствуете к вашему сыну ни малейшего сострадания? О, я опять должен предаться отчаянию!

Дюрваль. Как? что?

Адриан. Да, я дойду до последней крайности!

Дюрваль. Ах, боже мой!

Адриан. Я убью себя!

Дюрваль. Несчастный!

Те же и г-жа Дюмениль, в полном трагическом костюме, входит в среднюю дверь, потом Луиза.

Дюмениль (делает повелительный знак рукою). Остановитесь!

Адриан. Боже, что я вижу?

Дюрваль. Это она!

Дюмениль.

Адриан. Ах, эти стихи…

Дюмениль (Адриану). Они ваши…

Дюрваль. Его? они, кажется, довольно звучны…

Адриан. Как, сударыня?

Дюмениль. Да, Адриан, я скрывала от вас… но эта роль так хороша, так поэтически обрисована. Я поняла, я разгадала душу, которая создала ее… я обдумывала, я искала звуков для выражения чувств царицы, пленницы римлян, которые ненавидят ее народ, отечество и богов… царицы, которая с таким благородством возвышается над предрассудками… Особенно та сцена, где она в присутствии раздраженного консула и молодой римлянки, соперницы ее, прощается с своим любезным, — поразительна…