Николай Лесков - Обойденные

- Пусть будет, что будет,- говорила сама себе Анна Михайловна,- тут уж ничего не сделаешь,- и продолжала писать им письма, полные участия, но свободные от всяких нежностей, которые могли бы их беспокоить, шевеля в их памяти прошедшее, готовое всегда встать тяжелым укором настоящему.

А что делали, между тем, в Ницце?

Глава вторая

НИЦЦА

Крылатый божок, кажется, совсем поселился в трех комнатках m-me Бюжар, и другим темным и светлым божествам не было входа к обитателям скромной квартирки с итальянским окном и густыми зелеными занавесками. О поездке в Россию, разумеется, здесь уж и речи не было, да и о многом, о чем следовало бы вспомнить, здесь не вспоминали и речей не заводили. Страстная любовь Доры совершенно овладела Долинским и не давала ему еще пока ни призадуматься, ни посмотреть в будущее.

- Боже мой, как мы любим друг друга!- восхищалась Даша, сжимая голову Долинского в своих розовых, свеженьких ручках.

Нестор Игнатьич обыкновенно застенчиво молчал при этих страстных порывах Доры, но она и в этом молчании ясно читала всю необъятность чувства, зажженного ею в душе своего любовника.

- Ты меня ужасно любишь? Ты никого так не любил, как меня? - спрашивала она снова, стараясь добиться от него желаемого слова.

- Я всею душою люблю тебя, Дора.

Даша весело вскрикивала и еще безумнее, еще жарче ласкала Долинского.

Разговоры их никто бы не записал, да они всем бы и наскучили. Все их разговоры были в этом роде, а разговоры в этом роде могут быть вполне понятны только для того существа, которое, прочитав эти строчки, может наклонить к себе любимую головку и почувствовать то, что чувствовали Даша и Долинский. Анна Михайловна говорила правду, что они ни о чем не думали и только "любились". А время шло. Со дня святой Сусанны минуло более пяти месяцев. В Ниццу опять приехало из России давно жившее там семейство Онучиных. Семейство это состояло из матери, происходящей от древнего русского княжеского рода, сына - молодого человека, очень умного и непомерно строгого, да дочери, которая под Новый год была в магазине "M-me Annette" и вызвалась передать ее поклон Даше и Долинскому. Мать звали Серафимой Григорьевной, сына - Кириллом Сергеевичем, а дочь - Верой Сергеевной. Семейство это было немного знакомо с Долинским.

Возвратясь в Ниццу, Вера Сергеевна со скуки вспомнила об этом знакомстве и как-то послала просить Долинского побывать у них когда-нибудь запросто. Нестор Игнатьевич на другой же день пошел к Онучиным. В пять месяцев это был его первый выход в чужой дом. В эти пять месяцев он один никуда не выходил, кроме кофейни, в которой он изредка читал газеты, и то Дорушка обыкновенно ждала его где-нибудь или на бульваре, или тут же в кафе.

Вера Сергеевна встретила Долинского на террасе, окружавшей домик, в котором они жили. Она сидела и разрезывала только что полученную французскую иллюстрированную книжку.

- Здравствуйте, m-r Долинский! - сказала она, радушно протягивая ему свою длинную белую руку.- Берите стул и садитесь. Maman еще не вышла, а брата нет дома - поскучайте со мною.

Долинский принес стул к столу и сел.

- Как поживаете? - спросила его Вера Сергеевна.

- Благодарю вас: день за день, все по-старому.

- Рвешься из России в эти чужие края,- резонировала девушка,- а приедешь сюда - и здесь опять такая же скука.

- Да, тут, в Ницце, кажется, не очень веселятся.

- А вы никуда не выезжали?

- Нет, я не выезжал.

- Что ж, вы... много работаете?

- Так... как немцы говорят: "etwas" {кое-что (нем.)}.

- Sehr wenig {чуть-чуть (нем.)}, значит.

- Очень мало.

- Но, конечно, будете так любезны, что прочтете нам то, что написали.

- Полноте, Вера Сергеевна! Что вам за охота слушать мое кропанье, когда есть столько хороших вещей, которые вы можете прочесть и с удовольствием, и с пользою.

- Унижение паче гордости,- шутливо заметила Bepa Сергеевна и, оставив этот разговор, тотчас же спросила: - А что делается с вашей очаровательной больной?

- Ей лучше,- отвечал Долинский.

- Я видела ее сестру.

- А-а! Где же это?

Вера Сергеевна рассказала свое свидание с Анной Михайловной, как будто совсем не смотря на Долинского, но, впрочем, на лице его и не видно было никакой особенно замечательной перемены.

- И больше ничего она не говорила?

- Нет. Она сказала, что вы часто переписываетесь.

Тут Нестор Игнатьевич слегка покраснел и отвечал:

- Да, это правда.

- Что вы не курите, monsieur Долинский, хотите папироску?

- Нет, благодарю вас, я не курю.

- Вы, кажется, курили.

- Да, курил, но теперь не курю.

- Что же это за воздержание?

- Так, что-то надоело. Хочу воспитывать в себе волю, Вера Сергеевна,-шутил Долинский.

- А, это очень полезно.

- Только боюсь, не поздненько ли это несколько?

- Ну, mieux tard...

- Que jamais {Лучше поздно... чем никогда (франц.)}- замечание во всех других случаях совершенно справедливое,- подсказал Долинский.

- Не собираетесь в Россию? - спросила Вера Сергеевна после короткой паузы.

- Нет еще.

- А там новостей, новостей!

- Будьте милостивы, расскажите.

M-lle Онучина рассказала несколько русских новостей, которые только для нее и были новостями и которые Долинский давно знал из иностранных газет. Старая Онучина все не выходила. Долинский посидел около часу, простился, обещал заходить и ушел с полной решимостью не исполнять своего обещания.

- Что ты там сидел так долго? - спросила его Даша, встречая на крыльце, с лицом в одно и то же время и веселым, и несколько тревожным.

- Всего час один только, Дора,- отвечал покорно Долинский.

- Час! Как это странно...- нетерпеливо сорвала Дора и остановилась, чувствуя, что говорит не дело.

- Нельзя же было, Дора.

- Ну, да... очень может быть. Ну, что ж тебе рассказали?

- Ничего. Просто поклон привезли.

- От Анны? - Да.

Оба долго молчали. Даша сидела, сложа руки, Долинский с особенным тщанием выбивал щелчками пыль, насевшую на его белой фуражке.

- Что ж еще рассказывали тебе? - спросила, поправляясь на диване, Даша.

- Ничего, Дора.

- Как это глупо!

- Что не рассказывали-то?

- Нет, что ты скрытничаешь.

- О новостях говорила m-lle Vera.

- О каких?

- Ну, все старое. Я тебе все давно говорил.

- Чего ж ты таким сентябрем смотришь?

- Это тебе кажется! Тебе просто посердиться хочется.

- Первый туман,- сказала Даша, спокойно давая ему свою руку.

- Какой туман?

- На лбу у тебя.

- Ну, что ты сочиняешь вздоры, Даша!

- Не будь, сделай милость, ничтожным человеком. Наш мост разорен! Наши корабли сожжены! Назад идти нельзя. Будь же человеком, уж если не с волею, так хоты с разумом.

- Да чего ты хочешь, Даша? Даша вместо ответа посмотрела на него искоса очень пристально и с легкой презрительной гримаской.

- Я ж люблю тебя! - успокоивал ее Долинский.