Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

«Врешь, совья ты старость,
Подземная шахта!
Что там за Царь-Парус
Встает на водах-то?»

— Не видишь глазами, —
Гадай на бобах!
Я, что ли, хозяин
На грозных водах? —

Глаза-то всё шире,
А змейка-то колет…

— Спи, свет, спи, соколик! —
Уж руки как гири,

Уж ноги как гири,
Лоб налит свинцом…
Не пить ей в трактире
Чайку с молодцом!

Но спорит, но всю свою мощь собирает,
Не пальцами веки себе разрывает…
Качнется — очнется: «Ой сплю, невтерпеж!»
Какой уж, какой тут любовный крутёж!

Красный загар,
Меченый лоб.
«Дядька, пожар!»
Закрылся глазок.

Ручку разжал,
Звякнул серьгой.
— Дядька, пожар! —
Закрылся другой.

Так и спит с последним криком,
С ротиком полуоткрытым.

Весь кафтан-ему-шнуровку
Расстегнула на груди.
Держит сонную головку
На полвздоха от груди.

Дышит? — Нет?
Дышит? — Да?

Наклонила лик сусальный
Над своей грудною сталью:
Есть ли, нет ли след вздыхальный?

Да, надышан круг!
Да!

Радость — молнией
В глазах, — зóлотом!
Радость — молнией!
Горе — молотом!

«А если уж жив он, —
Чего ж он лежит-то?
А если уж дышит, —
Чего ж он не слышит?»

Бог пó морю ветром пишет!

Брови сильные стянув,
Взор свой — как орлица клюв —
В спящего вонзает.

Весь из памяти — букварь!
Растерялась Дева-Царь,
Что сказать — не знает.

В грудь, прямую как доска,
Втиснула два кулачка:
Усмиряет смуту.

— Ох, лентяй ты наш, лентяй!
И от пушечного, чай,
Не вздрогнет — салюту! —

Как бы листвой
Затрёсся дуб.

Как пес цепной
Смех — с дерзких губ.

«Агу, агу, младенец!»
Хохочет, подбоченясь.

Всё — как метлою замела!
Всё — как водою залила!

Гляди: сейчас — грудь лопнет!
Все корабли потопнут!

  — и —

Молча, молча,
Как сквозь толщу
Каменной коры древесной,

Из очей ее разверстых —
Слезы крупные, янтарные,
Непарные.

Не бывало, чтоб смолою
Плакал дуб!
Так, слезища за слезою,
Золотые три дороги
От истока глаз широких
К устью губ.

Не дрожат ресницы длинные,
Личико недвижное.
Словно кто на лоб ей выжал
Персик апельсинный.

Апельсинный, абрикосный,
Лейся, сок души роскошный,
Лейся вдоль щек —

Сок преценный, янтарёвый,
Дар души ее суровой,
Лейся в песок!

На кафтан его причастный,
Лик безгласный — кровью красной
Капай, смола!

Кровью на немую льдину…
— Растопись слезой, гордыня,
Камень-скала!

А уж под сталью-латами
Спор беспардонный начат:
— Чтó: над конем не плакала,
А над мальчишкой — плачешь?

Вихрь-жар-град-гром была, —
За всё наказана!
Войска в полон брала, —
Былинкой связана!

Войска в полон брала,
Суда вверх дном клала,
А сама в топь брела —
Да невылазную!

Кулаком славным, смуглым
Лик утирает круглый —
Наводит красоту.

Лик опрокинула вверх дном,
Чтоб солнце ей своим огнем
Всю выжгло — срамоту.

«Его Высочеству приказ:
Что в третий и в последний раз
Зарей в морскую гладь

На гусельный прибудем зов.
Прощай, Гусляр! До трех разов
У нас закон — прощать».

Всей крепостью неженских уст
Уста прижгла. (От шейных бус
На латах — след двойной.)

От сласти отвалилась в срок,
И — сапожок через борток —
В дом свой морской — домой.

Еще сталь-змея вороток дерёт,
А целованный уже вздрогнул рот:
Не то вздох, не то так, зевóта,
А всё, может, зовет кого-то…

Допрежь синих глаз приоткрыл уста:
— Эх, и чтоб тебе подождать, краса!
И не слышал бы ветер жалоб:
Целовала б и целовала б!

Оттого что бабам в любовный час
Рот горячий-алый — дороже глаз,
Все мы к райским плодам ревнивы,
А гордячки-то — особливо!

Потягивается, подрагивает,
Перстами уста потрагивает…
Напрасно! И не оглянется!
Твое за сто верст — свиданьице!

А дядька-то шепчет, козлом пляша:
«Должно быть, на всех парусах пошла!
Не всё целовать в роточек…
Давай-ка свой вороточек!»

Синей василёчков,
Синей конопли
На заспанных щечках
Глаза расцвели.

«Эй, старый, послушь-ка:
Вот сон-то приспел!
Как будто кукушку
Я взял на прицел!

Пусть зря не тоскует!
Зажмурил глазок…
И слышу — кукует:
До трех до разов».

— То не пташечка-кукушка
Куковала,
То твоя подружка
Тосковала.

Как под бурею ночной стонут снасти…
Да уж спать-то ты у нас больно мастер! —

«И вижу еще я, —
Речет сам не свой, —
Что плачет смолою
Дубок молодой.

Ветвями облапит
Как грудку-мне-стан,
И капит, и капит
Слезой на кафтан».

— Нет, Царь Лебединый,
Не дуб, не смола:
То спесь-ее-льдина
Слезой изошла. —

«И снится мне, — молвит
(Сам губочки трет), —
Что красное солнце
Мне — яблочком в рот.

Да так вот, с поклоном:
Испробуй, лентяй!»
— Царя Соломона
На сон почитай. —

Тот вздохом туманным:
«Дай сон доскажу!
За перст безымянный
Прикован — лежу.

Ай к смерти? Ай к свадьбе?
Скажи, не мытарь!»
— Эй, спать бы и спать бы
Тебе, государь!

От бабы Иосиф-то
Нагишом, — берегись!
На женском волосике
Не один уж повис! —

Не внемлет Царевич дурной ворожбе,
Сам нежную руку целует себе.

«Гадай хошь на картах,
А хошь — на бобах!
Хошь вороном каркай, —
Всё сласть на губах!»

Ты бренчи, Гусляр, задай нам пиру-звону!
Синь-то водная — что синькой подсинёна!
Исполать тебе, Царь-Буря, будь здорова!
Рот у мальчика — что розан пурпуровый!

— Веселитесь, наши верные народы!
Белогривый я ваш Царь, белобородый.
Круговой поднос, кумачовый нос,
Мне сам черт сегодня чарочку поднес!

Веселитесь, наши руки даровые!
Всé хлеба ваши я прóпил яровые!
Коли хлеба нет, будем есть овес:
Напитаемся — и личиком в навоз!