Андрей Левкин - Двойники (рассказы и повести)

Подымаясь по узкой и каменистой тропинке к Елисаветинскому источнику, я обогнал и толпу мужчин, штатских и военных, которые - как я узнал позднее составляют между чающими движения воды особый класс. Пьют они не воду, гуляют мало, волочатся мимоходом исключительно, а еще - играют да жалуются на скуку. Это петербургские мистики, по обыкновению любящие хмурую туманную погоду с моросью и вечным шуршанием в углах комнат. Тут они собираются вместе, дабы легче перенести тяготы летнего времени года.

Но вот и колодец... На площадке близ него построен домик с красной буддийской кровлей над ванной, а подальше - галерея, где гуляют и медитируют во время дождя. Несколько раненых уже сидели на лавке, подобрав костыли, бледные, грустные. Несколько дам скорыми шагами ходили взад и вперед по площадке, ожидая действия вод. Между ними были две-три с хорошенькой аурой.

А под виноградными аллеями, сплошь покрывающими скат Машука, мелькали порою пестрые шляпки любительниц уединения вдвоем: потому что всегда возле такой шляпки внутренним зрением я замечал или военную фуражку, или безобразную круглую шляпу.

На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой Арфой, торчали любители видов и наводили телескоп на Эльборус; меж ними были два гувернера со своими воспитанниками, приехавшими лечиться от золотухи.

Я остановился и, прислонившись к углу пагоды, стал погружаться в живописную окрестность, как вдруг услыхал за собой знакомый голос:

- Невкин! Давно ли тут?

Оборачиваюсь: Клубницкий! Мы обнялись. Мы познакомились с ним как-то однажды, он был ранен в мозжечок и приехал на воды с неделю прежде меня.

Клубницкий - человек не устоявшийся, носит, по странному франтовству, толстую солдатскую шинель. Он нехорошо сложен, сутул и длинноволос, что, кажется, должно придавать ему вид анахорета.

Ему можно дать за тридцать, хотя ему едва ли двадцать семь. Он являет собой типичный пример второй перинатальной матрицы, то есть - типа предродовой памяти, отпечатавшейся в его последующем сознании. Поясню, чем отличается этот тип. Ему свойственны шизофренические психозы с элементами садомазохизма и членовредительства, а также - скатологии; тревожная депрессия, невроз навязчивых состояний. Психогенная астма, тики и заикание. Конверсивная и тревожная истерия, импотенция, энурез и энкопрез.

Феноменология сих типов связана с усилением страданий до космических размеров плюс желание активного участия в жестоких битвах, сильные сексуальные оргиастические чувства. А также - культы кровавых жертвоприношений, потливость, трудности контроля сфинктеров, звон в ушах.

Под старость они делаются либо мирными помещиками, либо пьяницами иной раз и совмещая. В их душе часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии. Он никого не убьет одним словом: такие экземпляры не знают людей и их слабые струны, потому что занимаются всю жизнь только собою. Клубницкий слывет отчаянным умником, что с того? Я видел его в деле: он вещает только что не зажмурившись. Это что-то любопытное!..

Я его понял, и он за то меня не любит, хотя наружно мы и в дружеских отношениях. Я его тоже не люблю и чувствую, что когда-нибудь мы столкнемся с ним на узкой дороге.

Приезд его на Кавказ - следствие, верно, какой-то романтики. Впрочем, мы не в таких близких отношениях, хотя и встретились старыми приятелями. Я начал расспрашивать его о примечательных лицах и о здешнем образе жизни.

- Ведем мы жизнь довольно странную. Здесь кого только нет: умственно все разнообразны весьма. Материалисты - желчны, идеалисты - возвышенны. И те и другие совершенно несносны, едва только встречаются с человеком, мировоззрение которого шире какой-либо узкой школы. Нынешний год из Москвы только одна княгиня Василеостровская, но с ними я не знаком - по тем же причинам. У них не дом, а что твоя Сорбонна. Приходить туда и нарываться на высокомерное участие? Помилуй...

В эту минуту прошли мимо нас две дамы: одна уже взрослая, другая молоденькая, очень стройная. Их лиц за шляпками было не разглядеть, но одеты они были по правилам лучшего вкуса - ничего лишнего. От девушки повеяло чем-то решительно неизъяснимым - и совершенно непонятным. Впрочем, она была красива.

- Вот княгиня Василеостровская, - сказал Клубницкий, - а с нею ее дочь Мери, как она ее называет на аглицкий манер. Они здесь только три дня.

- Откуда ж ты знаешь ее имя?

- Да так, случайно слышал... - смешался он. - Признаюсь, не желаю с ними знакомиться. Эта знать смотрит на нас как на дикарей. И нет им дела, что у нас, как говорится, под нумерованной фуражкой ум, а под толстой шинелью - сердце.

- Бедная шинель, - усмехнулся я. - А кто сей муж, что подходит к ним и подает стакан?

- О, это московский же франт Райхер! Он игрок, это видно по его золотой цепи, что ползет по его голубому жилету. И еще эта борода а ля мужик, да и трость а ля дубина...

- Ты озлоблен противу всего рода человеческого...

- И есть за что...

- О, право?

Дамы отошли от колодца и поравнялись с нами. Клубницкий принял боевую позу и громко возразил мне по-французски:

- Ах, дорогой, я ж не выношу людей для ради того, чтобы не посылать их потом на... Сукой буду - для ради!

Хорошенькая княжна обернулась и подарила оратора долгим любопытным взглядом. Выражение взора было неопределенно, но не насмешливо, с чем я внутренне от души его поздравил.

- Эта княжна Мери прехорошенькая, - сказал я ему. - Сразу видно, что в ней есть генетическая предрасположенность к просветлению. При этом нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска, именно так подсознание манифестирует себя наяву, открывая возможность дальнейшему развитию нижних энергетических центров. Что до типа ее личности, то я не заметил... А что, у нее сердечная чакра включена? Это очень важно...

- Ты говоришь о хорошенькой женщине как о белом "мерседесе", - сказал Клубницкий с негодованием.

- Мой милый, - произнес я по-французски, стараясь подладиться под его тон, - кабы я б не презирал баб до того, то чтоб мне б оставалось делать после?

Я повернулся и пошел от него прочь. Гулял по виноградным аллеям, по известчатым скалам и висящим между ними кустарникам. Начало припекать, и я отправился домой. Проходя мимо кислосерного источника, остановился у крытой галереи, чтоб вздохнуть под ее тенью, и это доставило мне закономерный случай быть свидетелем сцены. Вот действующие лица: княгиня с московским франтом сидят в крытой галерее, оба заняты серьезным разговором, их поля успели уже войти в неприхотливый резонанс, несколько дребезжащий при соприкосновениях, вызывая в обоих оттенок нечаянного удовольствия. Княжна, допив уже, что ли, последний стакан, прохаживалась задумчиво у колодца. Ей было и скучно, и грустно. Так, во всяком случае, могло показаться.