Виль Липатов - Сказание о директоре Прончатове

- Никогда!

Вишняков упрямо, как молодой бычок, мотнул головой, усмехнувшись, окатил Прончатова таким холодным взглядом, из которого сделалось понятным, что парторг не принимает всего Прончатова: ему были неприятны серый костюм главного инженера, туфли-мокасины, выпуклая прядь волос на лбу, поза, накрахмаленная сорочка, запах "Шипра". Главный инженер весь - от волос макушки до туфель - был чужд Вишнякову, отдален от него, как небо от земли.

- Мне трудно с тобой говорить, Григорий! - вдррг с тоской и отчаянием проговорил Прончатов. - Tax трудно, что слов не нахожу. И что это значит: "Хороших работников гонишь, плохих выдвигаешь"? У тебя примеры есть?

- А как же! - безмятежно отозвался Вишняков. - Куренного ты со света сживаешь, а Огурцова во все дыры тычешь. Где справедливость, Прончатов?

Парторг выпрямился, привычным солдатским движением огладил складки гимнастерки, подбородок выпятил так, точно его подпирала жесткая пряжка каски.

- Вот такие дела, дорогой товарищ Прончатов!

Олег Олегович сидел грустный, словно приплюснутый к сиденью кресла тоской и одиночеством, свалявшимися на него вместе со словами Вишнякова. Да, все было бы по-другому, бороться против назначения в Тагар нового директора Цветкова было бы во сто крат легче, если бы Вишняков понял, что в мире происходит промышленная революция, а сама жизнь так стремительно изменяется, что в ней нет места не только гимнастеркам времен Отечественной войны, но и широким брюкам пятидесятых годов.

- Чепуху говоришь, Григорий Семенович! - устало сказал Прончатов. - Как можно назвать плохим работником умного, знающего, прогрессивного молодого инженера? Ты пойми: если есть в конторе Огурцов, значит будут получены и освоены новые электрические краны...

- А что краны? - мгновенно ответил Вишняков. - Я людьми занимаюсь, а не техникой... - Парторг остро прищурился. - А твой Огурцов скептик, он над всем смеется... Ну, чего ты молчишь, Прончатов!

Олег Олегович все еще грустил, думая о времени, о бесконечности. В математике бесконечность - это, например, ряд натуральных чисел, в жизни это морщины, угасание ума, дряхлость, сама смерть: вот был директор Иванов, и вот нет его! И приходят на место покойного Прончатов или Цветков, а на их место придет теперешний механик, а на место механика... Ох ты, мать честная, какие мысли могут возникать в голове, когда перед тобой сидит парторг Вишняков!

- Ну, хватит гнать бодягу! - вздохнув, сухо сказал Прончатов. - Времени у меня немного, но изволь, Григорий Семенович, выслушать пространную речь. Обвинение уж очень серьезное...

Прончатов встал, подняв руку, вяло помотал в воздухе кистью. Он так делал всегда, когда напряженно думал или разговор был ему неинтересен, неприятен; Прончатов при этом становился насмешливым, глаза у него поблескивали. Весь он был опасным, настороженно-ласковым.

- Ну вот, слушай, Вишняков! - холодно произнес Прончатов. - Меня, молодого бригадира грузчиков, тагарские бабы и мужики, то есть, по-твоему, народ, послали учиться в лесотехнический институт. Все пять лет, пока я там учился, мужики и бабы вкладывали в меня деньги, чтобы я, Прончатов, знал то, чего не знают они... - Он усмехнулся, покачав головой. - И вот я вернулся... Не кажется ли тебе, Вишняков, что народ должен потребовать обратно свои деньги, если я стану спрашивать у него, как учаливать плот или грузить лес на металлические баржи? - Прончатов прошел наискосок по ковру, резко повернувшись возле окна, встал спиной к Вишнякову. - Я советуюсь с коллективом только в тех случаях, когда речь идет о морально-этической стороне вопроса. Разве я не обратился к людям с просьбой спасти Коло-Юльский моль? Обратился, и его спасли...

Прончатов повернулся к парторгу, погрозил длинным пальцем.

- Фразы о народе чаще всего прикрывают равнодушие к народу... Ты защищаешь Куренного, хвалишь его на всех перекрестках за то, что он тесно связан с массами, а Куренной своим невежеством и демагогией приносит вред.

Прончатов подошел к Вишнякову, наклонившись, близко заглянул в покрасневшее от негодования лицо.

- Тут примитивная философия, Вишняков! Знаешь дело, хорошо работаешь народен, халтуришь, дела не знаешь - антинароден... Вот что ты на это скажешь, парторг?

- А то же самое, что и говорил, - медленно ответил Вишняков. - Меня красивыми словами не пробьешь.

Сказав это, парторг скрестил руки на груди, прищурившись, так посмотрел на Прончатова, что Олег Олегович опять затосковал: "Что с него возьмешь! Ничего не нанимает!" Досадуя, Прончатов подошел к окну, прижавшись лбом к стеклу, несколько мгновений стоял молча - спина у него была сутулая, грустная.

- Ты все путаешь, парторг, - наконец негромко произнес Олег Олегович. По твоему выражению, Вишняков, я себя выше народа ставлю... А я, Прончатов, разве не народ? - Он медленно обернулся. - Чем моя жизнь отличается от жизни сплавконторских рабочих? На Пиковском рейде десятки грузчиков зарабатывают больше меня. - Прончатов сделал два шага вперед, подойдя к Вишнякову, усмехнулся. - Ты говоришь, что я не считаюсь с коллективом, плюю на его интересы... Ну не смешно ли это, Вишняков? Ведь в этом самом коллективе работает слесарем мой младший брат Борька да семеро двоюродных сестер и братьев. Я их люблю, они мне родные люди...

Вишняков молчал. Он только упрямо мотнул головой, стиснул зубы, и в -груди у Прончатова вдруг засветился, затрепетал озорной зайчик. Ох, как захотелось ему разнести вдребезги гранитную величавость Вишнякова, хотя это походило на самоубийство - силен, еще очень силен был железный парторг Вишняков! Ох, толкаешь голову в петлю, Прончатов, ох, зарываешься, голубчик!

- Ты прав, Вишняков! - звонким голосом сказал Прончатов и повернулся перед парторгом, как манекенщица. - Прав ты на все сто процентов! Выпрямившись, Олег Олегович показал парторгу всего себя. - Ты посмотри на меня, Вишняков! Возможно разве, чтобы я, Прончатов, стал скромным? Ты глянь-ка, глянь-ка на меня, парторг!

Задирался, лез на рожон Прончатов, но Вешняков и глазом не моргнул железный он был все-таки человек. Огонь, воду и медные трубы прошел он на фронте, закалился до стальной крепости и на паясничающего Прончатова глянул вдруг веселым, умным глазом, так как второй был прищурен. Потом парторг свободно улыбнулся, пожевал губами и сказал:

- Посмотреть есть на что, Прончатов! Мужик ты видный! Весь Тагар уже говорит, что ты снюхался с племянницей Полякова. Говорят, в гости к ней ходишь, по лесу с ней гуляешь... Ой, чую: персональным делом пахнет!

Крепок, силен, упрям был Вишняков, но и Олег Прончатов был слеплен не из крупчатой муки: ничего не изменялось на его лице, когда парторг заговорил о поляковской племяннице, но внутри у Прончатова все гневно застыло. Помедлив секунду-другую, чтобы успокоиться, Олег Олегович с таким видом, точно племянница и не упоминалась, вернулся к столу, сел, положив ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и резким движением поднес к глазам часы.