Николай Гарин-Михайловский - Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906
- Название:Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Государственное издательство художественной литературы
- Год:1957
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Гарин-Михайловский - Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906 краткое содержание
В третий том Собрания сочинений Н.Г. Гарина-Михайловского вошли очерки и рассказы 1895–1906 гг.
http://ruslit.traumlibrary.net
Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Первую награду за семенное отделение, — заявил председатель, — следовало бы, казалось, назначить по качеству и количеству выставленного Князевской экономии.
Дворяне запротестовали. Их положение было действительно затруднительное. Двадцать лет князевская экономия пользовалась репутацией очень незавидной: всякое неудачное нововведение уже напоминало Князевку и вызывало веселый смех.
Глава дворян — предводитель — говорил:
— Странный ты, действительно, человек. Ну, будь ты себе там, в железнодорожном мире, ну, там Скобелевым, ну в литературном там мире, но нельзя же везде… Мы век тут живем, только и занимаемся, можно сказать, тем, что терпеливым ухом слушаем травы произрастание, и вдруг человек вздумал учить нас уму-разуму: не так, а вот как… Смешно же!
Так говорил предводитель, так говорили и все.
И вдруг теперь, когда эти все сами затеявшие выставку, затеявшие, так сказать, прорубить первое окно, теперь, когда окно это прорублено, при свете дня увидели, что тому, чему они так легкомысленно смеялись двадцать лет, приходится им же поклониться первым.
Может быть, не у одного мелькала поздняя мысль, что на свою голову вышла вся эта затея.
Как бы то ни было, но сопротивлялись горячо.
Приводились такие доводы:
— Князевская экономия не заслуживает первой награды, потому что это не доходное хозяйство, потому что владелец этой экономии человек другой специальности и в имении живет наездом.
Председатель возражал в том смысле, что вопрос как о доходности, так и о постоянном местожительстве владельца к делу награды отношения не имеет. Видя, что доводы его не убеждают дворян, председатель предложил высказаться не дворянам:
— Все они члены нашего сельскохозяйственного общества, и живут в том же уезде.
Первый заговорил крестьянин Филипп Платонович, с которым читатель уже знаком по земскому собранию.
— У нас, — печально заговорил он, — лицеприятства нет, но если говорить по правде, то кому же другому отдать первую награду? От кого мы двадцать лет учимся, как обихаживать землю? Кто завел нам новые семена ржи, овса, кто научил нас сеять подсолнух, чечевицу, люцерну, клевер? У кого первый скот, кто дает крестьянам больше доходу, кто высыпет в год сорок — пятьдесят тысяч рабочим? Куда, как в банк, идут за деньгами? Да все в ту же Князевку. И нам думается, что тут одна голая правда будет, если присудим первую награду Князевской экономии.
Когда было предложено высказаться моему компаньону, купцу Юшкову, он сказал:
— Мне, как компаньону, будто неудобно говорить. Вижу я только, что как будто здесь что то вроде того, что недоразумение есть какое-то… Так на что проще обратиться к посторонним, — вот батюшка, хозяин из немцев.
— Так что ж, господа, — предложил председатель, — надо же как-нибудь решить, — отдадимся, что ли, на суд посторонних?
Дворяне молчанием изъявили свое согласие. Встал батюшка.
— Я никого здесь не знаю. Из пятнадцати сортов семян князевской экономии, — такой коллекции нет ни у кого, — многие к тому же высшие по качеству, многие обязанные своей культурой здесь — Князевке. И все это в громадных размерах и дает населению заработок сорок — пятьдесят тысяч… Если хозяйство ведется и в убыток, то тем больше чести… Я за то, чтобы первая награда была присуждена Князевской экономии…
Немец встал и коротко заявил:
— Я согласен с батюшкой.
— Ну, значит, так и поступим, — сказал председатель.
И, подписав постановление, передал его членам-дворянам.
Успех увлек меня, и я задумал расширить дело.
Я снял пока в аренду, с тем, чтобы со временем и купить, одно большое имение на Волге.
Волга! Большая мимоезжая дорога! Каково же было мое удивление, когда, начав хозяйство в новом имении, я познакомился с местным населением и убедился, что князевцы в своем медвежьем углу являются людьми с университетским образованием в сравнении с этими наивными дикарями.
— А нашего истинного Христа изволили видеть? — чуть не с первых слов спрашивали меня крестьяне и вели в часовню.
Там, в часовне, в рост человеческий сидела деревянная кукла в женской юбке и рубахе, в какой-то безрукавке, с бумажной короной на голове.
От этой центральной фигуры по обе стороны в линию тянулись куклы поменьше, тоже в уродливых и фантастичных костюмах.
— Это что, — говорил потом батюшка, — прежде ведь все эти идолы в церкви у них стояли. Чуть не бунт был, когда перенесли их в часовню… Свечи жгут пред ними, перед ними молебен служат… Я донес архиерею, чтобы от соблазна приехать бы просто жандармам в рабочий день и увезти этих идолов.
— Почему в рабочую пору?
— Когда все в поле, а то не дадут иначе, бунт устроят.
Склонность к идолопоклонству, очевидно, так велика еще, что многие из крестьян, входя в переднюю барского дома, крестятся на какую-то стоящую в углу в капюшоне деревянную фигуру. Из-под капюшона выглядывает смеющееся веселое лицо.
— Это братец, что ли, истинного Христа? — спрашивает, перекрестившись, один крестьянин.
— Да уж хороши… Вот почитайте…
И мне дали рукопись недавно умершего священника. Тридцать лет покойник вел свой дневник. В начале своей деятельности он тоже поражен был языческим видом села, верой в предрассудки, домовых, леших, русалок и прочее.
«Истинная религия исчезает за всеми этими безбожными суевериями», — писал с горечью покойный.
Я перелистал всю рукопись. Очень интересный документ, в котором из года в год записывались всё новые и новые предрассудки, о которых узнавал покойный.
Почти на последней странице этой рукописи покойный пишет еще об одном поверий.
Вот как было дело. У крестьянина вдруг ни с того ни с сего взбесилась лошадь. Покойный, автор дневника, был приглашен отслужить молебствие покровителям скота святым Флору и Лавру.
«Зная уже, в чем дело, — пишет автор дневника, — я, отслужив молебствие, стал искать у столбов приворот. Приворот этот составляется так: желая насолить соседу именно в том смысле, чтобы лошадь у него вдруг взбесилась, нужно скатать в шарик немного сала и закатать в него отрезанный от хвоста намеченной лошади волос. Шарик этот незаметно вложить в дворовый столб. После некоторых поисков, я, действительно, и разыскал этот сальный шарик, показал его всем и бросил тут же в огонь. Само собой, что и бешенство лошади как рукой сняло».
Прочитав, я долго не мог прийти в себя. Опустив книгу, я смотрел в окно на даль Волги, на развернувшееся предо мною село, с его обитателями, произведшими на меня такое же, а может быть и еще более сильное впечатление, чем Князевка двадцать лет тому назад.
О многом думалось. И об этом покойном уже священнике, когда-то молодом, с энергией и свежестью принявшемся один в поле воевать, тридцать лет воевавшем, и вот результаты: «Само собой, что бешенство лошади как рукой сняло». Думал я о жителях этого села, о селе.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: