Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

Был в древности народ, к стыду земных племен,
Который до того в сердцах ожесточился,
  Что противу богов вооружился.
Мятежные толпы, за тысячью знамен,
Кто с луком, кто с пращей, шумя, несутся в поле.
  Зачинщики, из удалых голов,
  Чтобы поджечь в народе буйства боле,
Кричат, что суд небес и строг и бестолков;
Что боги или спят, иль правят безрассудно;
  Что проучить пора их без чинов;
Что, впрочем, с ближних гор каменьями нетрудно
   На небо дошвырнуть в богов
   И заметать Олимп стрелами.
Смутяся дерзостью безумцев и хулами,
К Зевесу весь Олимп с мольбою приступил,
   Чтобы беду он отвратил;
И даже весь совет богов тех мыслей был,
Что, к убеждению бунтующих, не худо
   Явить хоть небольшое чудо:
   Или потоп, иль с трусом * 3 Трус — землетрясение (старо-славянск.), гром,
Или хоть каменным ударить в них дождем.
      «Пождем»,
  Юпитер рек: «а если не смирятся
И в буйстве прекоснят * 4 прекоснеть — медлить, упорствовать (старо-славянск.). , бессмертных не боясь,
   Они от дел своих казнятся».
   Тут с шумом в воздухе взвилась
Тьма камней, туча стрел от войск богомятежных,
Но с тысячью смертей, и злых, и неизбежных,
На собственные их обрушились главы.

Плоды неверия ужасны таковы;
   И ведайте, народы, вы,
Что мнимых мудрецов кощунства толки смелы,
Чем против божества вооружают вас,
  Погибельный ваш приближают час,
И обратятся все в громовые вам стрелы.

Желая светлым днем вполне налюбоваться,
   Орел поднебесью летал
     И там гулял,
    Где молнии родятся.
Спустившись, наконец, из облачных вышин,
Царь-птица отдыхать садится на овин.
Хоть это для Орла насесток незавидный,
  Но у Царей свои причуды есть:
Быть может, он хотел овину сделать честь,
Иль не было вблизи, ему по чину сесть,
   Ни дуба, ни скалы гранитной;
Не знаю, что за мысль, но только что Орел
    Не много посидел
И тут же на другой овин перелетел.
  Увидя то, хохлатая наседка
   Толкует так с своей кумой:
   «За что Орлы в чести такой?
Неужли за полет, голубушка соседка?
    Ну, право, если захочу,
С овина на овин и я перелечу.
  Не будем же вперед такие дуры,
  Чтоб почитать Орлов знатнее нас.
Не больше нашего у них ни ног, ни глаз;
   Да ты же видела сейчас,
Что по́низу они летают так, как куры».
Орел ответствует, наскуча вздором тем:
   «Ты права, только не совсем.
Орлам случается и ниже кур спускаться;
Но курам никогда до облак не подняться!»

   Когда таланты судишь ты,—
Считать их слабости трудов не трать напрасно;
Но, чувствуя, что́ в них и сильно, и прекрасно,
Умей различны их постигнуть высоты.

   Лягушкам стало не угодно
    Правление народно,
И показалось им совсем не благородно
   Без службы и на воле жить.
    Чтоб горю пособить,
То стали у богов Царя они просить.
Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно,
На сей однако ж раз послушал их Зевес:
Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес,
  И плотно так он треснулся на царство,
Что ходенем пошло трясинно государство:
    Со всех Лягушки ног
    В испуге пометались,
   Кто как успел, куда кто мог,
И шопотом Царю по кельям дивовались.
И подлинно, что Царь на-диво был им дан:
   Не суетлив, не вертопрашен,
   Степенен, молчалив и важен;
   Дородством, ростом великан,
   Ну, посмотреть, так это чудо!
   Одно в Царе лишь было худо:
  Царь этот был осиновый чурбан.
Сначала, чтя его особу превысоку,
Не смеет подступить из подданных никто:

Со страхом на него глядят они, и то
Украдкой, издали, сквозь аир и осоку;
   Но так как в свете чуда нет,
  К которому б не пригляделся свет,
То и они сперва от страху отдохнули,
Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули:
   Сперва перед Царем ничком;
А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком:
  Дай попытаться сесть с ним рядом;
А там, которые еще поудалей,
   К Царю садятся уж и задом.
  Царь терпит всё по милости своей.
Немного погодя, посмотришь, кто захочет,
    Тот на него и вскочит.
В три дня наскучило с таким Царем житье.
   Лягушки новое челобитье,
Чтоб им Юпитер в их болотную державу
   Дал подлинно Царя на славу!
   Молитвам теплым их внемля,
Послал Юпитер к ним на царство Журавля,
Царь этот не чурбан, совсем иного нраву:
Не любит баловать народа своего;
Он виноватых ест: а на суде его
    Нет правых никого;
    Зато уж у него,
Что́ завтрак, что́ обед, что́ ужин, то расправа.
    На жителей болот
    Приходит черный год.
В Лягушках каждый день великий недочет.
С утра до вечера их Царь по царству ходит
  И всякого, кого ни встретит он,
   Тотчас засудит и — проглотит.
Вот пуще прежнего и кваканье, и стон,
    Чтоб им Юпитер снова
   Пожаловал Царя инова;
Что нынешний их Царь глотает их, как мух;
Что даже им нельзя (как это ни ужасно!)
Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно;
Что, наконец, их Царь тошнее им засух.
«Почто ж вы прежде жить счастливо не умели?
Не мне ль, безумные», вещал им с неба глас:

   «Покоя не было от вас?
Не вы ли о Царе мне уши прошумели?
  Вам дан был Царь? — так тот был слишком тих:
Вы взбунтовались в вашей луже,
  Другой вам дан — так этот очень лих:
Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!»

    Когда-то, в старину,
  Лев с Барсом вел предолгую войну
За спорные леса, за дебри, за вертепы.
Судиться по правам — не тот у них был нрав;
Да сильные ж в правах бывают часто слепы.
   У них на это свой устав:
   Кто одолеет, тот и прав.
  Однако, наконец, не вечно ж драться —
    И когти притупятся:
Герои по правам решились разобраться;
Намерились дела военны прекратить,
    Окончить все раздоры,
Потом, как водится, мир вечный заключить
     До первой ссоры.
    «Назначим же скорей
   Мы от себя секретарей»,
Льву предлагает Барс: «и как их ум рассудит,
     Пусть так и будет.
Я, например, к тому определю Кота:
Зверек хоть неказист, да совесть в нем чиста;
А ты Осла назначь: он знатного же чина,
    И, к слову молвить здесь,
Куда он у тебя завидная скотина!
Поверь, как другу, мне: совет и двор твой весь
   Его копытца вряд ли стоят.
    Положимся ж на том,
      На чем
   С моим Котишком он устроит».

   И Лев мысль Барса утвердил
      Без спору;
Но только не Осла, Лисицу нарядил
  Он от себя для этого разбору,
Примолвя про себя (как видно, знал он свет):
«Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет».