Влас Дорошевич - Крымские рассказы

Так всё шло тихо и мирно, как вдруг однажды рано утром меня разбудила прислуга, сказавши, что меня спрашивает какая-то дама.

Я наскоро оделся. Это была Анна Александровна взволнованная, чем-то встревоженная.

— Анна Александровна? Это вы?

— Да, я… я… Не был у вас Василий Иванович?

— Нет, а что?

— Ах, если бы вы знали, что случилось… Я нарочно прибежала сама, думала, не застану ли его у вас… Я теряю голову…

Я попросил её зайти ко мне, успокоиться и рассказать, в чём дело.

— Ужасная, прямо ужасная история!

Вчера её провожал из театра Алексеев один… У неё разболелась голова, хотели провожать все. Но она не пожелала. Зачем портить всем вечер? Её проводил один Алексеев… Всю дорогу он говорил ей по обыкновению глупости… Шутили, смеялись… Подойдя к даче, он уговаривал пройтись ещё. Ну, целовал ручки… Словом, ничего особенного… Как вдруг из калитки появился Василий Иванович… По обыкновению немножко пьяный… Но таким она его никогда не видала… Крикнул на Алексеева: «не смейте целовать рук моей жены», даже толкнул, кажется… Алексеев его вызвал на дуэль… Она убежала, заперлась, заснула только под утро… Дрожала… Василий Иванович вёл себя ужасно; переколотил массу вещей, бранился, требовал ещё вина… Словом, таким он никогда не был… А сегодня утром она просыпается, — он исчез из дома… Что ей теперь делать?

— Вы знаете, он никого из них не любит… Но к вам он относится хорошо…

Тут Анна Александровна слегка покраснела н добавила:

— Быть может, потому, что относительно вас ему не приходит в голову никаких глупостей… Ради Бога повлияйте хоть вы на него…

— Нехорошо всё это, Анна Александровна…

— Ах, я сама теперь вижу, что нехорошо… Но я его таким никогда не считала… Он всегда был какой-то странный, непонятный, экзальтированный… Ведь и эта свадьба! Он… я… мы только повенчаны… Он сам тогда пришёл, говорил: вами, Анна Александровна, увлекаются сильно, но люблю вас только я… Будьте же моей женой, я буду только вашим другом… Я же его отговаривала, — он объявил: я не буду заявлять никаких прав, но я чувствую, что без вас мне нет жизни… Говорил про то, что любовь захватила его всего, что он не в силах бороться… Говорил, что у него будет надежда медленно, капля по капле, перелить, как он выражался, любовь в моё сердце… Что, быть может, когда-нибудь я пойму, оценю… не теперь, потом… через несколько лет…

Мне вспомнились Пушкинские стихи:

— Вот-вот это самое… Это его любимые стихи. Он даже подарил мне альбом исключительно для моих только портретов… Я люблю сниматься… И там написал эти стихи… Я тогда, как следует, не подумала, мне показалось это оригинальным, я вышла замуж…

— И неужели никогда он… вы никогда не видали его, как выражаетесь, «таким»…

— Как вчера? Ничего подобного. Иногда маленькие сцены, он иронизировал, называл меня Дон Жуаном в юбке, себя звал Лепорелло, говорил, что ведёт счёт, ждёт, когда будет «mille e tre»… Ну, я уходила, не пускала его к себе, потом он просил прощения, умолял «не гнать от себя», вообще был жалок… Но вчера… этот скандал!

— Я постараюсь уладить скандал… Съезжу к г. Алексееву…

— Вы понимаете, — вдруг необыкновенно горячо воскликнула Анна Александрова, — я не хочу, чтоб это произошло… Если нужно, я сама поеду к этому мальчишке и буду умолять его отказаться от дуэли…

Я посоветовал ей пока этого не делать, кое-как успокоил, обещал заехать сказать, и едва успел выпроводить её от себя, как вошёл Василий Иванович.

Он был немного бледен, но совершенно спокоен.

— Я пришёл вас просить быть моим секундантом, — прямо начал он, — ради Бога, не вздумайте отговаривать, расстраивать, это должно быть. Не с ним, так с другим…

Я притворился незнающим, в чём дело, к выслушал то же самое, что рассказала мне и Анна Александровна.

Василий Иванович рассказывал спокойно, даже, если хотите, холодно, как человек, который всё уже решил, взвесил, обдумал и спокоен, потому что знает, что должно делать.

Оставалось только ехать к г. Алексееву, узнать его секундантов.

Кое-как в ялтинском «японском» магазине редкостей нашли пару пистолетов, отыскали доктора и решили стреляться у водопада Учан-Су, ранним утром.

К Анне Александровне я заехал только к вечеру.

Она, видимо, много плакала, даже переменилась в лице и ждала моего появления с нетерпением.

— Не обманывайте и не лгите! — сразу встретила она меня. — Они дерутся?

— Да!

— Боже! Боже! Что же это будет?!

Она заломила руки и зарыдала, упавши на диван лицом.

Я попробовал её успокоить. Советовал ей уговорить Василия Ивановича, когда он вернётся домой, но она отвечала только одно:

— Он не придёт… Он больше никогда не придёт… Я знаю его… Он больше никогда не придёт…

И она не ошиблась: Василий Иванович, действительно, не пришёл в этот вечер ни домой ни, ко мне.

Ко мне он явился только в четыре часа утра, спросил, всё ли готово, и торопил меня одеваться:

— Пора.

Мы верхами отправились на Учан-Су: я, другой секундант из «компании» Анны Александровны, взятый для полного соблюдения «формы», о которой очень заботился г. Алексеев, и Василий Иванович.

Мы поехали через Аутку, потому что по другой дороге выехал г. Алексеев со своими секундантами и докторами.

В горах было прохладно. Звонко раздавался топот коней в горной тишине. Это была какая-то священная тишина, которой никто из нас не прервал ни одним словом.

Василий Иванович был немножко бледен, но спокоен и сосредоточен. Он имел какой-то деловой вид.

Спокойно приподняв шляпу в ответ на поклон г. Алексеева и его секундантов, спокойно прошёл к водопаду и, остановившись на предпоследней площадке, деловым голосом спросил:

— Здесь?

Отсчитали шаги, зарядили оружие и поставили противников.

Г. Алексеев, видимо, бравировал, старался держаться как можно красивее и даже, становясь на место, сказал с улыбкой какую-то шутку своему секунданту.

Секундант тоже улыбнулся, но обе улыбки вышли какими-то кривыми.

Василий Иванович был серьёзен и совершенно спокоен; на наше предложение покончить дело миром, он, прежде чем г. Алексеев успел пошевелить губами, ответил:

— Нет.

И нам оставалось только скомандовать стрелять.

Пистолет г. Алексеева слегка дрожал, Василий Иванович ясным и. спокойным взглядом смотрел на противника, словно на мишень.

Скомандовали, и пара выстрелов один сейчас же вслед за другим, звучным эхом раскатились по лесистому ущелью среди неумолчного шума водопада.

Василий Иванович, медленно опуская пистолет, стоял на месте.

Г. Алексеев выронил пистолет и схватился за руку.

Доктору, впрочем, не пришлось много хлопотать с перевязкой: рана оказалась совсем пустячной.